Байки из ада (сборник)
На цифре двенадцать сознание Глеба растворилось в ярко-желтом свете. С приятным ощущением легкости полетело куда-то ввысь, но неожиданно рухнуло в черноту забытья. Через какое-то время чернота вновь сменилась желтым светом. Этот свет становился ярче и ярче, пока не стал невыносимым.
Глеб открыл глаза, и тут же зажмурил их вновь. Через щель в занавеске в лицо ему бил яркий солнечный свет. Собравшись с мыслями, он осознал, что находится по другую сторону сна. И, надо сказать, эта сторона его галлюцинаций нравилась ему больше.
– Котенок! – позвал просыпающийся Глеб.
– Да, милый! – где-то совсем рядом зазвенел нежный голос жены.
Глеб повернул голову влево и вправо, но ее не было.
– Ты где, кошечка?
– Да здесь я! – рассмеялся голос – и из яркого луча солнечного света проявился образ Настены.
Глеб смахнул с глаз остатки сна и протянул руку к Насте.
Но не почувствовал прикосновения. Рука проскользнула сквозь улыбающийся образ. Глеб зажмурился и вновь открыл глаза.
Вместо Насти он увидел женщину-врача в белом халате, которая одной рукой держала распахнутыми его веки, а другой больно светила фонариком в глаз.
– Кто вы? – только смог спросить Глеб.
– Плохо! Он жив, но… состояние тяжелое! – констатировала кому-то перед собой врач, отпустила веко и выключила невыносимый желтый свет фонаря. – Расступитесь люди! Откройте окна! Здесь совершенно нечем дышать!
Глеб повернул голову и увидел множество людей, окружавших его, лежащего на полу в каком-то зале.
– Что произошло? Где я? – прошептал Глеб, глядя на врача.
– Молчите! Вам нельзя говорить! К тому же я ничего не понимаю. Если вы меня слышите, у вас нарушен речевой аппарат, – ответила врач. Потом обратившись к тому, кто перед ней, заявила:
– У него инсульт. Срочно носилки и аппарат искусственного дыхания! Сообщите в больницу! Мы будем через семь минут, пусть готовят реанимацию!
Глеб хотел еще что-то сказать, но не смог.
– …Ваша честь, дело так и зависнет? Может, вынесете решение, наконец? – услышал он, справа от себя голос сестры.
– Истец, я не могу выносить решения в отсутствии одной из сторон, – ответил жесткий женский голос.
– Так вот же – ответчик! – пробасил голос Настиного брата. – Давайте закончим с этим, пока он здесь! Разделите имущество – и мы в расчете!
– В каком расчете? – вскрикнул женский голос.
– А что, полученные вами деньги уже и в расчет не идут?
– Истцы! Я привлеку вас к уголовной ответственности за оскорбление суда!
– Да ладно, не напрягайся! – смягчился бас. – Это у меня нервное.
Больше Глеб ничего не слышал. Его переложили на носилки, надели на лицо кислородную маску – и он снова впал в небытие.
Открыв глаза, он увидел себя лежащим на больничной койке в своей палате в той же позе, в которой уснул.
Очень хотелось спать. Все же он нашел в себе силы встать. И на непослушных ногах поплёлся в ординаторскую.
Доктор сидел за столом, заполняя какие-то бумаги. Больше в ординаторской никого не было.
– Разрешите? – спросил вошедший Глеб.
– Заходите, – сказал доктор, не поднимая глаз. Вдруг, сообразив, кто пришёл, бросил на Глеба удивлённый взгляд. – Вы? Как вы…
– Я, доктор, хотел спросить: что здесь, черт возьми, происходит? Почему меня колют какой-то дрянью, от которой я схожу с ума? И вообще, это что за учреждение, и что я здесь делаю?
– Успокойтесь. Ничего, что могло бы вам навредить, вам не колют, – взял себя в руки доктор. – Вам дают лучшие препараты. Ваша нервная система истощена, и мы погружаем вас в медикаментозный сон. Так что страшного ничего…
– Это вам так хочется, чтобы ничего? А я постоянно сплю в страхе! Меня преследуют кошмары!
– Повторяю. Ничего страшного не происходит. Ложитесь на место. Я сейчас подойду.
– Не лягу, пока не получу ответы.
– Вот видите, как вы эмоционально неустойчивы. Я говорю вам, что стараюсь помочь, а вы скандалите, – продолжал доктор спокойным убаюкивающим голосом.
– Да мне плевать, кому вы хотите помочь! Я хочу домой! Я хочу к жене! Немедленно отпустите меня!
Непонятно откуда взявшиеся санитары навалились на Глеба, заломили руки и поволокли в палату.
– Сволочи! Отпустите! – орал возмущённый Глеб. – Хочу домой! Хочу к жене!
Его бросили на койку, и санитар придавил его шею своей рукой. Так он пролежал несколько минут, пока не почувствовал укус тонким жалом иглы в районе локтевого сгиба, и – приятную истому, разливавшуюся по телу. Он вновь проваливался в мир фантастических иллюзий.
– Больше не хочу! – бормотал Глеб. – Больше не хочу!
Казалось, этому наркотическому кошмару не будет конца. Но все имеет как начало, так и конец.
Когда сознание снова вернулось к нему, Глеб оглядел палату. Соседей не было, а их койки были аккуратно застелены новым бельём. Он напряг расслабленное тело и поднялся с кровати. По стенке, стараясь не попадаться никому на глаза, просочился туда, где, по его мнению, должен был быть запасный выход. Странно, но никого в мрачном коридоре он не встретил, а дверь действительно была там, где он предполагал. И она была не заперта.
Глеб надавил на ручку замка и оказался в сети больничного коммуникационного лабиринта из неопределённого количества коридоров. Он бесконечно блуждал по этому освещённому тусклыми фонарями пространству, пока, случайно, не толкнул одну из дверей, за которой оказалась залитая солнцем свобода.
Глеб пробрался через безлюдный задний дворик больницы к ограде и тяжело перелез через невысокий забор. Улица была также безлюдна и пуста, что, впрочем, не удивило Глеба. Судя по всему, утро само только проснулось, не успев разбудить горожан.
Он пошёл мимо домов, все более ускоряя шаг, пока не перешёл на бег. Дома замелькали мимо своими кирпичными стенами. Казалось, это уже было в одном из его снов. Он бежал, и не мог остановиться. Лишь солнце сквозь листву городских деревьев нежными лучами хлестало его по глазам.
Вот дома кончились – и перед ним возник высокий забор, оплетённый диким виноградом. Глеб полез через препятствие, но застрял, удерживаемый чем-то за ногу. Он взглянул вниз и увидел дёргающую его за штанину жену.
– Спускайся, котёнок. Я тебя давно жду, – улыбнулась Настена.
Глеб спрыгнул вниз.
– Как ты узнала? И откуда ты…
– Не знаю. Мне сердечко подсказало. Не надо лезть. Все равно не перелезешь. Здесь дверь.
И она толкнула не замеченную Глебом мощную деревянную створку ограды, обитую тяжелым кованым железом. Дверь скрипнула. Глеб сжал в объятиях ту, которую любил больше жизни.
– Как мне было плохо без тебя! А ты не приходила!
– Ты ошибаешься милый! Я все время дежурила у твоей постели.
Так, обнявшись, они прошли через проем в заборе на его противоположную сторону, и оказались на залитом солнцем бесконечном лугу.
* * *– Он умер? – бросив мимолётный взгляд на успокоено двигающуюся точку кардиомонитора, спросил реаниматора вошедший врач.
– Да. Только что, – подтвердил реаниматор, отключая искусственную вентиляцию лёгких. – Что ты хочешь? Такое обширное кровоизлияние! Он и так долго боролся. Почти год в коме провёл.
– Да, крепкий мужик был! Ты слышал уже, что жена его покончила с собой неделю назад? Кто-то позвонил ей и сказал, что он умер… – сочувственно поинтересовался врач.
– Конечно! Я полагаю, это дело рук ее братца. Вот, устрица, скажу я тебе! Он же и сюда недавно рвался. Горланил, что нужно Глебу Иванычу сообщить о смерти жены. Так мы его не пропустили.
– Не сообщил?
– Черт его знает! У нас работает Мария Федоровна… мы не раз ее ловили на том, что за деньги пропускала в реанимацию народ к больным…
– Так выгнали бы ее.
– Она родственница главного!
– А-а-а! – протянул врач.
– Так что, возможно, что и сюда братик наведался, – предположил реаниматор. – Уж больно крепким мужиком был покойный. Не мог вот так вот резко перестать бороться за жизнь! Говорят, у них с женой любовь была неземная. Срослись корнями, сплелись ветвями.