Освещенные шрамами (ЛП)
Она резко села и потянулась, чтобы потрогать повязку на голове, которая перекрывала лоб и закрывала левое ухо. К ней начали возвращаться воспоминания. Каменный алтарь и ученики, столько боли…
Брин провела рукой по повязке, вспоминая резкий укол боли.
Дверь, где бы она ни находилась, внезапно распахнулась, и знакомая фигура ворвалась внутрь с едва сдерживаемым гневом. Ее зрение все еще было размыто, но хмурое выражение лица угадывалось безошибочным.
— Рангар? — спросила она сонно.
Он ухватился за деревянный поручень изножья кровати, его мышцы напряглись.
— Ты бросила мне вызов, Брин.
Она прижала руку ко лбу, когда к ней вернулись новые воспоминания, большинство из которых были полны боли, которую она не испытывала прежде в своей жизни.
— Я не совсем помню…
Его волосы упали на глаза, в которых кипел гнев.
— Я приказал тебе не делать магический знак.
Воспоминания нахлынули на нее после его слов. Магический знак. Теперь она вспомнила, как оказалась на крыше замка, когда Рангар уехал на рыбалку. Вспомнила бутылочку с зельем, учеников, прижимавших ее к каменному алтарю, пока маг Марна вырезала ей на ухе знак и шептала заклинания.
Сколько дней назад это было? Как долго она лежала без сознания на этой кровати? Теперь она заметила на прикроватном столике несколько пустых мисок из-под бульона, как будто она просыпалась и ела в течение нескольких дней, хотя ничего об этом не помнила. Она взглянула на влажную одежду Рангара… должно быть, он только что вернулся с китобойного похода и сразу же пришел сюда.
«Интересно, где находилась эта комната», — подумала она. В Барендур Холд она ни разу не видела настоящей кровати.
Осторожно разматывая повязку с головы, она спросила:
— Получилось?
Но Рангар был слишком зол, чтобы слушать ее.
— Если бы она чуть-чуть переборщила, ты могла навсегда остаться глухой. Или еще хуже. Если бы ты дернула головой не в ту сторону, она могла бы вонзить нож в твой мозг. — Он покачал головой. — Я не знаю, на кого больше злюсь, на тебя или на мою тетю.
Брин проигнорировала его ругательства и оглядела комнату, все еще пытаясь сориентироваться. Каменные стены были такими же, как в Барендур Холд, поэтому она решила, что все еще находится в замке.
Из открытого окна струился солнечный свет и свежий воздух. На деревянных полках с одной стороны комнаты лежали стопки чистых тряпок и рулоны бинтов; похоже, это была больничная палата. Это объясняло наличие кровати… она предназначалась для пациентов, которым требовался больший комфорт, чем пол.
Не обращая внимания на хмурое лицо Рангара, она спросила:
— Как я узнаю, что ритуал сработал и я могу понимать Берский?
Хмурый взгляд Рангара смягчился. Тихим голосом он сказал:
— Как ты думаешь, на каком языке мы говорили все это время?
Брови Брин удивленно поднялись. Это правда? Она прикоснулась пальцами к губам, осознав, что ее слова на языке ощущаются иначе. Теперь язык двигался не так, как на Мирском, а более гортанно. Когда по ее венам пробежала волна возбуждения, она прошептала:
— Хочешь сказать, что я владею магией?
Он хмыкнул.
— Ты выкачиваешь магию моей тети, используя ее переводной магический знак по доверенности. Это был глупый эксперимент, и мой отец не должен был позволять ей пробовать.
Но Брин проигнорировала его укоры. Правда, магия не принадлежала ей, но она все равно смогла извлечь из нее пользу. Перед ней открывался совершенно новый мир. Она могла говорить с жителями деревни и понимать их.
И это было только начало. Теперь, когда она могла общаться, могла учиться. Могла читать учебники в Барендур Холде, заниматься с другими учениками мага. «Может быть, однажды я смогу научиться творить собственные заклинания. Владеть настоящей магией, а не только заимствовать ее у магов».
Рангар обошел изножье кровати и приблизился к ней с хищной походкой. Казалось, его не тронуло ни одно из ее новых волнений. Он прорычал:
— Я должен защищать тебя, Брин. Ты нарушила приказ своего Спасителя.
Ее пронзила досада, когда она откинула одеяло.
— Я не твоя, Рангар. Я не принадлежу никому, кроме себя.
Его взгляд пробежался по ее телу и его челюсть сжалась.
— Как бы то ни было, я знаю, что для тебя лучше. Это была ошибка. Ты могла умереть.
Она спустила ноги с кровати и встала, уперев руки в бока.
— Но не умерла. И, если мне придется совершить тысячу ошибок, я сделаю это, потому что моя жизнь принадлежит мне. — Она взяла деревянную ложку из одной из мисок с бульоном и угрожающе помахала ею перед ним. — И моя личная жизнь тоже. А теперь перестань хмуриться и дай мне немного пространства!
Он прищурился. Казалось, Рангар боролся с собой, словно хотел вытащить ее из постели, перекинуть через плечо и подчинить своей воле… возможно, овладеть ее губами… или уважать ее желания.
Она бросила в него ложку. Он успел вовремя пригнуться, и грязная ложка упала на пол. Он выпрямился, сузил глаза и покачал головой, медленно проводя рукой по щетине на челюсти.
— Тебе нужно пространство? — пробормотал он пугающе низким рыком, выходя из комнаты. — Хорошо. Я дам его тебе.
Глава 20
ЗАБЛУДИВШИЙСЯ ЯГНЕНОК… ГЛУПЫЕ ЖЕЛАНИЯ… НЕВЕРНЫЙ БРАТ… НОВОСТИ ИЗ МИРА… ПЛЕННИК
Брин и Рангар не разговаривали несколько дней. Каждый занимался своим делом… она ухаживала за ягнятами на пастбище, он тренировал солдат… и лишь бросали друг на друга мимолетные взгляды, когда их пути пересекались.
Он больше не спал рядом с ней по ночам на помосте у камина, а ложился рядом с Валенденом и Треем: достаточно близко, чтобы при необходимости защитить ее, но на расстоянии. «Ну и пусть», — подумала она. Она никогда не просила его о защите. Он не раз спасал ей жизнь, но это был его выбор.
Брин не была уверена, кто из них упрямее.
Когда лето подошло к концу и по утрам становилось холоднее, народ Берсладена начал готовиться к долгим, тяжелым неделям сбора урожая, которые потребуют участия как жителей деревни, так и королевских особ.
Хотя это было изнурительное время, оно было и радостным, полным благодарности за щедрость, которая поможет им пережить зиму. Берсладен, как и большинство королевств Эйри, планировал отпраздновать начало сезона сбором урожая.
Сбор урожая в Мире всегда был самым любимым из всех ежегодных праздников, которые Брин удавалось посетить. Она обожала цветочные короны и танцы под открытым небом на подсолнечных полях; это всегда казалось более беззаботным и непринужденным, чем официальные мероприятия, проводимые в стенах замка Мир.
Но теперь ее воспоминания о Мирском сборе урожая изменились. Узнав о деспотическом правлении своих родителей, она поняла, что жители Мира празднуют предстоящий сбор урожая, над которым они усердно трудились все лето только для того, чтобы его конфисковали правители.
Брин надеялась, что сбор урожая в Берсладене сотрет прошлое и подарит новые счастливые воспоминания. Она хотела бы потанцевать с Рангаром на полях подсолнухов, если он перестанет быть таким требовательным…
Однажды утром погода была достаточно хорошей, чтобы она смогла отвести четырех ягнят пастись на пастбище в холмах, возвышающихся над Барендур Холд. Это был утренний поход, и, откинувшись в траве на солнце, наедине со своими мыслями, она закрыла глаза и представила себе поля внизу, наполненные музыкой и весельем.
«Все наденут самое лучшее. Ленты и цветы в волосах женщин. Может быть, она забредет подальше от толпы в лес, и Рангар будет ждать ее под дубом. Он притянет ее к себе. Его губы наконец-то прикоснутся к ее губам…»
Раскат грома вывел ее из задумчивости. Она коснулась задней части шеи, которая порозовела от греховных мыслей. Откашлявшись, Брин посмотрела на небо. С океана надвигались тяжелые тучи. Она должна вернуть ягнят в сарай, пока не разразилась буря.
— Пойдемте. — Когда пошел мелкий дождь, она собрала своих подопечных с помощью посоха. Она нашла двух ягнят, отдыхающих на теплом камне, и еще одного, поедающего цветы. Но как ни старалась, она не могла найти четвертого ягненка.