К сожалению твоя (ЛП)

— Может быть, немного, — призналась Натали. — Возможно, я совершила одну огромную ошибку, но я знаю, что если бы Моррисон Талбот Третий сделал тот плохой выбор вместо меня, то был бы оправданы. Вероятно, его бы повысили за то, что он рискует. Они тайно встретились и проголосовали за мое увольнение. Мои партнеры. Мой жених. -Она ненадолго закрыла глаза, чтобы подавить воспоминание о своем потрясении. Предательстве. — Если бы ты была мной, мама, тебе нужен был бы шанс вернуться и проявить себя. — Коринн смотрела на нее несколько секунд.
— Возможно, так бы и было. — Натали выдохнула.
— К сожалению, у меня нет денег, чтобы одолжить тебе, — продолжила Корин, ее лицо слегка покраснело. — Как ты знаешь, рентабельность виноградника снижается. С неожиданной помощью твоего брата мы изменили ситуацию, но могут пройти годы, прежде чем мы снова окажемся в плюсе. Все, что у меня есть, это этот дом, Натали.
— Мой трастовый фонд, — твердо сказала Натали, выталкивая его наружу. — Я прошу освободить мой трастовый фонд.
— Времена изменились, — сказала Корин со смехом. — Когда ты закончила Корнелл, что ты сказала на ужине после церемонии? Ты никогда не взяла бы от нас ни цента, пока жива?
— Мне сейчас тридцать лет. Пожалуйста, не бросай мне что-то в лицо, что я сказала, когда мне было двадцать два.
Коринн вздохнула и снова сложила руки на коленях.
— Тебе хорошо известны условия трастового фонда, Натали. Твой отец может гоняться на машинах в Италии и расхаживать с женщинами вдвое моложе себя, как дурак, но он изложил язык траста, и, что касается банка, он все еще контролирует ситуацию.
Натали вскочила на ноги.
— Язык этого контракта архаичен. Как это вообще может быть законно в наше время? Должно быть что-то, что ты можешь сделать.
Мать вздохнула.
— Естественно, я с тобой согласна. Но твой отец должен будет подписать изменение.
— Я не собираюсь пресмыкаться перед этим человеком. Не после того, как он просто кинул нас и притворился, будто нас не существует. Не тогда, когда он оставил тебя устранять повреждения после пожара четыре года назад.
Внимание Коринн переключилось на виноградник, освещавший путь солнца.
— Я не знала, что тебе не все равно.
— Конечно, меня это волнует. Ты попросиал меня уйти.
— О, пожалуйста. Ты как нельзя яснее выразилась, что хочешь вернуться во всемогущие крысиные бега Нью-Йорка, — усмехнулась ее мать.
Тот период после пожара они явно запомнили совсем по-другому. Углубление в семантику последнего пребывания на острове Святой Елены сейчас не принесет ей никакой пользы.
— Нам придется согласиться или не согласиться с этим.
Коринн, казалось, была готова возразить, но заметно изменила курс.
— У меня связаны руки, Натали. Условия траста высечены в камне. Чтобы деньги были твоими, получатель должен иметь оплачиваемую работу и состоять в браке. Я понимаю, что это звучит как что-то из эпохи Регентства Англии, а не из современной Калифорнии, но твой отец итальянец старой закалки. Брак его родителей был устроен. Это гламурно для него. Это традиция.
— Это сексизм.
— Обычно я бы согласилась, но условия доверия Джулиана те же. Когда контракт был изложен, у твоего отца было грандиозное видение. Ты и Джулиан со своими процветающими семьями захватили винодельню. Внуки повсюду. Успех. — Она сделала отсутствующий жест. — Когда вы оба ушли без какого-либо намерения присоединиться к семейному бизнесу, у него что-то сломалось внутри. Пожар стал последней каплей. Я не оправдываю его, я просто пытаюсь дать другую точку зрения.
Натали снова опустилась на диван и умоляюще посмотрела на мать.
— Пожалуйста, должно быть что-то, что мы можем сделать. Я не могу оставаться здесь навсегда.
— О, мне так жаль, что пребывание в твоем семейном доме похоже на изгнание.
— Ты не пытаешься просыпаться каждое утро под стоны Джулиана и Халли, которые безуспешно пытаются подавить свои звуки секса в коридоре.
— О Господи.
— Да. Они тоже зовут сына божьего иногда, когда думают, что меня нет дома.
 
Иссушающе закатив глаза, Коринн поднялась на ноги и подошла к окну.
— Ты могла бы подумать, что поспешный отъезд отца подорвет лояльность его местных друзей и соратников, но уверяю тебя, это не так. Они все еще держат его на пьедестале, включая Ингрэма Мейер.
— Кто?
— Ингрэм Мейер, старый друг отца. Он специалист по кредитам в кредитном союзе Святой Елены, но, что более важно, он является доверенным лицом твоего и Джулиана трастовых фондов. Поверь мне, он будет следовать указаниям твоего отца буквально.
Челюсть Натали должна была касаться пола.
— Какой-то человек, о котором я никогда не слышала и не встречала, держит мое будущее в своих руках?
— Прости, Натали. Суть в том, что… кроме как убедить твоего отца изменить условия, я ничего не могу сделать.
— Я бы не стала просить тебя об этом. — Натали вздохнула. — Не после того, как он ушел.
Коринн помолчала.
— Спасибо.
Вот оно. Конец разговора. Больше нечего было сказать. В настоящее время Натали была крайне далека от оплачиваемой работы. И еще дальше от женитьбы. Патриархат снова побеждает. Ей придется вернуться в Нью-Йорк, поджав хвост, и проситься на низкоуровневую должность в одной из фирм, которые она когда-то называла конкурентами. Ложкой съедали бы ее смирение, а она… усмехнулась бы и терпела. На то, чтобы собрать достаточно денег, чтобы открыть собственное дело, уйдет, вероятно, десятилетие, но она это сделает. Она бы сделала это сама.
— Хорошо. — Смиренная, опустошенная, Натали стояла на дрожащих ногах и расправляла юбку своего платья. — Удачи тебе на встречах этим утром.
Коринн ничего не сказала, когда Натали вышла из дома, закрыла за собой дверь и, подняв подбородок, спустилась по ступенькам. Этим утром она отправится в город, сделает прическу и маникюр. По крайней мере, она могла хорошо выглядеть, когда приземлилась в Нью-Йорке, верно?
Но все изменилось на обратном пути после выметания — и, как в какой-то странной детской песенке из ада, в ней участвовали кошка, крыса… и ПЕЧАТЬ.
Глава три
Он должен был закрыть входную дверь.
Теперь чертовой кошки больше нет. Она убежала из дома в знак протеста против его предварительной стадии сборов. Очень предварительных. Он только достал чемодан из шкафа и открыл его на своей кровати. Понюхав его, забравшись внутрь и сделав несколько кругов вокруг своего багажа, Угроза прокралась на кухню. Август полагал, что ей все равно, что он занимается упаковкой, но он забыл основное правило о кошках.
Изменение равнялось нападению. И они были небрежны в своей мести.
И вот он бежит трусцой по тропинке между своей злосчастной винодельней и дорогой, зовя глухую кошку. Как это произошло?
Угроза никогда не выходила из дома. Август знал это не понаслышке, потому что после того, как однажды она появилась ни с того ни с сего и объявила его своим новым опекуном, он провел две недели, пытаясь уговорить ее пушистую задницу вернуться на улицу.
Очевидно, ему стоило попробовать упаковать вещи.
— Угроза, — пророкотал он, прижав руки ко рту. Может быть, она могла слышать вибрации его голоса в воздухе? — Думаешь, раз я собираю вещи, я оставлю тебя здесь? Тебе нужно напомнить, что на прошлой неделе я потратил восемьсот долларов на ветеринара? это долгосрочное дерьмо. Я даже не знал, что у кошек может быть гингивит. — Тишина.
Очевидно.
Его маловероятная компаньонка время от времени мяукала, но обычно это происходило посреди ночи по совершенно непонятной ему причине. Он всегда считал себя собачником. Нет, он был собачником.
Ему просто нравился этот кошка.
Знаменитые последние слова.
Впереди у дороги вспыхнула оранжевая вспышка. Вот она.
Август ускорил бег, начиная немного нервничать, осознав, как близко они были к дороге. И когда он услышал отчетливый грохот приближающейся машины, он бросился бежать, по его спине выступил пот.