"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22 (СИ)
— Вы, может быть, и не подпишете его, но не сможете отрицать, что здесь все правильно. Вы вовсе не герой движения Сопротивления. Вы грязный предатель своего народа!
Голубые глаза Сандера метали искры гнева.
— Кто предал меня? Я знаю! Это сделала жена!
— Садитесь, — спокойно сказал я. — Это сделала не ваша жена. Она осталась верной такому мерзавцу, как вы. Вас изобличает вот этот дневник. Да и вы сами уже во всем признались.
Я показал на обложку дневника, но не решался раскрыть его. Ведь Сандер мог узнать по почерку, что этот документ не принадлежит Хауптманну.
— Вы не думали, — продолжал я, — что майор Хауптманн такой пунктуальный, но беспечный человек. Он достаточно методичен в отметках о вознаграждениях, выдававшихся вам, и в то же время беззаботен: улепетывая, он оставил дневник. Кроме того, нам вряд ли потребовалось бы это письменное доказательство. Вы сами выдали себя.
— Что вы хотите этим сказать? — почти прорычал Сандер.
— Вы заранее договорились с майором Хауптманном об аресте! Дело в том, что обстановка вокруг вас накалялась, и рано или поздно бойцы Сопротивления установили бы, где происходила утечка информации. А эти так называемые шрамы на левой руке? Вы, очевидно, никогда не видели шрама, который оставляет на теле горящая сигарета или сигара. Кожа натягивается, и на месте шрама образуется складка, а у вас на руке кожа гладкая. Какой-нибудь гестаповец помог вам подделать эти шрамы с помощью монеты, смоченной в слабом растворе кислоты. Не так ли?
А выдумка с деньгами, которые вы носили на поясе? Ведь вы находились в Германии и хотите заставить поверить, что бежали из лагеря. Что же это был за грузовик с полковой или дивизионной кассой в виде ящиков, наполненных гульденами? К тому времени в Голландии не было уже немецких частей. А если этот воображаемый грузовик и ехал в какую-нибудь немецкую часть, то разве солдаты и офицеры не удивились бы, если бы им вдруг стали выдавать в Германии голландские деньги? Эти деньги получены вами от немецких хозяев за оказанные им услуги.
Сандер усмехнулся:
— Может, это и правда, но у вас нет доказательств. Кто поверит бездоказательному обвинению против такого признанного героя Сопротивления, как я? Да ни одна живая душа!
— А дневнику Хауптманна? — спросил я, постукивая по обложке записной книжки.
— Клянусь, что он поддельный. Хауптманн пытался принудить меня к сотрудничеству, а когда я отказался, как и подобает доброму голландцу, он в отместку мне сделал в книжке фальшивые записи.
— А если мы представим самого Хауптманна?
— Хауптманн или погиб, или спрятался. К тому же, кому скорее поверят: эсэсовцу или национальному герою?
— Вы находчивы. Но ведь то, что я говорю, правда, не так ли?
— Конечно, правда, — проговорил Сандер с хитрой усмешкой.
— Вот теперь у меня есть доказательство, — заявил я. — Вы обратили внимание на букет тюльпанов на столе? Один цветок согнулся больше других. Это потому, что к нему прикреплен микрофон.
Сандер не попал на виселицу, хотя вполне этого заслуживал. Я так и не смог заставить его подписать признание. Следователь же не согласился принять в качестве доказательства микрофонную запись. Слава героя помогла Сандеру. Усилия разыскать майора Хауптманна оказались безуспешными. Сандера пришлось отпустить как признанного невиновным в измене.
Я не только очень сожалел о том, что презренному предателю удалось избежать справедливого суда, но испытывал угрызения совести еще и по другому поводу. В горячке я не спросил Сандера, что заставило его написать анонимную записку, где он обвинил собственную жену. Я был убежден, что именно он написал ее. Печатники часто пишут печатными буквами, причем так быстро, что часто соединяют буквы между собой. У них также вырабатывается привычка обводить точки кружками, чтобы наборщик мог легко отличить их от запятой. Кроме того, мне хорошо запомнилась растерянность жены Сандера, когда я показал ей анонимку. Она, конечно, сразу узнала почерк мужа.
Л. Мойзиш., Э. Базна
Операция «Цицерон». Я был Цицероном
Людвиг Карл Мойзиш
Операция «Цицерон»
Глава первая
Операция «Цицерон» – пожалуй, самое выдающееся событие в той загадочной, тайной и безмолвной борьбе, которая ни на минуту не прекращалась в течение шести долгих лет минувшей войны. Развернулась эта операция Турции в период с октября 1943 по апрель 1944 года.
Цицерон – кличка шпиона, настоящего имени которого я так никогда и не узнал, хотя из-за него в течение шести самых напряженных месяцев моей жизни я не раз стоял на грани потери рассудка и чуть было не поплатился своей головой.
Едва все это кончилось, как разразилась колоссальная катастрофа Третьего Рейха, за которой последовали многие годы глубокой душевной подавленности. Тогда мне казалось, что операция «Цицерон», затерявшись в массе бурных событий, навсегда погребена в анналах истории. Но вот недавно в прессе стали появляться сенсационные сообщения о ней, сильно искажающие действительные факты. И так как, кроме самого Цицерона, если он жив (что почти невероятно), я оказался единственным свидетелем, которому известны все подробности этого дела, то я и попытаюсь в меру своих возможностей беспристрастно рассказать о них. Я говорю «беспристрастно», потому что даже спустя пять лет волнения и переживания того времени всё ещё свежи в моей памяти.
Когда началась операция «Цицерон», война подходила к своему кульминационному пункту. Союзники высадились в Италии. Русские, над которыми год тому назад, когда немцы подходили к Сталинграду и ворвались в Крым, нависла угроза поражения, теперь успешно наступали. Воздушные, налеты на территорию Германии стали ежедневными и более мощными. Колоссальная военная машина Гитлера начала разваливаться. Превосходящие силы союзников готовились к нанесению решительных ударов. Дни Третьего Рейха были сочтены. Руководители Германии не хотели осознать всю безнадежность создавшегося положения, хотя операция «Цицерон» дала им в руки исчерпывающие сведения о силах и намерениях противника, сведения, подобные которым едва ли удавалось добыть через каналы разведывательной службы кому-либо из военных руководителей в прошлом.
Анкара имела то преимущество перед другими городами мира, что из неё лучше всего была видна общая картина войны. Занимая в Анкаре должность атташе немецкого посольства, я, естественно, находился в центре дипломатических интриг военного времени; по делам службы я часто бывал в Стамбуле – знойном, шумном, оживленном городе, который в то время был самым крупным нейтральным городом на земном шаре.
Посольство в Анкаре служило для Германии окном во внешний мир, а потому должность посла в Турции была наиболее ответственной из всех, какие только могла предложить дипломатическая служба Третьего Рейха.
Об этом убедительно говорит назначение на должность посла бывшего канцлера Германии Франца фон Папена – самого искусного политического деятеля первой половины XX века. Этот пост отнюдь не был синекурой, и для успеха дела требовалась политическая фигура масштаба фон Папена.
Работу фон Папена сильно затрудняло урегулирование бесконечных неприятностей, возникавших из-за вмешательства наших высших начальников, или, точнее, из-за слишком большого количества высших начальников, каждый из которых старался взять под свой контроль внешнюю политику Германии.
Официально мы подчинялись, конечно, министерству иностранных дел, возглавляемому фон Риббентропом. Но помимо него, было очень много других официальных и полуофициальных организаций, политических группировок и отдельных лиц, деятельность которых вносила досадные помехи в работу посольства. Их влияние на внешнюю политику зависело от близости к фюреру в каждый из исторических моментов. В результате возник небывало сложный комплекс интриг между отдельными видными деятелями, причем арена политических событий часто перемещалась с Вильгельмштрассе в Берхтесгаден [14] или в ставку фюрера, находившуюся на Восточном фронте.