Вперед в прошлое 6 (СИ)

Алиса сжала челюсти и прошипела:
— Я ему сама яйца отрежу! Урод, блин. — Помолчав немного, она его передразнила: — Ну что тебе терять, не ломайся, ну давай, задирай юбку. Тьфу!
— Вот урод! — воскликнул Рамиль. — Убью гад!
— Тш-ш! — вскинул руки я. — Давайте вы пообещаете, что на территории школы чудить не будете?
— Чего это⁈ — вызверился Рамиль.
— Того, что у дрэка проблемы из-за той нашей разборки, и его пытаются сместить. А если сместят, на его место поставят Джусь, отчего все нормальные учителя разбегутся, да и нам будет невесело. Хитростью действовать надо. Ну или после уроков поймать Афоню и нахлобучить. Раз, другой, третий, потом сам из школы свалит. Кстати, Дорик есть?
— Дорофеева не видел, — ответил Памфилов и захлопнул рот, указывая на дорогу.
По тротуару в школу как ни в чем не бывало шли Дорик и Афоня. Рамиль рванул к ним, остановился на другой стороне дороги и заорал:
— Ку-ка-ре-ку-у-у! Доброе утро пэтухам!
Малышня остановилась и захихикала, не понимая, кого ругают, Рамиль повторил:
— Дорик и Афоня — петухи! Пусть все знают! Опущенные твари!
Афоня остановился и зыркнул на Рама, но Дорик схватил его за руку, увел. Вот уж кто заслужил травлю, так это они. Рам, стоя там же, ударил кулаком о кулак.
— Руки так и чешутся!
— На обратном пути подкараулим, — сказал я громко, чтобы они услышали.
Им ни в коем случае нельзя участвовать в потасовках — сразу же закроют. В принципе, Рамилю — тоже. Тимофей, видимо, понял из реплики Алисы, что произошло, переспрашивать не стал.
— Идем за ними! — предложил Рамиль.
— Нет, — отрезал я. — Сесть хочешь?
— Да мы только припугнем! — попросил Димон Чабанов, и мы выдвинулись в школу.
Афоня обернулся, увидел идущую следом толпу, шепнул что-то Дорику, и они ускорили шаг, а Рамиль не унимался, орал им в спину:
— Если сядешь, тебя опустят!
— Мальчики, чего вы это? — донеслось из-за спины, я обернулся и увидел Лихолетову и Подберезную.
Илья тоже заметил предмет обожания, остолбенел и от волнения аж взмок.
— А правда, что у вас есть база, где можно тусоваться? — спросила Лихолетова, колыхнула грудью. — И вы там в приставку режетесь?
— Мы там подтягиваемся, отжимаемся, деремся и делаем уроки, — осадила ее Гаечка, типа, нам чужих не нужно. — И партнер для спарринга у меня уже есть.
— А мы слышали, что и играете, — вкрадчиво проговорила Подберезная и уставилась на меня влажными глазами — чуть прищуренными, карими в зеленую точку. — Я ни разу не играла. Можно и нам к вам? Разочек?
Инна чуть приоткрыла рот, и аж сердце зачастило. Проклятая физиология! Вот интересно, ее учили так себя вести, или это у нее к крови? Лихолетова, вон, — баба бабой, Инна же утонченно-эротичная, воздушная. Будто бы естественная, и кажется, что в ней нет пошлости, хотя ее интересуют только деньги.
— У Ильи спрашивай, — отмахнулся я. — Это его приставка.
— Да? А Саня сказал…
Скосив взгляд на Кабанова, она смолкла. Сдала информатора! Саня же втянул голову в плечи и покраснел, стукнул себя по губам и виновато развел руками. Инна шагнула ко мне, чуть склонила голову и прошептала — ее горячее дыхание обдало ухо:
— Я никому не скажу. Честно-пречестно!
Поймав полный боли взгляд друга, я отступил на шаг и припечатал:
— Спрашивай у Ильи.
Инночка обернулась, сложила руки на груди. Райка Лихолетова сделала так же. Чувствовалось, что Илья хочет только Инну, но против Лихолетовой, поведением напоминающей наглую и крикливую ворону. Но раз уж такой шанс выпал, сказал:
— Не против, конечно.
Гаечка закатила глаза, шевельнула губами, и я понял — выругалась.
Томно вздохнув, Инна переместилась к Илье и обняла его — он обомлел и стал пунцовым. Представляю, что он сейчас испытывает, и тело может выдать его радость не тем способом, что ему хотелось бы. Но Лихолетова полезла обниматься после Инны и остудила его пыл. Райка поцеловала его в щеку, оставив отпечаток розовой помады.
Мимо шла Желткова, постриженная еще короче, чем обычно. Остановилась, разинув рот, и в упор уставилась на меня томным взглядом. Аж неприятно стало, что на меня запала самая стыдная одноклассница и ведет себя столь откровенно.
 
Мы пошли в школу вместе с девчонками. Гаечка плелась позади и недовольно сопела, потому что, если в компании появляются другие девушки, почти все девчонки воспринимают их как конкуренток.
Во дворе мы замерли, наблюдая, как наша гопота — Чума, Плям, Барик и еще двое из параллельного класса идут позади Афони с Дориком, по очереди подбегают, плюют им в спину и отскакивают. В конце концов Афоня, который долго был в авторитете, не выдержал, погнался за Чумой, а тот припустился, визжа раненым поросенком. Пока Афоня бегал, Барик и Плям заплевывали Дорика, теснили его к школьной двери, а стоящая там дежурная физичка — не наша, та, что у параллельного класса — отвернулась и сделала вид, что ничего не видит.
Дорик пятился к порогу, гопники его теснили. Рамиль не выдержал и рванул к ним, вопя:
— Братва, гаси петуха!
Дорик прижал к себе заплеванный рюкзак и спасся в школе. Чума спросил у Рама:
— Ты че, хочешь стать законтаченным? Опущенных можно трогать только…
— В курсе. Просто шугануть хотел, — ответил Рамиль, пожал руки хулиганам.
Случилось невиданное и неслыханное! Они признали Рамиля равным, хотя в той реальности дрались с ним не переставая. Вот только рассчитывать, что по щелчку Чума станет нормальным человеком, не стоит. Барик тем более не станет, на конкурсе гнилушек нашего класса он точно займет третье место после Райко и Барановой.
Гопники действовали, как стая львов, загоняющих буйволов: разделили стаю и сосредоточились на попавшем в окружение Афоне. Он же вел себя, как буйвол: кидался на одного, упрощая задачу нападавшим. Его не били — плевались и пинали под зад. Афоня оглядывался затравленно, пытался пробиться к школе, а гопники не пускали, роготали, оскорбляли его и теснили к уличному туалету.
Насиловать его они вряд ли будут, опустят другим способом — повозят мордой по обгаженному полу. Сообразив, что они задумали, Афоня рванул к школе с криком:
— Помогите!
Крик адресовался Вере Ивановне, которая шла в школу вместе с нашей Еленочкой. Классная сделала вид, что ничего не происходит, Вера Ивановна ринулась к гопникам спасать Афоню. Она не вела в старших классах и, наверное, не знала, кто это и за что его травят.
Я ринулся ей наперерез, схватил за руку.
— Стойте! — Она дернулась вперед и возмутилась:
— Они ж убьют этого мальчика!
— За дело. Это тот, что пытался изнасиловать…
Пыл Веры Ивановны остыл. Но вмешательство взрослого спасло Афоню, он рванул к школе, испуганно оглядываясь. К тому же вдалеке замаячил дрэк, и гопники сразу же присмирели: «А мы что? А мы ничего, гуляем тут, цветочки нюхаем».
Пожалуй, впервые в жизни я был на стороне гопников.
— Это Афоненко, Дорофеев или Ростовчук? — спросила Вера Ивановна, которая слышала о преступлении, но фигурантов не знала.
— Афоня. Почему его не отчислили? — задал я риторический вопрос.
— Это не так просто сделать, — вздохнула Вера Ивановна.
Когда дрэк поравнялся с нами, все с ним дружно поздоровались, он на всякий случай погрозил кулаком собравшимся, а я понял, что все еще держу за руку учительницу, меня бросило в жар, и пальцы разжались.
— Доброе утро, Геннадий Константинович! — бодро произнес Чума и улыбнулся, демонстрируя пеньки зубов.
Наши стояли в сторонке и поглядывали с интересом на директора, который постарел, осунулся, даже походка его изменилась. Я спросил у Веры Ивановны:
— Правда, что Геннадия Константиновича хотят уволить после того случая?
Она пожала плечами, подумала, говорить или нет, и все-таки сказала:
— Ходят такие слухи.
Дальше я блефанул — зная гнилой характер Джусихи, предположил:
— А правда, что Людмила Кировна приложила к этому руку?