"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22 (СИ)
«Я нарушил покой мертвого ложью и теперь должен заплатить за это страхом», — думал я.
— Если всему конец, вина ваша! — закричал на меня Мойзиш.
В какой-то степени я сознавал свою вину.
— Но они следят не за мной. Ведь нас стали преследовать не сразу. Это следят за вами, — заметил я.
С головокружительной скоростью мчались мы по узким, кривым улицам, рискуя разбиться.
— Поезжайте к английскому посольству, — закричал я.
— Я выскочу, как только вы завернете за угол.
Мойзиш не ответил, но повернул к холмам Канкайи, где находилось английское посольство.
Я надеялся, что неизвестные преследуют Мойзиша, а не человека, который сел в машину на улице Акай. Однако надежда была слабой. Страх, что моей игре пришел конец, оказался сильнее.
— Готовьтесь выпрыгнуть!
Взволнованный голос Мойзиша заставил меня вздрогнуть. Впереди в свете фар показался переулок. Мойзиш круто повернул вправо. Я сжался в комок. Затем он так сильно затормозил, что мы чуть не вылетели из своих сидений. Я рывком открыл дверцу и выпрыгнул из машины. Упав на мостовую, я несколько раз перевернулся и через мгновение очутился у забора.
Еще не угас звук машины Мойзиша, когда мимо промчались преследователи.
Но в машине был только один человек. На какую-то долю секунды мне показалось, я увидел лицо этого человека. Молодое холеное лицо.
Прошло какое-то время, прежде чем я пришел в себя и привык к зловещей тишине. Где-то в темноте ночи продолжалась погоня. Я же был один.
Тогда я не энал, что смогу узнать это лицо среди тысячи других.
Усталый и измученный, я повалился на кровать. Голова у меня трещала.
А что, если они подозревают меня? Знает ли человек с молодым холеным лицом, кого он преследовал? Знает ли сэр Хью, чем я занимаюсь? Если да, то как он узнал об этом? Зачем я вернулся в посольство? Может быть, лучше было бы убежать отсюда и спрятаться?
Я так и не нашел подходящих ответов на эти вопросы. Теперь надо было найти какой-то способ избавиться от страха.
В руках я сжимал копию ключа от черного ящика. В какое-то мгновение мне захотелось выбросить его в окно. Но я знал, что никогда не сделаю этого. Стремление испробовать ключ оказалось сильнее.
Но почему вдруг у меня возникло такое стремление? Тяжело дыша, я встал. Руки и ноги не подчинялись мне. Приготовив фотоаппарат, я ввернул в патрон стоваттную лампочку. Медленно, автоматически. Ловкость, которой я так гордился, исчезла.
Вышел в коридор. Тишина. В одних носках прошел мимо портрета короля Георга VI.
В тот момент я не мог действовать иначе. Страх, однако, не покидал меня.
Бесшумно, без всяких колебаний открыл дверь спальни посла, закрыл ее за собой и направился к кровати. Остановился, чтобы послушать дыхание посла. Затем подошел к тумбочке, на которой стоял черный ящик.
Итак, я был в логове льва. Посол в любую минуту мог открыть глаза. Я не осмеливался посмотреть даже в его направлении, боясь истерически закричать.
Узкая полоска слабого света перерезала черный ящик. Видимо, окна были неплотно задернуты шторами.
Я вставил ключ в замочную скважину и повернул его. Ящик открылся мягко и бесшумно. Я нащупал бумаги и взял их. Возле ящика стоял стакан с водой. Теперь он был пуст. Посол, видимо, принял снотворное. А что, если он хочет заманить меня в ловушку? Но в тот момент я был не в состоянии раздумывать над такими вещами.
Вскоре я вышел из спальни.
Вернувшись в свою комнату, я посмотрел на документы — и внезапно все мое тело пронизала дрожь. Я лег на кровать и стал ждать, пока перестанут дрожать руки.
Был ли посол в постели? Или постель была пуста? Ответить на этот вопрос я не мог.
Я сфотографировал документы, но вникнуть в их содержание не смог. Только одна фраза проникла в мое сознание. Я узнал почерк сэра Хью. Это была телеграмма, составленная им самим. Завтра утром ее должны были зашифровать и отправить в министерство иностранных дел в Лондон.
Я прочитал следующее: «Папен знает больше, чем следует знать».
Итак, они знают, что Папену известно многое… Но знают ли они, откуда ему все это известно?
Выключив свет, я понес документы в спальню посла. Вдруг мне отчетливо представилось, что посол все знает, и я похолодел.
Открыв дверь, прислушался. Из глубины комнаты доносилось ровное дыхание спящего человека. Полоска света, которая пробивалась через неплотно задернутые шторы, пересекала кровать. Я увидел бледное, утомленное лицо посла.
Я быстро положил бумаги обратно в ящик — и затем случилось нечто ужасное. Вынимая ключ из замочной скважины, я задел стоявший рядом стакан, который упал на пол и разбился на мелкие кусочки.
Я похолодел. Но удивительно: в тот момент я не испытывал ни страха, ни чувства ужаса. Я наклонился и заглянул спящему в лицо.
Сэр Хью шевельнулся и опять затих. Я пристально смотрел на него, и мне казалось, что во сне он ощущал нависшую над ним угрозу.
5С некоторых пор я начал подозревать Мару. Высокомерие и презрение, с которым я относился к ней, должны были показать ей, как мало значила она теперь для меня.
Мы сидели у себя дома. Все комнаты нашего домика буквально утопали в цветах. Где-то пела слепая канарейка. Продавец сказал нам, что канарейки поют лучше, когда они слепые. Был у меня и кальян, купленный Марой на мои деньги. Приятная музыка, льющаяся из приемника, щебетание канарейки, покрытый пылью кальян и непременно бутылка виски под рукой — таков был домашний уют в представлении Мары.
Я тщательно изучал ее, стараясь найти какие-нибудь признаки того, что она предала меня.
А что, если она выдала меня мистеру Баску? Возможно, она не сказала ему всего, но намекнула, что знает кое-что.
Все, что она хотела сделать, — это по-женски отомстить мне. Но для меня это могло иметь гибельные последствия.
— Как чувствует себя ребеночек Басков? — спросил я, делая вид, что меня это очень интересует.
— Хорошо, — коротко ответила она.
Мара очень изменилась. Бывало, она без умолку рассказывала мне о ребенке, стараясь отвлечь меня. Теперь же она как-то странно смотрела на меня. Или это мне показалось.
— У тебя неприятности с послом? — неожиданно спросила она.
Ее вопрос ошеломил меня. Я пристально посмотрел на нее, пытаясь угадать, что она имеет в виду.
— Нет, — ответил я. — Почему они должны у меня быть?
— Ты какой-то странный в последнее время.
Она говорила это не глядя на меня, полируя ногти.
Когда-то ее руки восхищали меня. Теперь же они казались мне костлявыми. Ее глаза, некогда голубые, стали пустыми и невыразительными, а грубый голос потерял для меня всякое очарование.
— Ничуть не странный, — сердито проговорил я.
У меня на самом деле не было никаких неприятностей с послом. Утром, как и обычно, я вошел к нему в спальню. Раздвинул шторы, пожелал ему доброго здоровья и подал апельсиновый сок.
На полу лежали осколки стакана. Если бы я убрал их ночью, сэр Хью догадался бы, что ночью в комнате кто-то был.
Он выпил апельсиновый сок. А когда ставил стакан на тумбочку, увидел на полу осколки разбитого стакана.
Я заволновался. Сэр Хью нахмурил брови, словно пытаясь что-то вспомнить.
— Я, видимо, разбил его во сне, — проговорил он.
Я сделал вид, что заметил разбитый стакан только сейчас, поспешно нагнулся и начал собирать осколки.
— Смотрите не порежьте себе пальцы, — сказал он мне и начал читать утренние газеты, которые я ему принес.
Весь этот день я внимательно наблюдал за сэром Хью, но ничего необычного в его поведении не заметил. Правда, я знал, что днем он послал в Лондон телеграмму, которую я сфотографировал прошлой ночью.
Почему он не подает вида, что знает что-то? Ему следовало бы удивляться, откуда это фон Папен берет такие сведения. Он должен был бы почувствовать недоверие к людям, которые окружают его. Если бы он стал задавать мне вопросы, пытаясь уличить меня во лжи, и если бы он хоть чем-нибудь выдал свое подозрение, это выглядело бы естественнее, чем его теперешнее обычное отношение ко мне.