Предатель. После развода (СИ)

Герман подрывается после слов Алины, грубо хватает ее за предплечье и тащит прочь:
— Я тебе сказал оставить нас!
Вот так. Сначала тайные звонки, подарки, романтичные ужины, пока жена у родителей проводит выходные, горячий секс, а потом грубость и даже ненависть в глазах, которых вот только пять минут назад вспыхивало томное желание.
Какие нехорошие жены. Все портят.
Другие посетители косятся на Германа, который буквально выволакивает Алину из главного зала в фойе.
Все кончено.
Придвигаю тарелку Германа с румяным стейком и гарниром из спаржи к себе. Я кормящая мамочка, и никто не отменит этот дикий жор. Даже измена мужа. Отрезаю кусок мяса, лезвие ножа неприятно скрипит по фарфоровой тарелке.
Все кончено.
Я любила, и хотела семейного счастья и уюта, в котором можно спрятаться от всех невзгод.
Отправляю кусок мяса в рот и тщательно жую, игнорируя любопытные взгляды, в которых можно прочитать недоумение, сочувствие и напряжение. Будет ли громкий скандал?
Но скандалят те, у кого есть надежда.
А у нас все кончено.
Я разведусь с Германом. Возможно, во мне нет женской мудрости, которая позволила бы перевоспитать мужа и сохранить семью.
Жую сладковатый кусочек мяса и наблюдаю, как Герман размашистым шагом возвращается ко мне. Высокий, широкоплечий и суровый красавчик с темными хищными глазами.
— Анфиса, — вот он уже стоит у стола и смотрит на меня тяжелым взглядом, — ты должна была быть у матери с отцом. Какого черта…
Глава 3. Давай будем взрослыми
Два года назад
— Анфиса, да послушай ты меня!
Герман рывком разворачивает меня к себе. Злющий, как черт:
— У нас же дети!
— О детях ты не думал, когда завел любовницу, — всматриваюсь в глаза Германа. — Никто тебя их не лишит, но разводу быть, Гера.
— Прекрати, Анфиса, — сжимает мое предплечье, когда я хочу вырваться из его захвата. — Но ты не можешь отрицать, что в постели у нас…
— Замолчи, не закапывай себя еще глубже, — цежу сквозь зубы. — И оправдания мне твои не нужны. И разговоры тоже. Любишь? Тогда ты сейчас поедешь домой, соберешь свои вещи и свалишь нахрен…
— Анфиса, — глухо рычит он.
— После выходных мы пойдем чинно и мирно к адвокату, начнем оформлять документы на развод без споров, скандалов и угроз, — взгляда не отвожу. — Запускаем процесс и, — приподнимаю подбородок, — и после нас ждет серьезный разговор с родственниками, с сыном, а Афинка маленькая, — мою глотку все-таки схватывает болезненный спазм.
Маленькая, но скучать будет.
— Анфиса, послушай меня…
— Да нечего тебе сказать! — рявкаю я. — Нечего, раз ты начал с самого отвратительного! С того, что у нас что-то не так в постели! Глубокой глотки не было? Вот какое у тебя оправдание? Ты порнухи пересмотрел?!
Мимо с круглыми глазами проходит пожилая женщина с красным платком на шее. Да, мы решили посраться на тротуаре у парковки ресторана, и мне пофиг. Мне нестыдно. Моя семья разрушена.
— Мы можем поговорить, Анфиса.
— Давай сразу уясним, — хватаю его лацканы пиджака, — я не буду оспаривать того, что я бревно в постели, что не сосу, как пылесос, что не подставляю жопу и что ты такой весь бедный несчастный и недотраханный, — в тупой ярости вглядываюсь в его глаза. — Я не буду спорить и принимаю твою правду, поэтому отпускаю на все четыре стороны в поисках огненного секса.
И я вижу в его глазах осознание того, что он зря ляпнул о наших проблемах под одеялом. Это подлый и низкий прием, который затрагивает женские комплексы и страх, что ее неопытность — причина всех проблем с мужем.
А меня сейчас тема секса злит, потому что мужики совсем уж охамели, решив, что их тяга к экспериментам и неудовлетворенность оправдывает ложь и любовниц.
— Ты меня прекрасно знаешь, Гера, — недобро щурюсь на молчаливого мужа. — Я не боюсь остаться с двумя детьми, и давить на эту тему не стоит.
— Ты-то справишься, — он усмехается, — а они? Им не нужен отец? Уж тебе ли не знать, что в каждой семье случаются кризисы и все можно решить, если есть желание.
 
Вот мудак.
Это он сейчас про моих родителей, а именно про мою маму, которая смогла принять и полюбить внебрачную дочь отца. И эта женская самоотверженность действительно спасла нашу семью и возродила доверие, но в Германе нет того, что тогда было в моем отце.
В моем отце был надрыв.
А в Германе много самодовольства и чувства безнаказанности.
— Вот оно что, — усмехаюсь я. — А во мне нет этого желания что-то сохранять между нами. И я не моя мама, Герман, а ты — не мой отец. И нас ждет развод. Хорошо, давай устрой мне головомойку, потрепи нервы, только ради чего?
Герман разжимает пальцы, смотрит на меня сверху вниз и молча хмурится, а затем говорить:
— Ты готова ради своей гордости все разрушить? Я мужчина, Анфиса…
— Вот я и облегчаю тебе жизнь, дорогой, — смеюсь. — Развожусь, и бегай спокойно по бабам сколько душе угодно.
Прелесть. Какие глупые оправдания у моего мужа: пресный редкий секс и его мужское эго.
Грудь ноет, и я чувствую как намокают вкладыши в бюстгальтере от молока. Время кормить свою крошку, а я торчу с Германом у парковки.
Все кончено.
И Герман это прекрасно понимает, поэтому он пытается хоть за что-то зацепиться, чтобы царапнуть меня, а я не царапаюсь.
Я приняла решение, и он может лишь усложнить мне жизнь скандалами и угрозами.
— Я дам тебе время на подумать, — Герман нервно и немного дергано поправляет галстук. — Ты сейчас на эмоциях… У тебя еще гормоны бушуют.
А у меня ни слезинки.
Это, конечно, плохо, потому что потом может накрыть в любой момент паникой, тоской и ужасом, но сейчас я закрылась.
— Ясно, — усмехается. — Ты ведь рогом теперь упрешься, чтобы доказать, как ты обиделась.
— Собери вещи, — встаю на цыпочки и ищу в его зрачках хоть искру вины передо мной. — Давай организуем все тихо. И подойдем к разводу, как взрослые люди.
Из-за угла ресторана появляется его краса Алина. Видимо, она очень непослушная девочка и отказывается вот так просто взять и уйти.
Да и к тому же глупо упускать такой момент. Жена все узнала, ратует за развод с “пусей”, поэтому нельзя оставлять Германа.
— Ты ведь пожалеешь об этом, — он выдыхает через раздутые ноздри. — Все можно решить, ты просто не хочешь. Может, тебе стоит побеседовать на эту тему с мамой, а? Поучись у нее. Она ведь приняла то, что твой отец в первую очередь мужчина.
Глава 4. Уходи
Два года назад
— Папа больше не живет с нами… Мы расходимся.
Борька молчит и раздувает ноздри.
Герман эти дни уговаривал меня подумать, дать ему время, просил не быть такой упрямой сукой и подумать о детях.
— Он все еще ваш папа, — продолжаю я. — Просто мы приняли решение разойтись.
Не надо одиннадцатилетнему мальчику знать того, что его папа больше с нами не живет из-за походов налево.
— Нет! — рявкает Борька.
— Борь, — тихо говорит Герман. — Мы дадим тебе выбор, с кем ты останешься…
Я аж теряю дар речи, потому что вот этого я с Германом не оговаривали. Борька останется жить со мной, а его отец станет воскресным папулей.
— Он останется со мной, — шепчу я.
— Он уже может решать, с кем жить, — Герман переводит на меня бесстрастный взгляд. — Афинке ты еще нужна без вопросов, Фиса. А Борис…
— Это низко, Гера… Он мой сын.
— И мой, — Герман щурится. — Сын, а не собственность, и имеет право на выбор.
Меня начинает потряхивать, потому что он прав. Наш сын имеет право на выбор постоянного проживания, и я не должна сейчас истерить и скандалить. Я же умная и современная женщина.
Юорька поднимается с ковра на ноги, смотрит сначала на меня, потом на Германа и кричит:
— Нет!
И выбегает из гостиной. Острые коготки вины скребут сердце.
Может, я зря встала в позу перед мужем в вопросе развода?