13 причин почему

Как и предлагала Ханна, присаживаюсь к стойке, за которой бармен в белом фартуке раскладывает серебряные приборы по местам.
– Скажите, как будете готовы, – кивает он мне.
Открываю меню. Оно начинается с длинной истории о кафе с черно-белыми фотографиями за последние сорок лет. Переворачиваю ее и читаю дальше. Мне ничего не нравится.
Пятнадцать минут. Ровно столько Ханна предлагала сидеть и ждать и только потом сделать заказ.
Когда мама позвонила, я почувствовал, что что-то не так. Со мной что-то не так. И я знаю, она это поняла.
Будет ли она слушать кассеты, которые я попросил ее привезти? Какой же я идиот. Нужно было сказать, что сам заеду за ними. Но нет. Вот теперь сижу и жду, строя догадки и предположения.
Парень, который ел попкорн, попросил ключ от туалета. Бармен указывает на стену: на медном крючке висят два ключа. На одном – брелок в виде голубой пластиковой собаки. На другом – розовый слон. Парень берет тот, что с собакой, и уходит.
Разложив приборы, бармен откручивает крышки у десятка солонок и перечниц, не обращая на меня никакого внимания. Это к лучшему.
– Уже сделал заказ?
Оборачиваюсь на голос – рядом сидит мама и листает меню. Рядом с ней на стойке – обувная коробка Ханны.
– Останешься? – спрашиваю я.
Если да, то мы сможем поговорить. Я не против. Было бы здорово переключить внимание с истории Ханны на что-то другое, передохнуть ото всего. Она смотрит на меня и улыбается.
– Думаю, это плохая идея, – хмурится она и кладет руку на живот.
– Мам, ты совсем не толстая.
Она пододвигает мне коробку с кассетами.
– Где же твой друг? – спрашивает мама. – Вы же вроде собирались позаниматься?
Точно. Школьный проект.
– Знаешь, он отошел… в туалет.
Она бросает взгляд за мое плечо. Может, я ошибаюсь, но мне кажется, она проверяет, висят ли ключи от туалета. Слава богу, один из них взял тот парень.
– У тебя достаточно денег? – спрашивает она.
– На что?
– Чтобы перекусить. – Она пододвигает ко мне меню и показывает на что-то пальцем. – Шоколадный коктейль «У Рози» просто божественный.
– Ты бывала здесь? – Я немного удивлен. Никогда не видел «У Рози» взрослых.
Мама смеется и кладет руку мне на голову, разглаживая морщинки на лбу.
– Чему ты удивляешься, Клэй, – этому месту уже сто лет. – Она кладет десять долларов на коробку из-под обуви. – Выбирай, что хочешь, и не забудь про коктейль.
Когда она встает, дверь в туалет открывается. Поворачиваюсь и вижу, как парень вешает ключи на место и возвращается к свой девушке. Он целует ее и извиняется, что так долго.
– Клэй? – спрашивает мама.
Прежде чем посмотреть на нее, ненадолго закрываю глаза и делаю глубокий вдох.
– Да?
– Не задерживайся. – Она пытается улыбнуться, чем ранит меня еще сильнее.
Осталось четыре кассеты. Семь историй.
И все-таки когда речь пойдет обо мне?
– Еще чуть-чуть. – Смотрю на маму и перевожу взгляд на меню. – Понимаешь, школьный проект…
Она ничего не отвечает, боковым зрением вижу, что она еще здесь. Она гладит меня по голове.
– Будь осторожен, – говорит она.
Киваю в ответ.
Мама уходит, а я снимаю с коробки крышку и разворачиваю пленку, в которую упакованы кассеты, – их никто не трогал.
Самый любимый в школе предмет… ну хорошо, самый любимый из обязательных предметов… равноправные коммуникации. Даже если бы этот предмет не был обязательным, все бы и так его выбрали в качестве факультативного, потому что по нему элементарно получить пятерку.
И уроки в большинстве случаев проходят весело. Я бы его выбрал скорее за это.
На дом задают мало, еще и бонус дают за посещаемость и поощряют активное поведение на уроке. Что тут может не нравиться?
Ставлю рюкзак на стул, где сидела мама.
Все сильнее чувствуя себя отверженной, на уроках по равноправным коммуникациям я ощущала себя в убежище – спокойно и защищенно. Когда я входила в кабинет, то мне казалось, что я в «Моне», кричу за нашим столиком: «Палы-выры за себя!»
Заворачиваю три кассеты, которые я уже прослушал, в упаковочную бумагу. Вот и все. С ними покончено.
Один урок в день, какие бы сплетни ни обсуждались в коридорах, меня никто не доставал, я не слышала смешков вокруг себя. Миссис Бредли не поощряла перешептывания на уроках. Если кому-то было что сказать, он должен был произнести это вслух.
Расстегиваю большой карман рюкзака и засовываю туда обувную коробку Ханны.
Миссис Бредли завела определенные правила поведения. Если кто-нибудь будет хихикать над тем, что говорит другой, он будет должен ей «Сникерс». А если он продолжит и дальше, то пусть готовит большой «Сникерс».
Три следующие пленки лежат на стойке, между плеером и шоколадным коктейлем, который любит мама.
И все платили без препирательств. Вот таким уважением миссис Бредли пользовалась у учеников. Никто никогда не обвинял ее в несправедливости, потому что просто не было поводов. Если она говорила, что вы смеетесь, значит, вы это действительно делали. И на следующий день на ее столе будет лежать «Сникерс».
А если не будет?
Не припомню такого случая. Все всегда приносили шоколадки.
Беру две следующие кассеты с нарисованными голубым лаком цифрами «8» и «9» и убираю их в рюкзак.
Миссис Бредли говорила, что равноправные коммуникации – это ее любимый предмет. Она была уверена, что на этом уроке выступает не просто как учитель, а как ведущий ток-шоу или как арбитр на соревнованиях.
Каждый день мы выбирали какую-нибудь общественно важную тему с кучей статистических данных и взятых из жизни примеров, а потом обсуждали ее.
На последней, седьмой, кассете на одной стороне написано «13», а на другой – ничего. Засовываю эту пленку в задний карман джинсов.
Издевательства. Наркотики. Представление о самом себе. Отношения. На равноправных коммуникациях речь могла идти о чем угодно. Что, безусловно, расстраивало многих других учителей. Они считали, что это пустая трата времени, и хотели учить нас холодным фактам, лишенным жизненной актуальности.
Вижу за окном фары проезжающих мимо машин.
Они думали, что отношение X к Y намного важнее умения понимать друг друга, что гораздо полезнее знать, когда была подписана Великая хартия вольностей – неважно, что это такое, – чем обсуждать проблему рождаемости.
Это означает, что каждый год во время обсуждения бюджета школы равноправные коммуникации оказывались на грани отмены. И каждый раз миссис Бредли и другие преподаватели приводили на обсуждение студентов, которые на личном примере рассказывали попечителям, как много полезного они почерпнули из этого предмета.
Ну, хорошо-хорошо, я еще долго могу защищать миссис Бредли, но вы уже догадались, что я завела этот разговор, потому что однажды на одном из ее уроков что-то случилось. Надеюсь, что в следующем году после моего небольшого инцидента равноправные коммуникации продолжатся.
Знаю-знаю, вы думали, что я скажу что-то другое, так? Думали, что раз я считаю, что одноклассники виноваты в том, что со мной произошло, то и предмет этот больше не нужен. Но это не так.
Никто в школе не догадывается, что я хочу вам рассказать. И неправильно было бы говорить, что это именно одноклассники виноваты в моей смерти. Даже если бы я никогда не ходила на равноправные коммуникации, результат, скорее всего, был бы тем же.
Или нет?
Вот это самое важное. Никто не знает наверняка, какое влияние он оказывает на жизнь других людей. Иногда мы даже не догадываемся, что от наших действий или слов зависят судьбы и жизни других.