Цветы из огненного рая
Крису хотелось только одного: ударить этого человека, пусть он его начальник, заслуженный солдат, уполномоченный Новозеландской компании и основатель города. Для него капитан был только глупым и бессердечным идиотом.
– Боже мой, да прекратите же вы наконец! – набросился на него Крис. – Неужели вы не понимаете? Речь идет не о пятидесяти или сотне фунтов выкупа, речь идет о наших головах! Те Рангихаэата хочет, чтобы нас всех убили!
– Кем она была? – негромко спросил он у Кэт, когда испуганный Уэйкфилд наконец замолчал. – Она много значила для тебя, да?
– Моя приемная мать. – Голос девушки дрогнул. – Те Ронга. Дочь Те Раупарахи и жена Те Рангихаэаты. Она была всем нам матерью, всем нам дочерью… она говорила с духами…
Крис застонал.
– Прошу, поверь, мне искренне жаль, и я соболезную твоей утрате, – произнес он. – Это не должно было случиться.
Кэт кивнула.
– Ты не виноват, – сказала она. – И думаю, что никто из них не стрелял. – Она махнула рукой в сторону пленных англичан. – У землемера даже оружия не было. Многих из них я вообще не видела, то есть они сидели так далеко позади, что им пришлось бы целиться сквозь ряды своих товарищей, да и стрелять тоже. Но согласятся ли с этим старейшины?..
– Когда они примут решение? – спросил Крис.
Кэт пожала плечами:
– Ночью, не раньше. Сейчас они разговаривают… Тебе остается только ждать…
Крис откинулся назад. Запястья болели, ему неудобно было сидеть на твердой земле, и он с ужасом ждал приговора вождей, но все равно не мог отвести взгляда от девушки. Глаза у нее были насыщенного карего цвета, иногда в них мелькали янтарные искорки.
– Ты хорошо потрудилась, – осмелился произнести он. – Я про перевод. Мы… у нас все могло получиться.
Кэт с грустью кивнула:
– Все пошло не так. Те Ронга сказала бы, что мы разозлили богов, сократив повири. Но ваши люди… они не дождались даже каранга…
Каранга – клич женщины, обладавшей самым высоким рангом в принимающем племени, – завершал церемонию приветствия и создавал узы между богами и обоими племенами.
– Те Ронга крикнула бы? – спросил Крис.
– Да, она сделала бы это, – ответила Кэт. – Она всегда хотела лишь мира.
С этими словами девушка поднялась и, прежде чем Уэйкфилд успел ей что-то сказать, без всякого снисхождения взглянула на капитана.
– Вам сообщат о решении на рассвете, а до тех пор можете молиться…
В конце концов Кристофер провел адскую ночь в огороженной части площади, связанный и замерзший. Земля была там не настолько твердой, как в центре площади для собраний, ее недавно перекапывали, и его донимала сырость. Возможно, она предназначалась для сада или огорода. Кристоферу было страшно, он все думал о том, не собираются ли маори утром удобрить ее кровью.
Пленников поместили в этот загон, поскольку их там было легче охранять, а кроме того, они не мешали проводить поминальные обряды, к которым готовились на площади. Деревенские женщины всю ночь пели скорбные песни и заклинали духов. Даже пленники, ничего не знавшие о том, в какой опасности находится их жизнь, – Уэйкфилд и Фенрой решили никому не говорить, о чем именно совещаются маори, – не сумели сомкнуть глаз.
Кэт чувствовала себя не лучше. Она должна была помогать обмывать Те Ронгу, но не могла отойти от дома собраний, в котором заседали старейшины. Тоскуя, девушка сидела на земле, закутавшись в одеяло и снова чувствуя себя такой же покинутой и никому не нужной, как после смерти миссис Хемплмен. Однако теперь Кэт испытывала и тревогу: она боялась, что утром придется не только участвовать в погребении, но и, возможно, присутствовать при казни девятнадцати человек. Кэт ничего не сказала Крису, оставив ему надежду, но она хорошо знала Те Рангихаэату: если уж молодой вождь что-то вбил себе в голову, то отговорить его от этого могла лишь Те Ронга. Поэтому, если у пакеха и был хоть какой-то призрачный шанс на спасение, то дать его им мог только Те Раупараха. Последнее слово при принятии решения всегда оставалось за вождем племени. И он тоже наверняка видел, что пленники невиновны. Или нет? Конечно же, он был занят ссорой с Томпсоном…
Кэт долго ломала голову, но в итоге пришла к неутешительным выводам. Если совет старейшин потребует головы капитана Уэйкфилда и его людей, то Те Раупараха возражать не станет.
Решение было принято, когда девушка как раз провалилась в беспокойный сон. Как только старейшины и вожди вышли из дома собраний, она вскочила и подобралась ближе ко входу, чтобы, если повезет, уловить хотя бы несколько слов.
Те Рангихаэата шел рядом с Те Раупарахой.
– Ты принял правильное решение! – спокойно произнес он. – Те Ронга стоила больше, чем все сокровища в мире. Мы не можем купить ее жизнь.
Арики вздохнул.
– Но наше решение может привести к войне, – напомнил он. – Нам придется положиться на рассудительность совета старейшин… или на рассудительность их губернатора…
Те Рангихаэата фыркнул.
– Аотеароа принадлежит нам! – заявил он. – Мы запросто порубим их на куски! И завтра мы это докажем.
Кэт упала духом. Значит, приговор вынесен. Впервые за долгое время перед ее внутренним взором появился образ залитого кровью пляжа в заливе Пераки. Еще живые киты, которых рубили и резали на части… и рядом с окровавленными животными она видела Криса Фенроя. Его кудрявые каштановые волосы, которые были длиннее, чем у большинства пакеха, – их можно было завязать в пучок, как поступали воины маори… Его веселые зелено-карие глаза, в которых, когда он смотрел на Кэт, появлялось выражение, какого она прежде никогда не видела. Не похоть, но и не отсутствие интереса, а скорее некая теплота… Его приветливое, еще совсем юное лицо, загар, который скоро сменится смертельной бледностью… Его спокойные манеры, его ум… Как редко бывает, чтобы пакеха говорил на языке маори! Крис Фенрой был тохунга. По вере Те Ронги боги наделили его особым даром. Он должен находиться под их защитой. Те Ронга не допустила бы, чтобы его убили…
Кэт даже не заметила, как покинула свой наблюдательный пост. Она поняла, что тихо бредет в тени деревьев к загону, в котором держали пленников. Может быть, он спит… Она не станет будить его… Она… Девушка осторожно обошла часовых, которые, впрочем, больше интересовались скорбным пением на деревенской площади, нежели пленниками. Там все еще читали молитвы и пели, хоть уже сдержаннее, чем прежде. Почти все пленники забылись тяжелым сном. Кэт решила предоставить решение богам – или духу Те Ронги, в которого она верила больше всего: если Фенрой спит, она просто уйдет. Но если нет… Она бесшумно приблизилась к загону.
– Поти?
Негромкий голос прервал ее размышления. Крис Фенрой стоял в самом ближнем углу загона, держась за забор. Судя по всему, он пытался перерезать путы.
– Кристофер Фенрой. – Она произнесла его полное имя очень серьезным тоном, словно судья, читающий приговор.
– Они приняли решение, верно? – спросил Крис. – Они… убьют нас.
Кэт кивнула.
– Они убьют Уэйкфилда и Томпсона, – сказала она. – Но тебя – нет… ты – тохунга, ты не должен…
Крис резко выдохнул.
– Серьезно? – Он едва ли не веселился. – Лично я слышал о твоем народе несколько иное – если это твой народ. Когда-нибудь, когда мы снова встретимся на небе или на Гавайки, ты расскажешь мне, как тебя сюда занесло. Насколько я знаю, в прежние времена тохунга не только убивали, но еще и съедали, чтобы получить частичку их таланта…
– Нет!
В голосе Кэт прозвучала мука. Она и раньше не желала слушать подобные рассказы, которые никак не соответствовали той всеобъемлющей любви к мирозданию, которую исповедовала Те Ронга. И в этот миг она окончательно приняла решение. Бесшумная и невидимая, словно тень, она подошла ближе к пленнику, вытащила из-за пояса нож и перерезала путы Кристофера.
Молодой человек с удивлением уставился на нее.