Сыновья

Шарлотта в беличьей шубе под цвет инея, в шнуровых ботинках. Руки в муфте, а на голове боярка. Александр по форме: папаха, полушубок, шаровары с лампасами и сапоги. Только без портупеи. Идут медленно, разговаривают. Шарлотта, склонив голову чуть набок, заглядывает в глаза:
– Мне страшно за тебя, Саша! Ты такой резкий! Я видела, как ты взбеленился, когда прочитал в газете о бесчинствах совдепов. Глаза сверкали ненавистью, ты в тот миг никого бы не пощадил. Взмахнул бы шашкой – голова с плеч! Ты же устойчив в своих принципах! В тебе, кроме диктатора, должен быть и дипломат. Иначе, я боюсь за твою жизнь! Сейчас гибнет столько людей без суда и следствия! Нам бы втроём забраться в глухую тайгу, поселиться в заимке и переждать лихое время. И никто нам больше не нужен: ни царь-батюшка, ни твой казачий дивизион, ни твои норильские руды. Никто! Лишь нас трое – и тайга!
– Мне тоже страшно, Шарлотта! Пугает, что по ряду обстоятельств я сейчас не могу делать то, чем заполнена моя душа. Но я, при всей моей большой любви к тебе и Эрику, не смог бы отгородиться от мира и переждать опасности вдали от людей. Моя душа и сейчас, и тогда была бы не на месте. Я бы не выдержал таёжной тишины, когда, как говорят, на миру решается судьба России. Судьба моих родных, угольных и медных копий, твоих магазинов и лавок, наконец, судьба нашего сына! Нельзя допустить, чтобы Александр Керенский или уважаемый мною старик Потанин решали нашу с тобой судьбу. Мы должны сами её вершить. И мы, военные, должны играть главенствующую роль в определении судьбы Отечества, даже если это будет стоить наших жизней.
– Наверное, мы не вовремя родились, Сашок! Хотя счастье не обошло нас стороной. Но сейчас обстоятельства сильнее нас. Чувствую, оно начинает рушиться. Смута всегда гибельна для многих людей. История тому подтверждение, – грустно сказала Шарлотта.
– Человек не выбирает время своего рождения. Это судьба даёт ему шанс родиться и вписаться в него или остаться на его обочине. Я и вписываюсь в него со всеми горестями и радостями.
За университетским городком в лучах солнца серебрилась тайга. Где-то далеко, над соснами, вздымалась снежная пыль от съезжавших с веток пушистых шапок и переливалась многоцветным колеблющимся маревом. Слева от Татарской слободы виднелся короткий отрезок Томи, почти слившейся со снежными берегами. А по Почтамтской туда-сюда шли студенты, как в мирное время, когда не было ни германской войны, ни революции. И какое сегодня правительство в Петрограде или Томске – им наплевать! У них своя студенческая республика, у них свои короткие и быстротекущие студенческие годы и им хочется как можно больше почерпнуть знаний для оставшегося впереди отрезка жизни.
Александр остановился и долго смотрел на это муравьиное движение молодых людей.
– Вот так и я сейчас беззаботно бы плёлся с конспектами к тебе на свидание, не обременённый ни казачьим званием, ни тысячами станичников, ни нашим сыном Эриком, а лишь одной тобой! Хотя и у студентов – свои заботы! А сынок для меня – не забота, а – радость. Наверное, всё что со мной происходит сейчас, предопределено моей короткой жизнью. Я это чувствую сам и тороплюсь жить. Я ещё не испытал праздности и беззаботности. В детстве – маленький станок в низовьях Енисея, малолюдность, бескрайняя тундра, няня, рисование и книги. В восемь лет – высылка родителей, невозможность всегда быть с отцом и матерью. В двенадцать лет – политехникум, в пятнадцать – гибель отца, в двадцать – институт, в двадцать четыре – женитьба, армия, в двадцать пять – Эрик, в двадцать шесть – командир дивизиона и атаман Енисейского казачьего войска, депутат Сибирской областной думы. Как видишь, судьба нанизывает новые и новые кольца на стержень моей жизни, поднимая на такие высоты, о которых я и не мечтал. Я пока ни разу не отказался от её подарков. И думаю, не надо судьбу огорчать отказом. Я беру всё, что посылает она мне, ради одной великой цели моего деда Киприяна: освоить Норильские горы и Северный морской путь. Думаю, с теперешними моими титулами мне легче будет добиться её. И я покоряю всё, что мне даёт судьба, ради тебя, моя дорогая Шарлотта! Мною движет моя любовь к тебе с тех пор, как двенадцатилетним мальчонкой я увидел тебя. Я хочу, чтобы ты гордилась мной!
 
– Я всегда гордилась и горжусь тобой! Но чрезмерное честолюбие где-то помогает тебе, а где-то вредит. Твой взрывной характер не всегда успевает найти верное решение. Помни, ты не один. За спиной – судьбы других людей.
– Лотточка! Во мне живёт мудрость и доброта деда, горячность и жестокость отца. Пока в своей жизни я не наломал дров. Как будет дальше – увидим. Но склоняться перед каждым ветром, дующим в лицо, я не намерен. Я всегда хочу видеть горизонт, видеть, куда иду, а не путь, по которому иду. Потому что заветные цели там – за горизонтом, а не под ногами.
15 января 1918 года Александра вызвали в Красноярск на малый круг, чтобы обсудить требование Совдепа о расформировании казачьего дивизиона. Ещё в декабре 1917 года Сергеем Георгиевичем Лазо, командиром отрядов Красной гвардии, был изложен план действий Красноярского исполкома в отношении казачества: «Нужно ликвидировать эту постоянную угрозу выступления против Советов. Думаю, что казакам нужно будет дать ультиматум и не более четырёх часов времени на раздумье. День посылки ультиматума нужно приурочить к тому времени, когда ачинский эшелон будет находиться на станции Красноярск. Я думаю, что казаки спасуют. Но если этого не будет, нужно быстро и энергично провести военные действия, начав с обстрела казарм сначала шрапнелью, а потом – из гаубиц».
Дубровинский, самолично убедившись в непризнании казаками власти Советов, начал активную подготовку к их разоружению. Восемнадцатого декабря приняли решение о роспуске Войскового казачьего Совета, а двадцать первого декабря – создали революционный боевой штаб. За два дня до начала Нового года исполком своим постановлением вызвал солдат из Томска, организовал охрану города и задержал солдат-енисейцев, возвращающихся в подразделения из отпусков.
Ананий Гордеевич Шахматов в начале января 1918 года уехал в Киев для участия в съезде воинов-сибиряков фронта от Енисейского казачества.
Дивизион, оставшийся без идейного вдохновителя, заколебался, тем более до казаков дошли слухи о готовящейся стрельбе из пушек по их казармам.
Александр Александрович как атаман Енисейского казачьего войска на малом круге поставил вопрос о требованиях исполкома Совдепа по разоружению и роспуску дивизиона. Малый казачий круг «руководствуясь соображениями, что указаний от своей высшей власти не имеет, постановил требования исполкома не выполнять и, избегая столкновений, покинуть город». Вывести дивизион поручили атаману Александру Сотникову.
На собрании дивизиона 17 января 1918 года он доложил о постановлении исполкома и приказе по Иркутскому военному округу о переводе Красноярского казачьего дивизиона на мирное положение, то есть о частичной демобилизации и разоружении, а также о решении малого круга вывести дивизион из города. Собрание единогласно приняло воззвание «К населению Енисейской губернии от имени Войскового правительства Енисейского казачьего войска»:
«Граждане! 17 января исполнительным комитетом Красноярского Совета рабочих и солдатских депутатов было предложено Красноярскому казачьему дивизиону признать власть Советов и исходящие от него приказы. Предложение это, носящее ультимативный характер, было выражено в форме обязательного подчинения управлению армии с отрицанием существования казачества. Прежние меры исполнительного комитета, приказы Иркутского военного округа, телеграмма из Петрограда военного комиссара по демобилизации были направлены на разоружение казачьего дивизиона, то есть на демобилизацию его на основаниях, противоречащих закону о войске. Представителям исполнительного комитета было отвечено, что государственная власть может быть одинаково понимаемая, только при условии признания Учредительного собрания.