Огневой бой. Воевода из будущего (сборник)
И все-таки они дрогнули. Из задних рядов вырвался татарин на лошади и рванулся вверх по лощине. Эх, сейчас хотя бы десяток наших конных наверху – никто бы из них не ушел. А бегство с поля боя – как лавина в горах: сорвался маленький камешек со склона, и вот уже целый поток камней несется вниз, сметая все на своем пути. Так и сейчас – бежал с поля боя один, за ним – второй, а потом и – многие. В панике татары старались поскорее покинуть это страшное место – ускакать или убежать. Но этих догоняли мои пешцы – кололи копьями, рубили саблями.
Бой почти прекратился, оставались отдельные очажки сопротивления, которые вскоре были подавлены русскими ратниками. Разгром был полный, удалось уйти не более чем сотне татар.
Я перевел дух. Победа! Первая в моей жизни победа во главе полка!
Шум боя стих.
Я стоял на склоне холма, рядом валялось тело мурзы. Поставив на него ногу, я вскинул руку и заорал:
– Победа! Мы одолели их!
В ответ раздался восторженный рев: ратники били саблями по щитам, грохот стоял невероятный.
Я подал сигнал трубачу – играть сбор у знамени. Ко мне начали стекаться воины.
Первыми подскочили ратники моего десятка, стащили с коня и стали подкидывать.
– Отпустите, чертяки, уроните, – увещевал я их – все-таки во мне сто килограммов, да железа пуд, как не более.
Наконец меня опустили на землю. Я снова взобрался на коня.
– Своих раненых перевязать, татар – добить, оружие и прочие трофеи – собрать. Для трофеев подгоните сюда подводы.
Ратники, опьяненные победой, ринулись собирать трофеи, попутно добивая раненых татар.
– Своих раненых перевязать в первую очередь! – надрывал я глотку.
Меня услышали, снесли раненых к реке и умело перевязали – чай, опыт у многих имелся.
Бойцы собрали трофеи, коих набралось на три подводы.
Я созвал бояр.
– Други мои! От всего сердца благодарность вам всем и ратникам вашим выражаю. Не подвели вы государя и воеводу своего. Низкий вам всем поклон.
Я отвесил им земной поклон, бояре тоже склонили головы.
– Однако же я должен вам сказать, что за стол пиршественный садиться рано! Не похоронены еще товарищи наши, кои жизнью своей остановили недруга. Всем, за исключением дозора, собрать тела павших воинов наших и снести на холм. Там мы их и похороним по-христиански – в братской могиле. Вместе воевали, пусть вместе и упокоятся.
Я выделил воинов в конный дозор, который встал на холмах.
Мы сняли оружие и доспехи. Все без исключения сносили тела убитых русских воинов на холм. Когда последний погибший был поднят на вершину, воины стали рыть общую могилу. Мы же с боярами пересчитали павших героев – их оказалось сто тридцать два. Бояре опознавали своих погибших, а я отыскивал на бумаге фамилию и делал отметку.
Когда эта скорбная работа была завершена, все спустились вниз, в лощину, и стали считать убитых татар. Хоронить их мы не собирались. Хищниками, волками они пришли на нашу землю, вот пусть другие хищники – волки, росомахи, воронье, наконец – обглодают их кости.
Крымчаков оказалось семьсот пятьдесят. «Ого!» – удивился я и за мной – все бояре. Соотношение разительное. Оно могло быть и не в нашу пользу, кабы не наши хитрости с проволочным заграждением да с пешцами на холмах.
Мы вернулись к месту последнего упокоения павших русских воинов. Я приказал товарищам воеводы выстроить ратных людей для прощания с погибшими. Знаменщики наклонили полковое знамя и застыли в скорбном молчании.
Один из ратников, монах-расстрига, счел молитву, и все ратники приступили к погребальному молебну. После молебна воины стали осторожно укладывать тела погибших товарищей на дно большой братской могилы, складывая им по-христиански руки на груди и закрывая лица холстиной. Мужчины, седые и юные, многие с перевязанными наспех ранами, не скрывая слез на суровых лицах, прошли по краю могилы, бросая ритуальную горсть земли.
Ратники начали засыпать могилу.
Пока работали лопатами, двое воинов топорами срубили большой деревянный крест. Я же ножом вырезал на дереве следующую надпись: «Павшие русские воины, отстоявшие землю свою от татар. Вечная вам память!»
В молчании, шурша сапогами по траве, спустились мы с холма, перешли вброд речку и вернулись в свой походный стан. Я снова взобрался на коня.
– Други мои! Победой закончилась сегодняшняя сеча, но мы разбили лишь малую часть татар. Наши товарищи еще сражаются с врагом, и нам расслабляться нельзя. Струсившие и оставившие поле боя татары могут вернуться и привести с собой свежие силы. Потому сейчас – ешьте и отдыхайте. Разрешаю выпить по чарке вина, но не более! Кого увижу пьяным, завтра самолично буду сечь плетью перед всем честным народом! Брони надеть, оружие не снимать! Возвращаемся в лагерь!
Я слез с коня, как с трибуны. Бояре недовольно сопели – привык русский народ пьянствовать после успеха. Но я хорошо помнил несколько случаев, когда татары целиком вырубали полки только потому, что все ратники были пьяны и не оказали сопротивления.
Я отдал распоряжение о высылке дозоров на три стороны и смене караулов. Хоть и были недовольны бояре и воины, но перечить мне никто не посмел. После победы меня сочли удачливым, и авторитет мой к вечеру этого дня был значительно выше, чем утром – до битвы. Кем я был утром? Неизвестный в полку вологодский боярин, о коем многие и не слыхали. Вечером же я был уже умелым полководцем, сохранившим в сече со злым и жестоким врагом большую часть полка. А удача в эти времена значила много. Удачлив – стало быть, Бог на твоей стороне, и весть об этом в войске разнесется быстро. Еще надо было учитывать, что сводный полк, который хоть и ставили не на самые опасные участки, часто погибал в боях почти полностью – из-за плохой вооруженности, необученности, да что там – несогласованности действий отдельных бояр. Почувствовав перед боем и во время него мою твердую руку, полк подобрался и действовал согласованней и лучше. Те, кто воевал в этом полку раньше, быстро это поняли.
Когда подоспела нехитрая похлебка, все поели и подняли по чаше вина за упокой душ убиенных на поле бранном и провели благодарственный молебен Господу о победе над врагом. Поскольку все устали и вымотались, то улеглись спать. Над лагерем стоял густой храп, некоторые во сне вскрикивали – видимо, по новой переживая события боя. Я тоже быстро отрубился.
А проснулся от толчка в бок. Спросонья схватился за саблю.
– Эй, боярин, ты чего? Это же я, Федька!
Рядом со мной стоял Федька-заноза и толкал меня в плечо.
– А, что случилось?
– Утро уже, гонец за тобой приехал, ко князю требует.
– Сейчас, только лицо умою.
Я умылся, оправил на себе одежду. Пока я прихорашивался, подъехал на коне Федька, ведя моего коня в поводу. Шустер – и когда только успел?
Я передал полк Денисию, отдал распоряжения. С десятком конных ратников мы помчались к стану князя. Войска вокруг поубавилось, видимо, все разошлись по отведенным местам.
У шатра князя Одоевского мы спешились, и Федька сунул мне в руку какую-то тряпку.
– Чего ты мне суешь?
– Бунчук мурзы – я срезал с древка.
Так я и вошел в шатер – с бунчуком в руке.
– Боярин Михайлов, прибыл по вызову.
– Ну, здрав буди, боярин. Как у тебя дела?
– Да вот, повоевали вчера.
Я бросил на стол татарский бунчук. Князь и его окружение удивились.
– Не слышали ничего. Постой-ка, бунчук-то тысяцкого. Ты что, тысячу побил?
Все уставились на меня.
– Не – не всю, мертвяков ихних насчитали семьсот пятьдесят.
По шатру пронесся легкий гул изумления – не врет ли?
– А своих сколько положил?
– Сто тридцать два ратника.
В шатре все притихли, наступила полная тишина, только слышно было, как за шатром вдалеке перекрикиваются воины.
– Ну-ка, ну-ка, расскажи поподробней. Не бывало еще такого.
Я рассказал о проволоке и пешцах на склонах холмов.
– А проволоку где взял? – не поверил кто-то из находившихся в шатре.