Сто суток войны

23 августа 1941 года.
«На участке 287-го полка противник ввел в действие до батальона, но, потерпев неудачу, ввел резервы до полка. Атака была отбита с большими потерями для противника. Противник частями 21-й пехотной дивизии и 1-й гвардейской дивизии в течение дня продолжал атаковывать 287-й полк. Но, встретив упорное сопротивление полка, перенес свои атаки по флангам. К исходу дня противник, введя свежие силы, овладел северной окраиной Петерсталь. В бою тяжело ранен командир 287-го стрелкового полка подполковник Султан-Галиев. На его место назначен капитан Ковтун-Станкевич. В 21.00 287-й стрелковый полк контратакой уничтожил до батальона пехоты, прорвавшего передний край в направлении хутора Красный Переселенец, восстановил передний край и продолжает удерживать прежний рубеж».
24 августа 1941 года:
«Противник с 8.00, имея перед собой обнаженный левый фланг 287-го полка, повел наступление, но под воздействием контратак полка бежал. Части 21-й пехотной и 1-й гвардейской дивизий, неся большие потери, продолжают атаковывать передний край обороны. Но, встретив упорное сопротивление, откатываются назад. 287-й стрелковый полк, отразив четыре атаки противника, восстановил передний край. Не восстановлено пятьсот метров. Переход части 287-го полка в контратаку был полной неожиданностью для противника. Полк, ведя ожесточенный бой с противником, контратаками восстановил положение своего левого фланга. Занимает прежнее положение».
25 августа 1941 года:
«287-й стрелковый полк, отразив в 10.00 атаку противника и нанеся ему поражение, вновь перешел сам в 14.30 в контратаку на высоте 63/3 и занял ее. 31-й стрелковый полк, усиленный третьим кавалерийским полком, отошел, продолжая все более обнажать фланг 287-го стрелкового полка. Противник продолжает атаковывать передний край обороны дивизии, но, встретив упорное сопротивление батальона НКВД и отряда моряков и неоднократные контратаки 287-го стрелкового полка, бросает свои силы на 31-й стрелковый полк, где имеет частичный успех. 287-й полк храбро и мужественно отражает многочисленные атаки врага. В бой были брошены все резервы: разведвзвод, саперная рота, химвзвод».
26 августа 1941 года:
«С утра противник вновь начал непрерывные атаки переднего края обороны, особенно на левом фланге 287-го стрелкового полка. 287-й стрелковый полк в течение всего дня отражал атаку за атакой, переходя сам в контратаки. Всего в течение дня отбито четыре атаки, каждая силой до полутора полков».
Так выглядят действия 287-го полка по документам 25-й Чапаевской дивизии, ее «Журналу боевых действий» и оперативным сводкам.
А вот как выглядит общая обстановка по документам штаба Приморской армии:
«24. VIII. Противник, сосредоточив восемь дивизий, ведет наступление по всему фронту, нанося главный удар в направлении хуторов Вакаржаны и Красный Переселенец. Наши части в последние дни несут большие людские и материальные потери. В некоторых батальонах осталось по 80—100 человек. 23.VIII тяжело ранены командиры: 136-го полка Матусевич, 287-го — Султан-Галиев, 161-го — Серебров, 90-го — Соколов, легко ранен командир 241-го полка Новиков, тяжело ранены все командиры батальонов 161-го полка. Для смягчения напряженного положения на фронте необходима хотя бы одна кадровая стрелковая дивизия, что дало бы возможность создать минимальный резерв…
В связи с наметившимся главным ударом противника командование разрешило командиру 25-й стрелковой дивизии использовать 2-й добровольческой отряд морского флота.
По докладу начальника штаба 25-й дивизии, использованы все резервы до комендантского взвода включительно.
За 24 и 25 августа части армии имели потери: ранеными 1901 человек, всего в одесских госпиталях на 25.VIII находится 5000 раненых…
В 95-й стрелковой дивизии за два дня боев выбыли из строя: командиры всех полков дивизии, начальник штаба дивизии, начальник артснабжения дивизии.
В частях армии ощущается большой недостаток оружия: винтовок, пулеметов, мин, снарядов для 67-мм и 120-мм орудий; личный состав в течение шестнадцати дней ведет непрерывный бой. Резервов нет. Обученные резервы исчерпаны полностью».
 
Так выглядели эти дни под Одессой, когда 25-я Чапаевская дивизия и в ее составе 287-й стрелковый полк дрались у хуторов Вакаржаны и Красный Переселенец, как раз там, где противник, ведя наступление по всему фронту, наносил свой главный удар.
А теперь — о самом Балашове. Судя по всем сохранившимся документам, связанным с его именем, это был человек замечательных личных качеств. Несмотря на краткость нашей встречи, старший политрук Балашов, подобно полковнику Кутепову, на многие годы сохранился в моей памяти как один из тех комиссаров сорок первого года, которые действительно были душою своих полков и дивизий. То есть соответствовали своим комиссарским должностям в самом высшем и самом глубоком смысле.
Потом, в ходе войны, я, случалось, справедливо или несправедливо внутренне соизмерял запомнившийся мне облик Балашова с обликом других встреченных мною людей, и люди, казавшиеся мне похожими на него, были для меня хороши уже одним этим.
Балашов родился в 1907 году в Егорьевском районе Московской области. Его отец был плотником, мать — крестьянкой. Пойдя в 1932 году в армию по партийной мобилизации, Балашов сначала был политруком эскадрона, а потом учился на курсах усовершенствования политсостава в Москве. Оттуда, видно, и пошли те его литературные знакомства, о которых он мне говорил ночью под Одессой. В одной из сохранившихся в его личном деле анкет он сообщает, что трижды подвергался партийным взысканиям: в 1932 году — за утерю партийного билета, в 1934 году — за антипартийный поступок, выразившийся в том, что, учась в Москве на курсах усовершенствования «и будучи парторгом группы, допустил, что слушатели рисовали на портрете товарища Сталина ромбы, а я мер не принял». Третий выговор имел в 1935 году, служа в кавалерийском полку, за то, что, «будучи политруком полковой школы, не знал об имевшем место проявлении антисемитизма со стороны одного красноармейца по отношению к другому».
В 1940 году Балашов участвовал в финской кампании, служил в политотделе 51-й стрелковой дивизии. В одном из написанных о Балашове партийных отзывов сказано так: «Неоднократно сам лично видел его в бою увлекающего подразделение вперед за родину, за Сталина, где он проявил мужество, смелость, отвагу и награжден за это орденом Красной Звезды».
В последней предвоенной аттестации в ноябре 1940 года о Балашове сказано: «Энергичный, решительный работник с большой инициативой. Лично много работает над воспитанием бойцов и командиров. В тактическом отношении подготовлен достаточно. Во время боев с белофиннами проявил себя стойким, смелым, выносливым. Посылался на самые решающие участки боя. Достоин присвоения военного звания батальонного комиссара».
Звания батальонного комиссара Балашову не присвоили ни перед войной, ни в первый год войны. Когда я во второй раз встретил его в декабре 1941 года во время нашего наступления под Москвой, он все еще был, как и в Одессе, старшим политруком.
Вскоре после нашей встречи в Одессе 28 августа 1941 года в политдонесении, направленном из дивизии в армию, говорилось: «За последние дни особенно отличился 287-й стрелковый полк, где командиром капитан Ковтун и военком старший политрук Балашов. Полк отразил много ожесточенных атак в несколько раз превосходившего по численности противника. Мужественный и храбрый военный комиссар 287-го стрелкового полка старший политрук Балашов в самые критические минуты появлялся на самых опасных участках и личным примером воодушевлял бойцов и командиров». А еще через неделю в политдонесении, отправленном в штаб армии 6 сентября, снова упоминался Балашов: «Сегодня ранен вторично военком 287-го стрелкового полка старший политрук Балашов.
Прошу прислать из резерва политсостава двух человек для работы в частях военкомами до возвращения товарища Балашова из госпиталя».
Я упоминаю в записках, что ко времени нашего приезда Балашов был уже трижды легко ранен. Не думаю, что я мог ошибиться. Скорее, сам Балашов два из этих легких ранений за ранения не считал и сказал мне о них, наверное, не он сам, а кто-нибудь из окружающих.