В поисках Библии: Тайны древних манускриптов
В истории Синухе (Синухета) мы встречаемся с прототипом приключенческого романа. Действие рассказа, который считается прекраснейшим произведением египетской художественной литературы, происходит в эпоху Среднего царства, в реалистической обстановке. Как и история Ун-Амуна, он переносит нас в Сирию, куда добровольно удалился Синухе. Популярность этого рассказа в Древнем Египте подтверждается сравнительно большим числом найденных фрагментов. Некоторые отрывки даже вошли в повседневный язык. Нам известно, например, что моряков, посланных царицей Хатшепсут, приветствовали в иностранном порту точно таким же образом, как некогда варвары приветствовали Синухе; все равно как мы сказали бы шутя путешественнику: "Простите, вы случайно не доктор Ливингстон?" Историю Синухе помещали даже в некоторые могилы для развлечения покойного.
Еще один рассказ в духе Эдгара Аллана По, на этот раз из эпохи Рамессидов, переносит нас прямо в египетскую гробницу. В одной сцене царевич играет в шашки с призраками умерших — классический "леденящий душу" эпизод, которым, однако, далеко не исчерпываются все прелести этого рассказа.
Так за последние полтора века из пыли веков поднялась египетская литература, обнаружив древнюю цивилизацию, питавшую огромное уважение к письменности и литературному творчеству. Несколько произведений религиозного или светского характера в течение веков пользовались общенациональной популярностью. Классическая литература, как и в Древнем Китае, ценилась очень высоко. Более того, египтяне сознательно и постоянно пытались проследить литературные традиции до гораздо более раннего времени и заново переоценить их в духе своеобразного возрождения. Восстанавливались или вновь обнаруживались более древние работы. В самой "Книге мертвых" утверждается, что в нее якобы был включен один текст, "найденный" в эпоху I династии. Другая такая находка была будто бы сделана царевичем Хордедефом, сыном Хуфу (Хеопса), в правление Менкаура, примерно за тысячу пятьсот лет до составления "Книги мертвых".
Поэтому нет ничего удивительного в том, что герой одной древней египетской истории предвосхищает примерно на три тысячелетия наших современных египтологов в своих поисках "утерянного" манускрипта. Эта приключенческая история сохранилась в демотической копии птолемеевских времен, которая сейчас находится в Каирском музее. Она излагает сказание о царевиче Сет-на (Сетме Хамуас), сыне Рамсеса II и жреце Птаха в Мемфисе, который был ревностным исследователем древних свитков. Сетна был прославлен в египетских легендах за свои исследования в оккультных науках. Статуя этого царевича с высеченным на ней его именем находится сейчас в Британском музее.
В сказании говорится о том, что Сетна охотился за книгой по магии, предположительно написанной самим богом Тотом. После долгих поисков он ухитрился найти свиток папируса в склепе в Мемфисе, где он вступил в состязание с духами покойного. Он проиграл, но, несмотря на предостережение, забрал желанный манускрипт и не откладывая в долгий ящик принялся за его изучение. Вскоре, однако, мертвец начал преследовать его, и царевич оказался на грани безумия. В конце концов его царственный отец Рамсес посоветовал ему вернуть книгу мертвецу и искупить свой грех — разграбление могилы. Сетна обещал перенести в гробницу мумии жены и сына покойного из их могил в Коптосе. Итак, охота за рукописями оказалась неблагодарным, если не опасным занятием. Хотя Сетна и должен был сменить Рамсеса на престоле, он умер раньше своего отца, который пережил тринадцать сыновей. В конце концов Меренптах, четырнадцатый в череде сыновей, унаследовал трон.
Современным охотникам за манускриптами и грабителям могил повезло больше, хотя некоторых из них как будто тоже преследовали демоны. Каждый из них, однако, внес свой вклад в осуществление египетского пророчества многовековой давности, содержащегося в одном из обнаруженных папирусов: "Что касается тех ученых писцов, кто жил подобно богам… их имена будут существовать вечно, хотя сами они ушли в небытие… и все их родственники забыты. Они не сделали себе медных пирамид с надгробными плитами из железа… Они сделали папирусный свиток жрецом, творящим (заупокойную?) молитву, письменную доску — любящим сыном; книги поучений были их пирамидами, тростниковое перо — их ребенком, а каменные поверхности — женой… Более полезна книга, чем резная стела или прочная могильная стена… Человек разлагается, тело его — прах, и все его родственники вымерли, но писания заставляют его имя жить на устах чтеца. Книга полезнее, чем дом строителя или погребальная часовня в песках Запада…"
Библия ханаанеян
И ты, сын человеческий, возьми себе кирпичину, и положи ее пред собою, и начерти на ней город, именно Иерусалим.
Незадачливый Ун-Амун, египетский чиновник, которого мы сопровождали в его рискованной миссии в Сирию, вручил местному князю груз в пятьсот свитков или листов папируса. Эта деталь в полуисторическом рассказе доказывает, что сирийцы II тысячелетия до н. э. умели писать, нуждались в материале для письма и потребляли для этого большое количество папируса. В другом месте рассказа Ун-Амуна правитель Библа (Гебала), известного сирийского города на берегу Средиземного моря, посылает за дворцовыми отчетами, ведущимися на свитках, чтобы проверить сделку, ранее заключенную египтянами с его отцом и дедом. Что случилось с этими сирийскими архивами? Ответ на этот вопрос прост и удручающ. Ни один папирусный свиток почтенного возраста никогда не был обнаружен на неегипетской земле. Должно ли это означать, что вероятность сохранности каких-либо значительных сирийских документов очень мала? Это отнюдь не обязательно. Сирийцы и другие цивилизованные народы Восточного Средиземноморья, очевидно, использовали папирус, но, как и сами египтяне, они писали и на других материалах, включая металл, кожу животных, черепки, дерево и камень. И прежде всего они писали на глине — материале гораздо более прочном, чем папирус, пергамен или бумага.
Долгое время, правда, в Сирии и Палестине вообще не находили ни длинных, ни коротких текстов ни на одном из материалов. Для ориенталистов и ученых-библеистов это было особенно огорчительным, так как длинная полоса земли — место обитания ханаанеян, финикийцев и евреев и одновременно связующее звено между Египтом и Месопотамией — играла существенную роль в истории древнего Ближнего Востока. Ее литература могла бы пролить свет на ту культурную и религиозную среду, с которой столкнулись израильтяне, когда они пришли в Ханаан.
Раннешумерская надпись на глиняной табличке, датируемая примерно 3000 г. до н. э. Форма клинописных знаков выдает их пиктографическое происхождение.
В течение всего XIX в., когда соседние Египет и Месопотамия столь щедро одаривали мир документами и утерянными литературными произведениями на папирусе и глине, фактически ничего не было извлечено из земли Сирии. За отсутствием доказательств некоторые ученые мужи с легкостью сделали вывод, что письменная культура на этой территории в бронзовый век была неизвестна. Были еще экстремисты из немецкой "либеральной" школы библеистики (называемой школой "высшей критики"), как, например, Юлиус Велльгаузен, которые настаивали, что евреи не обладали письменностью по меньшей мере до их "века царей", — тезис, который дол-жен был означать, что все библейские книги были составлены позднее.
Аргументы Велльгаузена и другие, схожие с ними, отчасти потеряли убедительность с появлением тель-эльамарнских табличек, найденных в Верхнем Египте в 1887 г., которые содержали переписку фараонов XVIII династии (около XIV в. до н. э.) с их сирийскими вассалами. Сделанные на аккадском, международном языке того времени, эти клинописные записи показали, что сирийские правители использовали писцов. Папирус Ун-Амуна, найденный в 1890-х годах, добавил новые свидетельства. Однако до 1929 г. из самой Сирии не поступало никаких достойных внимания материалов, которые могли бы существенно поколебать тезис Велльгаузена. В этом году в результате случайной находки на побережье Северной Сирии французские археологи обнаружили ханаанскую храмовую библиотеку из глиняных табличек XIV или XV в. до н. э. Сразу же стало очевидным, что Сирия — Палестина имела развитую литературную традицию задолго до прихода евреев. Из содержания сирийских табличек вскоре стало ясным, что они представляют совершенно новую главу литературы, являются, как сказал Сайрус X. Гордон, один из ведущих американских ученых в этой области, "важнейшим вкладом… со времени расшифровки египетских иероглифов и месопотамской клинописи в прошлом веке".
