В поисках Библии: Тайны древних манускриптов

Для Шлимана, раскапывающего холмы, библией был Гомер, тогда как все усилия Тишендорфа, теолога по профессии, были сконцентрированы на собственно Библии, в частности на Новом Завете. В отличие от Шлимана Тишендорф ни в малейшей степени не был склонен к преклонению перед мифами. Он был прежде всего объективным и критически настроенным ученым, который пытался разгадать тайну ранних библейских текстов.
С тех пор как ученый-классик Фридрих Август Вольф сформулировал "гомеровский вопрос" и тем способствовал основанию в конце XVIII в. современной науки филологии, Германия практически захватила монополию в критическом изучении древней литературы. Вольф отрицал существование Гомера и приписывал авторство двух величайших эпосов нескольким поэтам. Его доводы базировались на исключительно точном и, можно сказать, революционном анализе дошедших до нас текстов. Его метод был развит последующими поколениями немецких ученых.
Несомненно, филологические и исторические исследования (эти две науки некоторое время занимались фактически одним и тем же) немецких ученых вошли в число наиболее выдающихся достижений XIX в. и способствовали тому, что слово "Германия" стало неразрывно ассоциироваться с блестящей и скрупулезно добросовестной ученостью. Именно в это время немецкий поэт мог скорбеть по поводу того факта, что его возлюбленная нация столь богата мыслями (gedankenreich), но бедна духом деятельности (tatenarm), — призыв, к которому его соотечественники, к несчастью, не остались глухи.
Однако немецкая наука пожинала лавры тогда, когда инструмент, выкованный и отточенный на поприще филологии, был применен к теологии. Так появились специальные дисциплины по изучению Библии под названием "Высшая критика" и "Низшая критика", занимающиеся тщательным изучением соответственно содержания и текста Священного Писания. Как и всё на свете, эти дисциплины не были созданы на пустом месте, а восходили к Абеляру и Спинозе, может быть даже к Оригену и святому Иерониму.
Критика Библии часто отождествляется с агностицизмом и скептицизмом и рассматривается как смертельная атака на христианские традиции. Действительно, немалое число критиков XIX в. анализировали библейский текст с целью оспорить его традиционно приписываемое авторство, время и место возникновения, пути его передачи, собирания воедино и канонизации. Знаменитое имя Юлиуса Велльгаузена [25] ассоциируется с искусным рассечением в духе Вольфа Ветхого Завета на несколько частей, для каждой из которых предполагались различное авторство и среда создания. Другие зашли так далеко, что объявили причисление апостольских документов к евангельским текстам результатом фальсификации. Для них христианская доктрина была не чем иным, как "синкретической" комбинацией различных эллинистических культов и философских учений, короче, "александрийским винегретом", говоря непочтительными словами Нормана Дугласа.
Молодой Тишендорф с самого начала протестовал против таких тенденций в библейской критике. Но, отвечая рационалистам и позитивистам, он не пошел по пути обскурантизма. Поскольку большинство критических споров в период его студенчества были посвящены текстуальным разночтениям в Новом Завете и содержащимся в нем противоречиям, Тишендорф уже тогда обратил внимание на эти проблемы. Он оставил помыслы о пастырском поприще и, хотя время от времени выступал с проповедями, считал, что гораздо лучше сможет служить Богу, посвятив свою жизнь творческому изучению священных текстов. Еще до посвящения в сан он твердо поставил перед собой цель — доказать подлинность Евангелий и восстановить первоначальную евангельскую редакцию священных текстов.
Выполнение этой задачи отнюдь не превратило его в типичного немецкого профессора, ведущего, подобно Иммануилу Канту, замкнутую, упорядоченную жизнь. Наоборот, в своих поисках он совершил множество поездок в крупные европейские библиотеки и даже пережил в высшей степени рискованные приключения на Ближнем Востоке. Преисполненному серьезности теологу, выходцу из скромной мелкобуржуазной среды, пришлось превратиться во вполне светского находчивого путешественника, заводившего ради успеха своих поисков дружбу с высокопоставленными деятелями Церкви, саксонскими королями и русскими великими князьями. Ему пришлось усвоить все тонкие уловки дипломатии.
 
Уже к тридцати годам Тишендорф обрел международную известность. Однажды, когда он, будучи еще молодым, был представлен одному из своих зарубежных коллег, тот решил, что существует два Тишендорфа. Стоящий перед ним молодой человек был просто не в состоянии выполнить такую работу, которая легко могла обеспечить прочную репутацию нескольким умудренным годами и опытом зрелым ученым. Король Пруссии на приеме сравнил его с Александром фон Гумбольдтом. Тишендорф, по словам короля, как и Гумбольдт, просто не мог не совершать открытия во всем, за что он брался.
Константин Тишендорф родился в 1815 г. в семье врача в маленьком саксонском городке Ленгенфельде. Будучи одним из лучших учеников своего класса в гимназии близлежащего районного центра, города Плауена, он заложил в себе уже тогда основы отличного знания греческого и латинского языков, а также произведений древних авторов. Когда он приступил к изучению теологии в Лейпцигском университете, ему пришлось к классическим языкам добавить древнееврейский, арамейский, сирийский и коптский. Здесь он вскоре отличился, написав по-латыни удостоенные премий эссе о святом Павле и Христе. В течение года Тишендорф преподавал в одной частной школе под Лейпцигом, возглавляемой человеком, который впоследствии стал его тестем. Уже тогда он был поглощен подготовительными исследованиями для своего критического издания греческого текста Нового Завета, которое ему на протяжении жизни довелось выпускать в восьми различных версиях. Научное предисловие к первому изданию принесло двадцатипятилетнему молодому человеку назначение на теологический факультет Лейпцигского университета.
Но молодой ученый, хотя к этому времени он уже был влюблен и помолвлен, не собирался предаваться безмятежному и респектабельному существованию, как подобало "герру профессору". Скопив некоторую сумму, а также воспользовавшись помощью своего брата и скептически настроенного саксонского правительства, 30 октября 1840 г. он направился в Париж. Ему предстояло провести вдали от родины пять лет.
Непосредственная цель путешествий Тишендорфа была проста и продиктована здравым смыслом, однако она ошеломила почтенных представителей старшего поколения ученых, которые либо просто не задумывались над этим, либо не обладали энергией и самоуверенностью Тишендорфа. Кроме того, они были лишены его палеографической одаренности, ибо он являлся в равной мере знатоком как в поисках ценных документов, так и в расшифровке и датировке их.
Когда Тишендорф начал работу над изданием греческого текста Нового Завета, он понимал, что древнейшие документы IV, V и VI вв. намного превосходят по своему значению более многочисленные манускрипты X в. и последующих веков, которые послужили основой для прославленного греческого текста Нового Завета, составленного Эразмом Роттердамским, а также для переводов его на разговорные языки, как, например, версии Лютера и короля Якова (Джеймса) I. Греческий Новый Завет Эразма (первое издание, 1516 г.) был во многих отношениях сделан довольно небрежно, при полном отсутствии знакомства с элементарными методами критики, выработанными наукой лишь в XIX в. В том, как великий гуманист произвел отбор рукописных источников, не было никакой системы; он не выяснил как следует их происхождение, возраст и степень достоверности, не проверил с должной тщательностью, в какой мере они расходятся и дополняют друг друга, что помогло бы устранить имеющиеся в тексте ошибки. И что уж совсем непростительно, для того чтобы заполнить пробел в греческом оригинале и в то же время поспеть к сроку, установленному его издателем, печатником Иоханнесом Фробеном из Базеля, он сделал обратный перевод одного отрывка с латыни на плохой греческий. К несчастью, Эразм одновременно вызвал к жизни и новую традицию, стремившуюся провозгласить как его греческое издание, так и в еще большей степени сделанные с него прославленные переводы на разговорные языки непогрешимыми.