Это лишь игра - 2 (СИ)

Невозмутимый прежде Вайнер негодовал, вскидывал руки в возмущении.
— А как отец?
— Ну как… — пожимает плечами Вайнер. — Крепится. Хотя тяжело ему, на него сейчас такое давление. Но что еще ему остается? Ходатайство о мере пресечения, естественно, тоже отклонили, как и заявление о получении дополнительной медицинской помощи…
— А что с ним?
— Ну, сердце, давление и так… — замялся адвокат, пряча глаза. Потом посмотрел на меня затравленно, моментально растеряв свой пыл. — Ну вы же понимаете, Герман Александрович, в каких он сейчас условиях находится, какое там обращение, а на него к тому же давят. Ведь не секрет, как могут выбивать признание, как там людей ломают… Это здесь он был хозяином жизни, а там… никто и звать никак… а они творят, что хотят. В карцере вот недавно провел трое суток, якобы за нарушение режима…
Морщинистое лицо Вайнера страдальчески исказилось.
Я мало что знал об этой стороне жизни, лишь обрывочно, по каким-то фильмам и изредка мелькавшим новостям. Просто не интересовался. Но даже я понимал, что там могут и бить, и унижать, и что похуже.
— Под залог его никак не могут отпустить? Если выйти лично на судью? А задействовать пресс-службу, СМИ? Дать огласку?
Вайнер только тяжело вздыхал и безнадежно тряс головой.
— Я пытался через свои каналы, но мне шепнули знающие люди, что бесполезно всё. Его все равно посадят. Ни за одно, так за другое. Взялись за него крепко. Его просто хотят устранить. А компанию развалить, а затем присвоить за бесценок наши предприятия. В этом деле много заинтересованных лиц и всем выгодно потопить Александра Германовича. Они там все заодно. Не пробиться… глухо. Это система… сломать систему невозможно. А огласка что? Он же не борец за справедливость, не узник чести. Он в глазах общественности миллиардер, наворовавший свои капиталы. Да народ только рад будет. Бесполезно всё.
Меня охватило раздражение, хотелось резко высказать ему, что рано он капитулировал, что из любого положения можно найти выход, даже если он сразу не очевиден. Но сдержался.
Старик Вайнер не врал и не сгущал краски намеренно — я это видел. Он дело свое знает, и раз говорит, что все глухо — то так оно и есть… если идти известными дорогами. А всякие окольные пути — не его конек, он — законник до мозга костей.
— Нет, мы не собираемся сдаваться, — вскинулся он, словно угадав мои мысли. — Будем обращаться выше… во все инстанции… до Москвы дойдем. Со своей стороны я делаю и буду делать всё, что от меня зависит. Просто не в моих правилах давать бесплотные обещания и обнадеживать понапрасну. Я хочу, чтобы вы понимали реальную картину и осознавали все возможные риски и последствия.
Вайнер многозначительно посмотрел на меня, словно ждал какого-то ответа. Но не дождался и продолжил дальше:
— Может так статься, что компания в обозримом будущем уйдет с молотка… Пока еще у нас резервы имеются, но время работает против нас. Все наши счета заморожены, в том числе и дочерних предприятий. Кроме вот компании в Канаде, потому что она под канадской юрисдикцией. Акции, вы сами видите, падают. Каждый день мы несем колоссальные убытки. И это только начало. А сколько продлится следствие… Да и, говоря откровенно, на суд особых надежд пока нет. Я бы очень хотел ошибиться, но … ваш отец не первый и, увы, не последний. Вспомните дело Юкоса…
— Что у вас есть на Леонтьева? — перебил я его.
— В смысле? — захлопал глазами старик. — Погодите, Герман Александрович, вы же не собираетесь его шантажировать? Это дурная затея, которая плохо кончится! Прошу вас, не усугубляйте! Сейчас у нас еще есть пусть и слабый, но хоть какой-то шанс договориться… пойти на сделку. Добиться хотя бы смягчения условий. Может быть, отдать им долю…
— Мне нужно узнать о Леонтьеве всё, что только можно. Где родился, на ком женился, из-за чего у него с отцом вражда, в общем, всё.
— Это можно, но…
— Вот и прекрасно, — я откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову.
— И все-таки, что вы собираетесь с этой информацией делать? Александр Германович очень просит вас не лезть в это всё. И скорее вернуться обратно, в Канаду. И я полностью его поддерживаю… Вообще не стоило вам приезжать. И светиться сейчас лишний раз не стоит…
 
— Я жду от вас информацию, — пресек я его причитания.
— Хорошо, как скажете. Но… все же зачем она вам?
— Потому что, Марк Соломонович, Леонтьев не система, а всего лишь человек. Может, вашу систему, как вы говорите, и нельзя сломать, зато человека очень даже можно. Надо лишь узнать, куда давить.
— Ничего хорошего из этого не выйдет, — расстроенно пробурчал старик. — Поверьте моему жизненному опыту, Герман. И послушайте доброго совета — уезжайте. Уезжайте скорее! Пока и вы не попали под раздачу. К тому же к Леонтьеву сейчас не подобраться. Уж он себя обезопасил.
  
9. Герман
 
— Вон она, по ходу, — Макс кивком указывает на блондинку в блестящем топе и микроскопической юбке. — Я, правда, давненько ее не видел, но вроде она… Да, точно, она. Вика Леонтьева. Ну что? Пойдем знакомиться?
— Чуть позже. Присмотрюсь к ней немного.
— Как скажешь. Только я долго тут торчать не могу. — Макс смотрит на часы. — Аленке обещал к девяти быть дома.
Свободных столиков в клубе больше нет, и мы с Максом устраиваемся у барной стойки так, чтобы дочь Леонтьева была у меня все время в поле зрения. Макс берет себе пиво, я — минералку.
— Да ты можешь уже идти. Спасибо, что провел и показал… — рассеянно отвечаю ему, наблюдая за Викой Леонтьевой.
Макса Явницкого я едва знаю. Видел раньше раз или два мельком, ну и на днях познакомился уже поближе, когда заезжал к его… то ли отцу, то ли отчиму. У них там какие-то сложные семейные связи, в которые я не особо вникал.
Старший Явницкий, конечно, тот еще тип — тщеславный, недалекий и соврет — недорого возьмет. Но надо отдать ему должное: сейчас, когда отец попал в неприятности и все его вчерашние «друзья» один за другим от него открестились, он — один из немногих, кто не слился, невзирая на риски. Впрочем, к Леонтьеву у него свои счеты, как-никак тот его подсидел. Но все равно я такие моменты ценю.
Про нового губернатора он рассказал мне, пожалуй, даже больше, чем досье, собранное отцовскими безопасниками. Прежде я знал о Леонтьеве лишь то, что в девяностых они с отцом друг у друга выгрызали место под солнцем. Отец оказался удачливее, а Леонтьев разорился.
Однако адвокат наш был прав: губернатор обезопасил себя со всех сторон и хорошо поработал на имидж. Этакий примерный семьянин и честный труженик. Ни любовниц, ни явных афер, ни теневого бизнеса, никакой зарубежной недвижимости, записанной на тещу. Может, в прошлом и водились за ним грехи, но сейчас в глазах широкой публики он чист как слеза младенца.
К тому же громко уволил нескольких чиновников за взятки. Затем с его подачи пересмотрели дело и показательно посадили депутатскую дочку, которая еще лет шесть назад протаранила остановку с людьми и отделалась легким испугом. Теперь вот разгоняет тему с отцом. Так что в народе его уважают.
Единственная уязвимость Леонтьева — это его дети. Дочь Вика и сын Вячеслав. В свое время оба учились в той же гимназии, что и Макс Явницкий. Собственно, поэтому он сейчас здесь, рядом со мной.
— Славяна этого я почти не знаю, — говорит Макс. — Он меня старше года на три или четыре, у него там своя компания была. Я с такими старперами не общался. А сейчас я тем более от светской жизни отстал. А Вику знаю. На вписках когда-то встречались. Она на класс младше училась. Ничего такая, только дура. А когда выпьет — вообще атас. Сейчас, может, уже подуспокоилась, но в школе отжигала — мама не горюй. Нет, ничего такого прям запредельного. Стандартный набор: бухло, травка, секс без обязательств. Хотя… кто из нас не отжигал по юности, да?
Макс останавливает на мне взгляд и приподнимает бровь.