Это лишь игра - 2 (СИ)

— Ты папе своему это высказывай. А здесь тебя быть не должно.
— Это ее здесь быть не должно! — срывается на визг Вика. — А его после такого я даже папой теперь не считаю! Да! Он мне больше не отец! Никогда его не прощу! И даже рада буду, если он со своими выборами пролетит. Ненавижу! Ненавижу…
Викины крики впиваются в мозг как иглы. От всего происходящего меня мутит. В груди давит. Перед глазами темнеет и плывет. Всем весом наваливаюсь на перила, чтобы не упасть тут перед ними.
— Езжай домой, — велит ей Герман.
— А ты?
Он не отвечает. Вика смотрит на него выжидающе и в конце концов психует.
— Чтоб ты знал, я всё ей рассказала! — выдает она с каким-то мстительным удовлетворением.
— Что — всё? — буднично интересуется он, и ни один мускул в лице не дрогнет.
— Про ваш, блин, гениальный план, как затравить ту вашу девку изнасилованную и как эту заставить заткнуться. Она не верит. Быть такого не может. Герман не такой. Герман не мог так поступить, — паясничает Вика.
— Прекрати, — обрывает он ее и наконец переводит взгляд на меня.
Несколько секунд мы молча смотрим друг другу в глаза. Я даже не дышу, а сердце так отчаянно и гулко колотится, что, кажется, сейчас разорвется в клочья.
— Так это всё правда? — спрашиваю я.
— Конечно, правда! — влезает Вика.
А Герман молчит. Смотрит на меня и молчит. Зато взгляд его красноречивее любых слов…
— Герман, это правда? — повторяю вопрос.
— Прости, — произносит он наконец.
А я отворачиваюсь от них, закрыв на секунду глаза, и тяжело выдыхаю. Ну вот и всё…
  
55. Лена
 
Возле здания суда какое-то нездоровое оживление. Или это я всё так остро воспринимаю. Парковка запружена машинами. На крыльце толпятся люди. Стайки журналистов приготовились и ждут, а к ним у меня теперь вообще никакого доверия.
Я стою чуть поодаль. Время еще есть. Я пришла слишком рано. Боялась опоздать. А теперь просто боюсь. Да так сильно, что внутри не утихает дрожь, а по спине струится холодный пот. Даже ладони взмокли. Кажется, вот-вот грохнусь в обморок, что, в общем-то, немудрено с таким дефицитом сна, как у меня. Сегодня ночью ни на секунду глаз не сомкнула. Хотя напилась бабушкиных капель. Да и всю последнюю неделю нормально не спала.
Как же мне не хватает Германа. Как быстро и сильно я к нему привязалась. Как же невыносимо я теперь по нему тоскую…
Сегодня увижу его первый раз с того дня, как приезжала Вика. И это тоже изрядно добавляет нервного волнения. Я сейчас как натянутая струна, и когда звонит телефон, аж вздрагиваю.
Это Олеся Владимировна.
— Лена, ты где? Я приехала…
Я оглядываюсь. И действительно, она торопливо, короткими пробежками приближается со стороны автобусной остановки.
Эти дни она не оставляла меня, всячески поддерживала, хотя и зудела время от времени: «Я же говорила». Но натыкалась на мой взгляд и смолкала: «Ладно всё, прости, не буду». Я просила её вообще не заикаться о Германе. Но иногда, видимо, прорывалось.
Олеся Владимировна замечает меня, подходит и останавливается рядом. Она вообще могла бы не приходить, суд закрытый, она в нем не участвует. Но пришла. Я благодарно улыбаюсь ей. Мне и правда с ее приходом становится как-то легче морально.
— Ой, думала опоздаю, — частит она. — Игорь сегодня работает, не смог подвезти. Пришлось на маршрутку идти. Ждала, наверное, полчаса… Ну что? Никого еще нет? Юлия еще не приехала? А ты как? Сильно волнуешься? — обеспокоенно заглядывает мне в глаза. — Выглядишь что-то неважно. Не заболела? Осунулась вся… бледная такая… Ты хоть спала немного? Ну нельзя же так! А ела?
Вдруг вижу, как на парковку медленно въезжает одна за другой три черные иномарки. Наверняка это Леонтьев со своей семьей. И точно — они. Сам губернатор, его сын, Вика… Сердце, вздрогнув, сжимается. Вместе с ними приехал и Герман…
— Заявился, подлец, — шипит Олеся Владимировна, глядя на него.
Журналисты сразу же устремляются к ним навстречу. Но охрана Леонтьева окружает его и всех, кто с ним, кольцом, никого к ним не подпуская даже близко.
 
— Я не смогу… — вырывается у меня.
— Сможешь! — уверенно заявляет Олеся Владимировна. — Я тебя знаю. Ты справишься. Я в тебя верю.
Вскоре приезжает Юлька. Олеся Владимировна окидывает ее с головы до ног и неодобрительно качает головой:
— Юль, ну ты могла бы как-то скромнее выглядеть…
Юлька оглядывает себя.
— Куда скромнее-то? Юбку в пол и хиджаб? — издает она смешок. Но я вижу — Орлова тоже нервничает.
— Ну хотя бы помаду красную сотри.
Но Юлька от нее только отмахивается.
Мы втроем подходим к зданию суда, и тут Юльку замечают. Сначала некоторые просто оглядываются на нее и кивают, мол, вон она. Орлова, конечно, это тоже видит, но шагает, задрав подбородок, типа ей плевать. А затем какой-то парень из толпы выкрикивает:
— Такую шкуру только драть во все дыры.
Похабную реплику сопровождает смех его дружков. Юлька и бровью не ведет, будто не слышит эту гадость, но едва мы заходим в холл, сразу как-то сникает. Достает из сумочки платок и вытирает помаду, а волосы собирает хвост.
— Что? Так лучше? Достаточно скромно? — спрашивает с надрывом у Олеси Владимировны.
— Не обращай внимания на идиотов, — говорит она с сочувствием, а потом снова замечает Германа. Я-то его увидела сразу же, как только мы вошли в здание, но не подала виду.
Он стоит чуть в стороне, у металлодетектора, через который пропускают по одному. Мужчина перед ним долго не мог пройти — все время срабатывал сигнал. Из-за этого образовалась небольшая заминка.
А теперь и Герман как раз выкладывает из карманов ключи и что-то еще. Я поглядываю в его сторону украдкой. Приказываю себе не смотреть на него вообще, и так слишком очевидно, что я нервничаю, но взгляд то и дело притягивается сам. А как только его увидели Олеся Владимировна и Юлька, к лицу тотчас к лицу приливает кровь. И я прямо чувствую, как краснею. Идиотизм.
А затем, к моему ужасу, Олеся Владимировна вдруг устремляется Герману.
— Подонок! — выплевывает она ему в спину. — Мерзавец!
Я спешу за ней следом. Пылая, тяну ее за локоть обратно, прошу прекратить. Спасибо хоть она не кричит на весь холл, а то я бы сгорела от стыда, но все равно ее слышит пристав и делает замечание:
— Соблюдайте порядок!
Герман же оборачивается и, смерив ее абсолютно равнодушным взглядом, произносит таким же тоном:
— Здравствуйте, Олеся Владимировна.
— Подлец! — цедит она.
— Да, да, — отвечает ей с издевкой в голосе.
‍Это ее еще больше приводит в ярость, но Герман уже проходит через металлодетектор. На меня за всю эту сцену он даже не взглянул…
***
Я стою в коридоре, у самой двери, жду, когда вызовут. Герман в конце коридора, у окна. Он мне едва кивнул сегодня в знак приветствия и, наверно, специально отошел подальше. Это правильно — зачем смущать друг друга? Но это больно… К тому же с ним там и Вика, и Леонтьев, и кто-то еще.
Нервное напряжение так меня истощило, что, кажется, когда всё закончится, я просто упаду и отключусь. Но пока — внутри будто в тугой узел всё скручено. Я даже сидеть, как остальные свидетели, не могу.
Из-за двери доносится приглушенный женский голос:
— Слушается дело в отношении Леонтьева Вячеслава Игоревича и Кокорина Никиты Владимировича, обвиняемых в совершении преступления, предусмотренного пунктом «а» части второй статьи 131 Уголовного кодекса Российской Федерации. Председательствующий судья Ильина Ольга Михайловна. Государственный обвинитель прокурор Москвитин Сергей Анатольевич. Защитник обвиняемых Преображенский Лев Константинович. Секретарь Павлова Анна Николаевна. Судебное заседание объявляю открытым…
Потом ко мне подходит пристав, просит отойти от двери и ждать вместе со всеми. Я присаживаюсь с краю, хотя так и тянет подскочить снова.