Предатель. После развода (СИ)

— Я рада с тобой познакомиться, — Диана не собирается сдаваться. Она, видимо, решила довести Афинку до истерики. — Твой папа мне очень много о тебе рассказывал. Говорил, что ты умненькая, красивая и хорошая девочка.
Может, какая-нибудь затюканная девочка и купилась бы на вот такую похвалу и растаяла, но не Афинка.
Афинка прекрасно знает, что она замечательная и самая лучшая девочка на свете, и ей не нужна похвала от “новой тети”.
— Да, я хорошая девочка, — Афинка щурится сильнее. — И что?
Я замечаю, что Диана все же на секунду теряется от Афинки, которая не сдается под сладкими речами и милыми улыбками.
А ты как хотела?
Ты покусилась на ее папочку, который должен быть только с ее мамочкой. Ты враг, а не друг.
— Я тебе кое-что принесла, — Диана внимательно заглядывает в сердитое лицо с красными щечками. — В честь нашего знакомства.
Она поднимается на ноги, и Афинка цепко, как настороженный зверек, следит за каждым ее движением. Может, раздумывает, а можно ли ее пнуть ботиночком.
Да, я прекрасно понимаю, что она ничего плохого не сделала, но такое чувство, что она крадет у нас отца, а мы ничего не можем сделать.
Диана садится на скамью рядом с Афинкой, кладет на колени сумку и медленно расстегивает ее.
Специально медлит, чтобы заинтересовать свою маленькую жертву, которая даже маминым хитростям не всегда верила.
— Может, угадаешь, что я тебе принесла?
Диана расстегивает сумку до половины и останавливается, а мне остается только лишь закатить глаза.
— Нет, — твердо и упрямо отвечает Афинка.
— Я тебя поняла, — Диана смеется, — какая же ты милая.
— Нет! Не милая!
— Хорошо! — с ласковым смехом соглашается. — Как скажешь. Значит, ты у нас маленькая и жуткая? Да?
— У нас? — я в негодовании приподнимаю бровь и кошусь на Диану. — Какие еще нас?
— Да не бурчи ты, — Диана лезет в сумку. — Так-так-так… Неужели я забыла? — в лживом испуге охает она и делает вид, что обеспокоенно шарится в сумке.
Афинку и таким не проймешь.
Она молча смотрит на Диану исподлобья.
Новая тетя папы ей, вероятно, не очень понравилась, но есть риск, что Диана сможет переломить ситуацию в своих интересах.
Афинке всего лишь три года. Да, она настороженная, однако дети редко держат перед взрослыми оборону.
— А нет, взяла, — Диана облегченно выдыхает и достает из сумки небольшого игрушечного мишку.
Симпатичный, надо признать. Чуть больше ладони и с красивым бантиком на шее.
— Привет, Афиночка, — Диана двигает лапкой. — Меня зовут Мишутка.
Афинка фыркает, как обиженный жеребенок, отворачивается от Дианы и утыкается мне в грудь:
— Фу.
Я приобнимаю ее и с вызовом смотрю на Диану, которая растерянно закусывает губы.
— Мишутке было обидно за твое “фу”, — немного хмурит брови.
— Мишутке пофиг, — отвечаю я, — потому что это всего лишь игрушка.
— И у меня много игрушек, — бубнит в мою куртку Афинка.
— Значит, с игрушкой не угадала, — Диана прячет мишку в сумку.
Интересно, поплачется ли она папе, что Афинка не оценила ее подарочек по достоинству? Будет ли она капать ему на мозги, медленно, но верно вызывая в нем в нашу сторону раздражение.
— Уходи, — шипит Афинка, пауза и зло рычит, — дура.
На крыльцо подъезда выбегает мама. Поправляет шарф на голове, запахивает пальто и застывает, заметив Диану, которая поднимает руку в приветствии:
— А вот и ваша мама…
— Мама? — Афинка отшатывается от меня, спрыгивает со скамьи и неуклюже бежит через детскую площадку. — Мама!
— Присоединяюсь к словам младшей сестры, — перевожу злой и ревнивый взгляд на Диану, — тебе стоит уйти. Ты тут лишняя.
— Я понимаю, вам сложно…
— Нихрена ты не понимаешь, — щурюсь. — Ты не станешь нам второй мамочкой.
— У меня нет такой цели, Борис, — Диана застегивает сумку и неловко улыбается. — Я просто хочу с вами подружиться, — поднимает взгляд. — С тобой мы бы могли мирно сосуществовать, и в каких-то вопросах даже выгодно.
— Мама, мне эта тетя не нравится! — голос у Афинки срывается во всхлипы. — Мама!
— Выгодно? — уточняю я. — Вот что ты нашла в папе. Выгоду?
 
Встаю и шагаю прочь, спрятав руки в карманы:
— Стерва.
Глава 45. Так нельзя
Пролетаю мимо Германа в его спальню, хватаю с кровати телефон и бросаюсь прочь.
— Что же ты так нервничаешь?
Хватает за запястье и в следующую секунду Герман впечатывает меня в стену. И выходит это у него довольно резко и грубо. Я даже пугаюсь.
В глазах его я вижу и злость, и возбуждение.
— Гера… Герман, не дури, — шепчу я, и мой голос дрожит.
Нависает надо мной, упершись ладонью о стену у моего бледного лица, и шумно выдыхает, обжигая кожу.
— У меня вопрос.
— Слушай, мне пора, — загнанно смотрю в его черные-черные глаза. — Гер, мы все выяснили.
— Кроме одного, — голос у него тихий и хриплый, и у меня от него бегут предательские мурашки по плечам.
Господи, он так близко, что я чувствую жар его тела через тонкую мятую рубашку.
Я хочу коснуться его.
Приложить руку к его груди и услышать стук сердца.
— У тебя были мужчины в эти два года?
Я сглатываю, и Герман недобро прищуривается.
— Нет, не было, — честно и тихо отвечаю я.
Можно было, конечно, солгать в попытке подразнить Германа, но я же уже не девочка-подросток, которая царапает мальчиков такими глупыми провокациями.
— Почему?
— Это уже второй вопрос, Гера, — сдавленно отвечаю я.
Продолжаем всматриваться друг другу в глаза. Вздрагиваю, как от ожога, когда он касается костяшками пальцев моей щеки.
Ласка на грани боли.
Пытка.
— Почему, Фиса? — Герман вопросительно изгибает бровь, и его пальцы проходят по линии моей челюсти. — Ночами страдала по бывшему мужу? Тосковала по его поцелуям? М?
— Нет, не поэтому, — поднимаю взгляд. — Не было интереса. Ни к кому. Да, сравнивала с тобой, и они все проигрывали.
Хмыкает, но без самодовольства. А с толикой грусти. Его пальцы уже бегут по моей шее к ключице.
— Коленки не тряслись, — криво улыбаюсь я. — Вот и все.
— А много мужчин вокруг тебя было?
— К чему эти вопросы?
— Не знаю, — касается ключицы сквозь ткань блузки, опускает взгляд на несколько секунд, и вновь смотрит на меня. — Я ведь хотел в какой-то момент слежку за тобой устроить.
Низ живота наливается расплавленным свинцом, и между ног тянет. Тянет до ноющей боли.
Если я до этого не тосковала по Герману с эротичными фантазиями, то теперь точно буду. И начну просыпаться в кровати одна со стонами и мокрыми трусиками.
— И почему не стал следить? — в моем голосе пробивается предательская хрипотца.
— А ты бы хотела, чтобы я за тобой следил?
Внизу нарастает жар. Пульсирует. Ног почти не чувствую.
— Хватит… Гера… — я выдыхаю почти стон. — Слежка — это не о здоровых отношениях, и она бы ничего не изменила…
— Но ты бы хотела, чтобы я следил за тобой? Признайся, тебя это заводит? — пальцы бегут к яремной ямке. — Ты же сама сказала, что тебе нравилось, когда я за тобой бегал. А если бы следил? Был всегда рядом. Всегда за твоей спиной?
— Это про одержимость, а не про любовь…
Я увиливаю от прямого ответа, но Герман угадал. Я бы хотела, чтобы он был одержим мной и чтобы он от этой одержимости годами страдал.
Чтобы он со стороны смотрел на меня и наблюдал за моей жизнью, осознавая, что для него в ней нет места.
— Ко мне тут пришла мысль, что мне стоило быть с тобой тираном, Фиса, — улыбается левым уголком губ. — Может быть, я дал тебе слишком много свободы?
— Нет, я бы сопротивлялась…
— Конечно, — наклоняется ближе, — но, может, в этой борьбе ты бы не заскучала со мной, а? Не раздражение чувствовала, а боялась бы…
— Ты бы хотел, чтобы я тебя боялась? — тихо и нервно смеюсь я. — Серьезно? Вот как?
Молчит несколько секунд и тихо отвечает: