О мышах и людях. Жемчужина (сборник)

Горбун ощупал свою спину.
– Никогда не видал, чтоб кто-нибудь в самом деле купил ранчо, – сказал он. – Я видывал людей, которые чуть с ума не сходили от тоски по земле, но всегда веселый дом или игра в карты брали свое. – Он поколебался. – Ежели вы, ребята, захотите иметь дарового работника, только за харчи, я с охотой пойду к вам. Не такой уж я калека, могу работать как зверь, ежели захочу.
– Вы Кудряша не видали, мальчики?
Все трое живо обернулись. В дверь заглядывала жена Кудряша. Лицо ее было ярко нарумянено. Губы слегка приоткрыты. Дышала она тяжело, словно после бега.
– Кудряш сюда не заходил, – сказал Плюм, поморщась.
Она стояла в дверях улыбаясь и потирала пальцами ногти на другой руке. Взгляд ее скользнул по их лицам.
– Они оставили здесь всех немощных и скорбных душой, – сказала она наконец. – Думаете, я не знаю, куда все уехали? И Кудряш тоже. Знаю я, где они сейчас.
Ленни смотрел на нее с восхищением, но Плюм и Горбун хмуро отводили глаза, избегая встречаться с ней взглядом.
Плюм сказал:
– Ну, уж ежели вы все знаете, тогда зачем спрашиваете, где Кудряш?
Она смотрела на них, забавляясь и посмеиваясь.
– Вот умора, – сказала она. – Ежели я застаю которого-нибудь из мужчин одного, мы отлично ладим. Но ежели их двое, они и разговаривать со мной не станут. Знай только злобятся. – Она перестала тереть ногти и уперла руки в бедра. – Вы все боитесь друг друга, вот что. Всякий боится, что остальные против него чего-то замышляют.
Наступило молчание. Потом Горбун сказал:
– Пожалуй, вам лучше уйти домой. Мы не хотим неприятностей.
– А какие вам от меня неприятности? Думаете, мне не хочется хоть иногда поговорить с кем-нибудь? Думаете, охота мне дома сиднем сидеть?
Плюм положил культю на колено и осторожно потер ее ладонью. Он сказал сердито:
– У вас муж есть. Нечего вам тут ходить да закидоны другим мужчинам делать, через это только одни неприятности происходят.
Женщина взбеленилась:
– Ну конечно, у меня есть муж. Вы все его знаете. Хорош, правда? Все время грозит, что расправится с теми, кого не любит, а сам не любит никого. Думаете, мне охота сидеть в этом паршивом домишке и слушать про то, как Кудряш врежет два раза левой, а потом наповал правой? «Врежу ему разок, – говорит, – и он сразу с копыт долой». – Она умолкла, и лицо ее вдруг оживилось. – Скажите, как это у Кудряша рука повредилась?
Последовало неловкое молчание. Плюм украдкой глянул на Ленни. Потом тихонько кашлянул.
– Ну… Кудряш… Рука у него в машину попала. И он поранился.
Она посмотрела на них и засмеялась.
– Враки! Чего вы мне голову-то морочите! Кудряш устроил какую-то заварушку, а расхлебать не сдюжил. Рука в машину попала – враки! Да ведь он никому не врезал с тех пор, как у него рука искалечена. Так кто же искалечил?
Плюм повторил угрюмо:
– Рука в машину попала.
– Ну уж ладно, – сказала она с презрением. – Ладно, прикрывайте его, ежели вам охота. Мне-то что? Вы, бродяги, много об себе воображаете. По-вашему, я ребенок! А ведь я могла уехать отсюдова и играть на сцене. Не раз была у меня такая возможность. Один человек обещал мне, что я буду сниматься в кино. – От волнения она едва перевела дух. – Субботний вечер. Никого нету, все развлекаются кто как может. Все! А я как развлекаюсь? Стою здесь и треплюсь с бродягами – с негром, с дураком и со старым вонючим козлом, да еще радуюсь, потому как окромя них здесь ни души нету.
Ленни глядел на нее разинув рот. Горбун скрылся под своей обычной личиной холодного достоинства. Но старик Плюм вдруг словно преобразился. Он решительно встал и изо всех сил пнул ногой бочонок, на котором сидел.
– Ну, с меня довольно, – сказал он со злостью. – Вас сюда никто не звал. Мы вам сразу так и сказали. И я хочу вам еще сказать, что у вас неправильное понятие об том, кто мы такие. У вас меньше мозгов, чем у курицы, она и то поняла бы, что мы не совсем болваны. Пущай вы нас выгоните. Пущай. Думаете, мы станем бродить по дорогам, снова искать грошовых заработков, вроде как здесь? Вам, поди, и невдомек, что у нас есть собственное ранчо и собственный дом. Нам незачем здесь оставаться. У нас есть дом, и куры, и сад, и там во сто раз лучше, чем здесь. И друзья у нас тоже есть. Может, было время, когда мы боялись, как бы нас не выгнали, но теперича ничуть не боимся. У нас есть свое ранчо, наше собственное, и мы можем туда хоть нынче переехать.
 
Женщина засмеялась.
– Враки, – сказала она. – Много я вас тут перевидала. Ежели б у вас был хоть грош за душой, вы купили бы на него самогонки и выпили ее до последней капли. Знаю я вас.
Лицо Плюма побагровело, но, прежде чем она умолкла, он кое-как совладал с собой. Теперь он стал хозяином положения.
– Так я и думал, – сказал он невозмутимо. – Пожалуй, вам лучше убраться восвояси. Нам не об чем толковать. Мы свое знаем, и нам плевать, что вы об этом думаете. Так что, стало быть, лучше вам просто-напросто уйти отсюдова. Кудряшу, наверно, не больно-то понравится, что его жена болтает в конюшне с побродягами.
Она переводила взгляд с одного лица на другое, и все они были замкнуты. Дольше всего она смотрела на Ленни, и наконец он в смущении потупился. Вдруг она сказала:
– Откудова у тебя на харе эти ссадины?
Ленни виновато поднял голову.
– У кого… у меня?
– Ну да, у тебя.
Ленни поглядел на Плюма, не зная, что сказать, потом снова потупился.
– У него рука в машину попала, – сказал он.
Женщина расхохоталась.
– Ну ладно. Пущай в машину. Я с тобой еще потолкую. Страсть до чего люблю этакие машины.
– Оставьте его в покое, – сказал Плюм. – Не вздумайте втянуть его в заваруху. Я скажу Джорджу, чего вы тут языком натрепали. Джордж не даст вам втянуть Ленни в заваруху.
– А кто таков этот Джордж? – спросила она Ленни. – Тот маленький, с которым ты пришел вместе?
Ленни весь расплылся в улыбке и ответил:
– Да, он самый. И он обещался, что позволит мне кормить кроликов.
– Ну, ежели тебе только этого и хочется, я сама могу найти пару-другую кроликов.
Горбун встал и повернулся к ней.
– Ну, будет, – сказал он, озлобясь. – Вы не имеете правов входить к черномазому. И не имеете правов подымать здесь шум. А теперича – уходите, да живо. Ежели не уйдете, я попрошу хозяина, чтоб он вовсе запретил вам совать нос в конюшню.
Она презрительно глянула на него.
– Слышишь, ты, черная образина, – сказала она. – Знаешь, чего я могу сделать, ежели ты еще хоть раз пасть разинешь?
Горбун бросил на нее унылый взгляд, потом сел и умолк.
Но она не отступалась.
– А знаешь, чего я могу сделать?
Горбун словно уменьшился в росте и спиной прижался к стене.
– Знаю, госпожа.
– Так памятуй свое место, черномазая образина. Мне так легко сделать, чтоб тебя вздернули на первом же суку, что это даже и не любопытственно.
Горбун вовсе сник. Он стал каким-то незаметным, безликим.
Мгновение женщина глядела на него, будто ждала, не шевельнется ли он, чтоб снова на него напуститься, но Горбун сидел неподвижно, отворотясь, и словно скрылся под личиной безразличия. Наконец она повернулась к двум остальным.
Старик Плюм не сводил с нее глаз.
– Ежели вы это сделаете, мы тоже скажем, – произнес он негромко. – Скажем, что вы врете про Горбуна.
– Ну и хрен с тобой! – закричала она. – Никто не станет тебя слушать, ты сам это знаешь. Никто!
Плюм присмирел.
– Да, – согласился он. – Нас никто не слушает.
– Хочу к Джорджу, – захныкал Ленни. – Хочу к Джорджу.
Плюм подошел к нему вплотную.
– Не бойсь, – сказал он. – Уже слыхать шум, они подъезжают. Джордж сейчас будет в бараке. – Он повернулся к женщине. – А вы шли бы лучше домой, – сказал он спокойно. – Ежели уйдете, мы не скажем Кудряшу, что вы были здесь.
Она смерила его взглядом.
– А почем я знаю, может, ты никакого шуму и не слыхал.
– Зачем же рисковать, – сказал он. – Ежели не знаете, все одно лучше подальше от греха.