"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22 (СИ)

Она обняла меня так страстно, что я даже забыл, о чем думал.
— Когда мистер Баск собирается на следующий банкет? — сухо спросил я, поднявшись со скамейки.
— Послезавтра.
В тот вечер, когда мистер Баск отправился на банкет, я пошел к Маре. В портфеле мистера Баска я нашел список фамилий и на кухне сфотографировал его.
Ночевал в комнате Мары. Фотоаппарат был в кармане моего пальто, которое висело на спинке кровати. В сфотографированном списке были перечислены имена всех английских секретных агентов в Турции.
На рассвете я вышел из дому. Это было двадцать шестое октября тысяча девятьсот сорок третьего года. Для меня этот день должен был стать решающим: вечером я — решил пробраться в немецкое посольство.
У меня было пятьдесят два снимка, и я думал, какую сумму просить за них. В тот день я старался не попадаться на глаза сэру Хью.
Я решил запросить 20 000 фунтов стерлингов. Мысль о возможности получить такую большую сумму денег не давала мне покоя.
В посольство надо было пробраться тайно. К тому же мне следовало забыть о том, что всего шесть месяцев назад я был кавасом у Енке, советника посольства. Необходимо было заставить немцев поверить мне, опытному шпиону и перспективному агенту.
С нетерпением ждал я конца работы. Двадцать шестое октября было самым длинным днем в моей жизни.
Я вышел из английского посольства в шесть часов вечера с пленкой в кармане.
Портье в немецком посольстве был югослав Петер. Он сразу же узнал меня.
— Ты что, хочешь вернуться? — спросил он меня.
— Может быть, — ответил я.
Я с трудом держал себя в руках. Пробило семь часов. Значит, уже целый час я напрасно пытался успокоить себя.
— Пожалуйста, скажите фрау Енке, что я хочу ее видеть, — сказал я.
Немецкое посольство находилось на бульваре Ататюрка. За поржавевшими железными воротами кипела своя жизнь: грохотали и дребезжали машины, мужчины верхом на ишаках, босоногие крестьяне направлялись в город. Внутри же — порядок, тишина, безукоризненная чистота.
Здания английского и немецкого посольств были самыми запоминающимися в Анкаре. Мысль о том, что кавасу Эльясу Базне с двумя этими посольствами предстояло иметь самые тесные отношения, заставила меня улыбнуться.
Петер звонил по телефону.
— Они ждут тебя, — сказал он. Дорогу я знал.
Дом, в котором жили супруги Енке, находился рядом с посольством. Он был построен в восточном стиле. Меня встретил незнакомый кавас. Видимо, Енке взял его после моего ухода.
Он провел меня в гостиную.
Я сел на диван, на котором фотографировал себя несколько месяцев назад… Комната была такой же, как и раньше, когда я убирал ее. Правда, появились следы заботливой женской руки. Фрау Енке, сестра Риббентропа, обставила ее с большим вкусом. Глубокие мягкие кресла, тяжелые портьеры, дорогие ковры.
Я встал и задернул штору. Затем включил две лампочки и удобно уселся в кресло. Лицо мое находилось в тени.
Ждал я очень долго.
Фрау Енке была нервной, честолюбивой женщиной сорока лет. Как ее бывший слуга, я знал, что она употребляла лекарство из корня болгарской белладонны. С ней не всегда было легко ладить. Она умерла от болезни Паркинсона. Возможно, еще при мне сестра министра иностранных дел Германии была больна. Но мне, кавасу, она никогда не показывала этого.
Когда она вошла в комнату, я встал.
— Добрый вечер, мадам, — прошептал я.
— Почему вы спустили шторы, Эльяс? — спросила она.
— Мадам, я надеюсь получить от вас много денег… Ее лицо не выразило удивления.
— Боюсь, что у меня не найдется для вас времени, — сказала она.
— Присядем, мадам, — предложил я.
В ее глазах мелькнула настороженность.
— Нет, Эльяс, мы не сядем. Будет лучше, если вы сразу же уйдете.
Но я не слышал ее слов.
— Я только что из английского посольства. Теперь я камердинер сэра Хью Нэтчбулл-Хьюгессена. Рискуя своей жизнью, я…
Она подалась вперед, чтобы лучше понять главное из того, что я говорил.
Наступила тишина. Руки мои стали влажными. Фрау Енке заговорила первая:
— Я думаю, мой муж захочет видеть вас.
 
3
Однажды я прочитал несколько писем, которые Альберт Енке получил от брата своей жены, Риббентропа, и, хотя Енке не говорил мне об этом, я знаю, что этого было достаточно, чтобы уволить меня. И теперь, вечером двадцать шестого октября тысяча девятьсот сорок третьего года, я должен был встретиться с ним впервые с тех пор.
Инке Енке вышла позвать мужа.
Наконец оба пришли. У меня создалось впечатление, что Енке хотел, чтобы и его жена приняла участие в этом деле.
— Добрый вечер, Эльяс, — сказал он.
Как деловой человек, Альберт Енке ждал, что я предложу.
Ему было около пятидесяти. Профессиональным дипломатом он не был. Отец его — немец, а мать — шведка. Отец его получил некоторую известность в Турции, где строил дамбу через долину.
Альберт Енке, также бизнесмен, много лет жил в Стамбуле. Турция была его вторым домом. Если бы не его женитьба на сестре Риббентропа, его никогда не пригласили бы на дипломатическую работу.
Раньше, когда я был слугой, Енке являлся советником посольства, но в последние дни его повысили: он стал посланником.
— Господин посланник, позвольте сердечно поздравить вас, — вежливо сказал я.
— Спасибо.
Он, вероятно, подумал, что это далеко не дело каваса, к тому же уволенного за неблагонадежность. Чтобы скрыть свою нервозность, я начал говорить. Слова мои текли, как вода:
— Турция и Германия всегда были друзьями. Они никогда не воевали друг с другом. Мы, турки, всегда любили немцев, и наше отношение к вам не изменилось…
Лицо Енке но-прежнему сохраняло холодное выражение. То, что я говорил, было правильным и не вызывало возражений. Но фальшивые нотки в моем голосе делали мои слова пустыми и ничего не выражающими. В глазах Енке появились насмешливо-иронические огоньки, и это рассердило меня. Я изменил тон.
— Дела у немцев сейчас идут не так-то хорошо, чтобы отказываться от помощи, откуда бы она ни шла, — грубо сказал я. — У меня есть возможность фотографировать документы «лейкой» в английском посольстве. Предлагаю вам пленку со снимками. Все документы, которые я сфотографировал, помечены грифом «секретно» или «совершенно секретно».
— Снимки с вами? — прервал меня Енке.
Мои пальцы играли лентами пленки в кармане.
— Нет, — ответил я. — Но сейчас я могу предложить вам две пленки, за которые хочу получить двадцать тысяч фунтов стерлингов. Если вы примете мое предложение, каждая последующая фотопленка будет стоить пятнадцать тысяч фунтов стерлингов.
— Вы с ума сошли! — воскликнул он.
— Вы, конечно, можете отвергнуть мое предложение. Но ведь другое посольство недалеко отсюда. Там безусловно хорошо заплатят за сведения, раскрывающие намерения англичан и американцев.
Супруги Енке обменялись взглядами.
— Мы не можем платить такую, сумму, не зная, чего стоят ваши снимки. Во всяком случае, у нас в посольстве такой суммы денег нет.
— Значит, вам придется запросить Берлин. Я позвоню по — телефону тридцатого октября, и вы скажете мне, принял Берлин мои условия или нет.
— Мойзиш, — вмешалась фрау Енке.
Енке задумчиво посмотрел на меня и кивнул:
— Да. Это по его части.
Затем он встал и повернулся ко мне:
— Сейчас уже поздно. Я свяжу вас с одним человеком.
Я посмотрел на часы. В посольстве я находился уже три часа.
— Сожалею, что отнял у вас так много времени, но меня слишком долго заставили ждать…
Фрау Енке подошла к телефону и набрала номер. Она долго ждала, прежде чем получила ответ.
Из ее слов я понял, что человек по фамилии Мойзиш должен был немедленно прийти в посольство.
Фрау Енке положила трубку и сказала мужу по-немецки:
— Он в постели.
— Но ведь сейчас только половина одиннадцатого, — , заметил я.
Оба посмотрели на меня.
— Так вы говорите по-немецки?