Тень олигарха
Всюду царили беспорядочная теснота и оживление, словно в цыганском таборе, и скрыться в тишину можно было лишь невероятным усилием воли, представив, что на голову нацеплены спасительные наушники.
Наконец Денисова определили на заготовку дров. После первого трудового дня, не раздеваясь (раздеться не было никаких сил, да и слишком холодно), капитан нащупал в темноте привычную шконку и, уличив момент, ловко повалился на худой матрац. Ноги гудели, голова раскалывалась, и вот понемногу он стал впадать в сладостную дрему, как вдруг услышал голос по соседству:
— Давно здесь? — Долговязый человек, явившийся в отряд последним, сидел рядом с коробкой печенья в руке. Вид у него был грозный и решительный, волосы мягкие, сальные и длинные.
— Не понял? — Денисов едва открыл тяжелые веки.
— Давно здесь, спрашиваю?
— С какой целью интересуешься? — пробубнил недовольный прерыванием дремы Денисов.
— Просто так…
— Просто так даже прыщ… — буркнул, просыпаясь, капитан.
— Знаю, знаю… Извини, мужик. Познакомиться хотел. Я, кстати, Гена Пархимович.
— Будем знакомы. Капитан Денисов Игорь Михайлович. Надолго сюда?
— На восемь лет…
— Что так? — уныло спросил капитан для связки.
— Представляешь, журналистка одна засадила…
— Во как! И за что же?
— За строительство многоквартирного дома.
— Как это?
— Под Минском было выделено два участка, а третий оказался между ними. Я купил все три и начал строить. Но по ходу строительства немного изменил этажность.
— На сколько?
— На пять или шесть с гаражом.
— А сколько должно было быть?
— Два.
— И много квартир в доме? — скорее из чувства обыкновенного поддержания разговора с новичком вяло спросил Денисов.
— Двадцать четыре, — Гена как будто обрадовался, что нашел благодарные уши и зашелся в откровении. — Я человек опытный, знаю не только строительное дело, но и нашу бюрократию, позволяющую заниматься волокитой. Водить всех за нос, морочить головы и строить, строить и, в конце концов, построить…
— Понятно… Почему же нельзя было сделать законно с самого начала?
— Мне бы никто не позволил. Я же несколько домов так построил, продал новоселам по долям… Если бы не эта журналистка, все было бы как раньше!
— Несколько? По долям? То есть покупатели приобретали не квартиры, а доли?
— Ну да… А тут не успел! Приходили комиссии, составляли протоколы за отсутствие разрешения на строительство домов и утвержденного проекта, я штрафы оплачивал, но строительство не прекращал. Потом решил пойти в исполком с просьбой разрешить произвести реконструкцию жилого дома. И мне разрешили! Но тут эта журналистка! Впрочем, несмотря ни на что, стройка двигалась усиленными темпами. Были завершены штукатурные работы, газа и воды пока не было, однако работы по разводке уже начались. Представляешь, эта ненормальная девка с камерой побывала в доме после дождя и сняла кирпич, что проглядывал на мокрых стенах. И выдала сюжет, в котором утверждала, что весь дом построен без несущего каркаса, без арматуры, как обычно строят из газосиликатных блоков. Будто бы дом уже просел и даже заходить туда опасно. В ответ я на нее в суд подал за незаконное проникновение в частное жилище!
— Выиграл?
— Нет, проиграл, потому что дом не зарегистрирован! Я и объявление о продаже квартир дал через агентство, но после сюжета меня вызвали в прокуратуру, обвинили в незаконной предпринимательской деятельности. Хотел людям помочь, пообещал провести в деревню газ, построить дорогу, чем и подкупил большую часть населения. Люди письмо написали, чтобы власти узаконили дом.
— Дальновидно, — промычал Денисов, все более раздражаясь от утомительной беседы длинноволосого нечистоплотного дельца. — Так ты есть благодетель, раз за свой счет хотел людям газ с дорогой провести?
— Какое там! Наивные жители не поняли, что, даже если, предположим, в деревне и появится газ, в дома им пришлось бы проводить его за свои кровные денежки.
— И такие обещания позволили спекулировать: не принимая дом, вы мешаете людям получить блага цивилизации! Но, если дом все-таки не «согласуют», жильцы не смогут узаконить свои права на квартиры: формально дома не будет в природе…
— Да, при худшем раскладе покупатели потеряют и деньги, и жилье. И было бы тихо, но нет, надо было этой девке нос всунуть, куда не просят! В итоге из-за Лисовской дали восемь лет и иск на миллион…
— Как ее зовут? — ожидая конца истории, с любопытством переспросил Денисов.
— Лисовская… Может, видел, она ведет передачу «Терранова».
— Видел… Бывают же совпадения…
И потекли часы за часами. Денисову стало казаться, что никогда не закончится этот унылый вечер, этот мрак, завывание за окном холодного ветра, вода, что сочилась по мокрым тонким стенам, за которыми стояла непроглядная темнота без смысла и толка.
— Как дальше? — спрашивал он себя, в полусне, в полузабытьи вспоминая соломенные длинные волосы и встревоженный прощальный взгляд жены Любушки после объявления приговора… И двух белобрысых сыновей, что играли в солдатики…
Он рассмеялся в лицо
Октябрь, 1994 год, Новополоцк, Минск
В который раз Юля несколько часов кряду тряслась в междугородном автобусе, спеша к началу судебного заседания в Новополоцке. За окном то и дело моросил осенний надоедливый дождь, роняя косые капли на дребезжащее стекло, разбушевавшийся ураган сгибал деревья чуть ли не перед самым капотом, норовя выкорчевать их до основания, а мысли все вертелись вокруг бестолкового и тупикового поданного в отношении нее иска, логического объяснения которому никак не удавалось отыскать. Шел второй месяц слушаний. Телевизионная журналистка предстала на них в качестве обвиняемой в клевете, по заявлению матери умершего при задержании гражданина Шутько. При этом женщина, пожелавшая защитить свою честь и достоинство, ни на одном судебном заседании так и не появилась, ее интересы представлял один суетливый столичный адвокат в мешковатом костюме. Второй сын гражданки Шутько, по слухам бдительных провинциальных горожан, отбывал наказание в исправительной колонии, а сама истица, за потерю сына получив от государства компенсацию в сумме эквивалентной тринадцати тысячам долларов, официально работала уборщицей в местном детском садике, что не мешало ей на самом деле промышлять продажей наркотиков. Юля понимала всю абсурдность возникшей ситуации, догадываясь, что в поданном иске кроется какой-то тайный смысл, но разгадать ребус пока было не под силу. К тому же за услуги собственного адвоката, к которым пришлось прибегнуть, дабы не проиграть в обещающем затянуться надолго процессе, набежала приличная сумма, невозвратная в случае признания телевизионной журналистки виновной в клевете.
Когда Юля подошла к зданию районного суда, небо затянули темно-серые грозовые тучи. Оттого и в зале было темно. Грусть холодного осеннего дня, пустынности и одиночества. И все же была одна нечаянная радость: в клетку впустили троих знакомых фигурантов уголовного дела по факту смерти гражданина Шутько. Очевидно, осужденных Макарова, Трофименко и Денисова доставили в наручниках для дачи свидетельских показаний. Несмотря на железные прутья клетки, разделявшие их, Юля была рада увидеться с бывшим капитаном милиции, приметив в его глазах удивительную смешинку. Денисов сидел на скамье с мирным, смиренным и ласковым лицом.
Начались монотонные слушания. Судья, на этот раз упитанный мужчина в черной мантии с круглым животиком, с первых же минут был на стороне истицы, то и дело перекидываясь фразами с ее адвокатом с большими залысинами и гладко зачесанной тонкой длинной темной прядью волос на блестящем лбу. Так что вскоре было понятно: они знакомы много лет, приятельствуют, не заботясь, что всем присутствующим это явно бросается в глаза. Под монотонный голос кудрявого розовощекого вершителя судеб Юля мысленно рассуждала о том, случаются ли нынче неангажированные служители Фемиды, и серо-голубые глаза ее наливались слезами, поскольку за проигранным делом в скорости можно будет распрощаться и с любимой работой, и с карьерой, и с деньгами, и с много чем еще. Однако делать нечего, надо сражаться. Стойко.