Чекисты рассказывают. Книга 5-я
— Только ты помалкивай. Чтобы никому, даже Ивану. Поняла?
— Поняла.
Когда Ланговой рассказал об Ольге, о своих отношениях с ней и о Романишине Невьянцеву, тот спросил:
— Вы намерены жениться?
— Да. Я люблю ее.
Невьянцев встал, походил по кабинету.
— А если мы предложим вам выполнить одно поручение? Это поручение может затянуться...
— Я готов. Но как же с Ольгой?
— Мы дадим вам комнату. Потом, когда настанет время, я поговорю с вашей женой. Она будет вас ждать?
— Я не говорил с ней еще о женитьбе. А вы спрашиваете, будет ли ждать...
— Хорошо. Поговорите. И если у вас будет все в порядке, познакомите меня с ней. Тогда решим вопрос о командировке. Кстати, вы знаете, кто такой генерал Сычев, письмо от которого Ольга привезла Романишину?
— Нет.
— Он один из главарей Дальневосточного филиала эмигрантской диверсионной организации «Братство русской правды». На него делают большую ставку японские милитаристы.
Вечером Невьянцев докладывал Дерибасу:
— По плану, который вы утвердили, мы снарядили группу по следам Куксенко. Нашим товарищам удалось установить связь в селе с его пособниками. Один из них указал район расположения банды. Командир нашей группы послал своего курьера для установления связи с Куксенко и хотел повести переговоры об «объединении», но тот от переговоров уклонился. Наши возвратились ни с чем. Думаю, что пришла пора послать воинские подразделения, и разгромить!
— Нет. Куксенко держится вблизи границы. Если его прижмут, уйдет в Китай, снова организует банду. Чтобы покончить с бандой раз и навсегда, у меня есть один вариант с использованием Лангового...
События нарастали с каждым часом. Было установлено, что настоящая фамилия арестованного Белых — Домрачев и что проживал он вместе с семьей в Никольск-Уссурийске. Был офицером царской армии, при меркуловском правительстве служил в городской управе. Во время наступления Красной Армии бежал в Маньчжурию. Выяснилось, что жена и дочь Домрачева уехали в Казахстан.
Дерибас любил повторять, что чекист должен быть сдержанным и рассудительным, но сам был человеком эмоциональным: быстро «закипал», когда сталкивался с ложью и несправедливостью. Но обладал и другим ценным качеством: никогда не принимал окончательных решений в минуту возбуждения.
Так было и сейчас. Совсем недавно он был готов отдать Белых под суд. Но, внимательно выслушав Невьянцева, приказал:
— Вызвать жену и дочь. Оплатить расходы. Свидание устроим у меня.
А вскоре летние муссоны принесли с собой в Хабаровск влагу. Несколько дней подряд шли проливные дожди, и вода в Амуре сильно поднялась. В один из таких дней в кабинет Дерибаса вошел Невьянцев:
— Терентий Дмитриевич, жена и дочь Белых — Домрачева прибыли.
— Девочку не следует травмировать, пусть она подождет, — сказал Дерибас, — а Софью Павловну введите по моему звонку.
Доставили Белых.
— Садитесь, — Дерибас указал на стул возле стола, поставленный так, чтобы арестованный не мог видеть входящих в кабинет. — Ну что, надумали говорить?
— Кончали бы, гражданин начальник, да побыстрей. И все тут! Измучили вы меня и себя. Все равно ничего не скажу.
— Твердый вы орешек...
В кабинет вошел Невьянцев и остановился возле двери. Дерибас молча кивнул ему, и Невьянцев впустил довольно молодую, светловолосую женщину. На усталом лице ее были видны следы волнения. Она хоть и дала согласие на эту встречу, была к ней подготовлена, не могла сдержать волнение.
— Садитесь, — предложил Дерибас. — Может быть — воды?
Женщина отрицательно покачала головой, села на стул, достала из сумочки носовой платок и вытерла глаза.
— Белых, обернитесь, — сказал Дерибас.
Арестованный нехотя повернул голову и ухватился руками за стол, чтобы не упасть. Потом заплакал. Заплакала и женщина.
Дерибас дал им воды и, когда те немного успокоились, сказал:
— Белых или как вас там... Можете подойти к жене...
Когда арестованного уводили обратно в камеру, он безнадежно произнес:
— Если б я мог отомстить!
А двое суток спустя Невьянцев вызвал к себе на допрос Белых — Домрачева.
— Каким образом вы должны готовить восстание?
— Создать ячейку из надежных людей. Грачев пришлет оружие. В нужный момент окажут помощь из-за рубежа. Обратите внимание, что Грачев и его заместитель Морев пользуются особым доверием японцев. Получают крупные суммы денег, вооружение, документы и все, что нужно для задуманного ими дела. Я, в свою очередь, должен собирать шпионские сведения для передачи японской разведке. В последнее время Трудовая крестьянская партия, по указанию японских разведчиков, установила тесные контакты с организациями «Братства русской правды», которые формируют диверсионные отряды для посылки в Приморье, а также с «Объединением крестьянско-казацких групп». Это значительно расширяет их возможности.
— Хорошо. Теперь о главном: мы не призываем вас мстить, но предлагаем бороться вместе.
— Я согласен.
НАЧАЛО ЛЕГЕНДЫ
Алексей Морев поднимался ровно в восемь утра и делал зарядку. Человек он был физически сильный и по характеру упорный. Зарядку делал регулярно, для этой цели даже купил две двухпудовые гири.
После зарядки кипятил воду, готовил завтрак. Еда была скудная: пельмени с капустой и стакан чаю или горсть риса с кусочком жесткой рыбы. Те золотые вещи, которые отобрали у него при обыске полицейские, так и канули в вечность.
Эмигранты все жили в большой нужде. Казачий полковник Роман Вертопрахов работал сторожем в магазине Чурина, а бывший помощник начальника штаба 1-го Амурского казачьего полка Чехович торговал на базаре замками.
Но Алексей не терял надежды на лучшее будущее.
После завтрака Морев шел на службу — в правление Дальневосточного бюро Трудовой крестьянской партии, которое размещалось в трех комнатах одноэтажного бревенчатого дома в районе Мадягоу — там, где проживала эмигрантская беднота. Идти было недалеко, и Морев приходил на несколько минут раньше Грачева. Открывал форточку, чтобы из комнат выветрился затхлый воздух.
Приходил Грачев, здоровался с Моревым за руку и садился за свой конторский стол.
Иногда заходили посетители. Больше интересовались насчет работы, но устроить на работу Грачев и Морев никого не могли. Кое-кто интересовался эмигрантской- литературой. Грачев показывал брошюры и листовки ТКП, рассказывал о целях партии.
За месяцы работы в правлении ТКП Морев близко сошелся с Грачевым, стал его доверенным лицом. Во время продолжительных бесед Грачев рассказывал ему о себе, он любил вспоминать прошлое и жил этим прошлым.
— Меркулов оказался не той фигурой, — объяснял он причины поражения белой армии на Дальнем Востоке. — Нам бы сюда генерала Кутепова, человека с твердой рукой... Пытался я продолжать борьбу в отряде Попеляева. Вот был командир! При одном имени трепетали... Но время было упущено. Да и отряд у него был малочисленным. Пришлось на рыболовной шхуне бежать в Хакодате... В одном бою меня ранили в левую руку, и в Японии пришлось отнять большой палец. Хорошо, что так обошлось.
Морев слушал эти рассказы, затаив дыхание. Особо восхищала его жестокость, с какой расправлялись с большевиками и красными партизанами. Морев в душе даже простил Грачеву, что тот был провокатором царской охранки.
Грачев посвятил Морева в свои планы: послать на Родину отборных людей, которые бы «шли в народ», находили сочувствующих и создавали из единомышленников законспирированные группы ТКП. Главная цель — подготовить восстание.
Морев был допущен к секретной переписке с внутрироссийскими группами и с пражским центром. Он узнал, что в 1929 году его патрон положил начало созданию нелегальных групп ТКП на Дальнем Востоке, вначале в Приморье, а затем в других районах, но эта работа находилась еще в зачаточном состоянии.
Сейчас Морев завидовал Радзаевскому — главарю «Русского фашистского союза», к которому китайские власти и японская разведка относились несколько лучше. Радзаевский регулярно посылал в Советский Союз диверсионные группы, которые взрывали железнодорожные пути, убивали советских активистов.