На веки вечные
...А артиллерийская канонада противника не прекращалась. Обороняющиеся танкисты и автоматчики без труда различали в промежутках между всплесками разрывов медленно движущиеся на них тяжелые, а за ними средние танки. Последним эшелоном шли бронетранспортеры с пехотой.
— Приготовиться к отражению атаки тяжелых танков противника! — радировал Феоктистов всем экипажам батальона.
Вскоре командир бригады и комбаты стали получать с поля боя тревожные радиодонесения. Первым доложил командир танка лейтенант Кузнецов:
— На меня идут одиннадцать машин с большими дульными тормозами!
— Без паники,— спокойно передал Феоктистов.— Это всего лишь "тигры"...
Многие бойцы и командиры бригады о новых марках вражеских танков имели весьма слабое представление. Да и некогда было узнавать подробности: ночью совершали марш, только успели занять огневые позиции — начался бой.
Вслед за Кузнецовым о необычном танке сообщил младший лейтенант Головниченко.
— Сделал пять попаданий бронебойными,— добавил командир машины,— а он, проклятый, все ползет!
Полковник Овчаренко, услышав эти доклады, радировал:
— На нас идут новые марки танков противника "тигры" и "пантеры". Попадания бронебойными в их лобовую часть малоэффективны. Всем подпускать их ближе и бить по гусеницам, по бортам, заклинивать башни. Снарядов не жалеть!
Разгорелась ожесточенная дуэль тридцатьчетверок с мощными танками врага. Наши танкисты постепенно нащупали наиболее уязвимые места и открыли меткий прицельный огонь. Пример находчивости и боевой смекалки показали экипажи самих командиров батальонов— майора Феоктистова и капитана Ковалева.
Феоктистов занял удобную огневую позицию в заранее оборудованном капонире и тщательно замаскировал свой танк. На месте командира башни сел лейтенант Красноцветов. Подпустив вражескую машину поближе, выстрелили по ней раз, другой, третий... К великому их удивлению, "тигр" после третьего выстрела, направленного в лобовую часть, остановился как вкопанный.
— Товарищ майор, у них что-то случилось! — подал голос лейтенант.
— Случилось, не случилось — это их забота,— крикнул комбат.— Пока стоит, надо его добить! Заряжай бронебойным!
В тяжелую машину послали еще четыре снаряда. Было хорошо видно, как отлетел в сторону ленивец и увечно повис ствол орудия. Феоктистов перенес огонь на другие "тигры", которые шли на соседей, справа и слева. Стрельба пошла по бортам, а это куда надежнее! Впрочем, так и комбриг советовал. В паузе между двумя выстрелами майор передал по рация:
— Бейте по бортам "тигров", которые идут сбоку от вас! Поражайте двигатель и ходовую!
Танкисты последовали приказу и примеру своего комбата, и дела пошли куда веселее. Доблестно сражались с вражескими бронированными "хищниками" замполит роты Фомин, командиры танков Посаженников, Тхорев, Дубко, Зуйко, Позин, Никитин, Кузнецов и многие другие. На их счету было уже по два-три подбитых "тигра" и "пантеры", которые тут и там застыли на поле теперь уже бесполезным для врага и не опасным для наших бойцов металлом. Ветром относило от них огромные шлейфы дыма.
Не обошлось без потерь и у танкистов 152-го батальона. О них первым узнал майор Феоктистов, когда начал вызывать на связь командиров танков. Ему не ответили лейтенанты Н. А. Бурцев, Г. С. Андреев, Е. М. Шовеко, А. В. Дигас, — они пали геройской смертью...
Исключительное мужество и стойкость в этом жестоком бою проявил экипаж танка старшего лейтенанта Л. А. Чернявского. Его юркий Т-34, оставив капонир, принялся маневрировать, чтобы уловить удобный момент для стрельбы в борта неуклюжим фашистским машинам. Первым же снарядом у одного из "тигров" выбило ленивец, следующим—заклинило башню. Загорелся другой танк. Но непросто вести бой одной тридцатьчетверке против четырех вражеских тяжелых машин... Вспыхнул и танк Чернявского... Весь израненный, механик-водитель Ильин все-таки сумел вывести машину с поля боя. Но привез он уже бездыханное тело командира...
В тяжелом положении оказалась первая рота лейтенанта Загребельного. Она отбила четыре атаки, и все же двум десяткам вражеских танков удалось окружить ее. После напряженного боя трем нашим машинам — самого командира роты, лейтенантов Белоусова и Псаря — удалось вырваться. Остальные были повреждены...
Стали поступать доклады о том, что боеприпасы на исходе. Не успел Феоктистов дать насчет этого распоряжение, как начальник боепитания лейтенант Ларионов доложил, что боеприпасы доставлены. Загрузку их в танки тут же организовал адъютант штаба лейтенант Иван Лисичкин. Мог ли думать юный лейтенант, что во время этого, в общем-то "прозаического" занятия оборвется его жизнь!.. Иван Михайлович, как не по годам именовали его товарищи и командиры, был сражен осколком разорвавшегося вблизи от него снаряда…
3.
В тесном взаимодействии с танкистами дрались танкодесантники роты лейтенанта Михаила Мельникова. Вместе с другими стрелковыми подразделениями они мело отсекали вражескую пехоту от их танков, уничижали ее. Решительными действиями, неуемной отвагой отличились при этом отделения автоматчиков комсомольцев Кузьмы Петина и Андрея Люлякова. Тяжело ранило командира взвода автоматчиков лейтенанта Леонида Ивлева. Командир другого взвода, лейтенант Николай Адьюков, с сержантом отнесли его в укрытие. Леонид был в сознании. Жестом попросил, чтобы Адьюков склонился над ним, сказать что-то надо...
— Коля, мы с тобой полгода вместе, в одной роте,— трудом проговорил он, — а вот по душам не потолковали... Все некогда, бои да марши... Моя мама сейчас в Чебоксарах. И сестра там. Чебоксарская, шестьдесят два. Если что, черкни им... — Ивлев начал снимать с себя планшетку.
Прибежали бронебойщики Ткачев и Титенко. Ивлев задержал на последнем уже потухающий взгляд, слабым движением руки показал на свою окровавленную грудь, хотел передать бронебойщику планшет, но уронил на зелю. Все поняли: командир взвода оставил за себя сержанта Александра Титенко.
— Прощай, Леонид Васильевич, наш боевой, друг и командир, — сказал сержант.— Не сомневайся: будем бить извергов и за себя и за тебя!
Из гущи боя идут, поддерживая друг друга, а многие ползут, запыленные, окровавленные тяжелораненые пехотинцы, до которых не успели добраться санитары, вокруг рвутся снаряды, мины, взвизгивают пули. Вот, не обращая внимания на свистопляску огня и железа, тяжело опираясь на снайперскую винтовку, бредет пожилой русоволосый солдат. Гимнастерка его вся пропивалась кровью и кажется черной...
— Эй, герой! — крикнул ему бежавший навстречу Ткачев. — Что же ты маячишь, как мишень на полигоне? Ложись, пережди эту карусель... " Ничего не ответил снайпер. Он доковылял до бруствера окопа, из которого вели огонь автоматчики, обессилено опустился на колени и умоляюще произнес:
— Ребята, возьмите мою снайперскую, она вам пригодится. Лучшая во всем полку... Именная... Пропадет в этом аду. А из нее еще можно столько фашистов...
Снайпер не договорил и, крепко прижав к себе свою спутницу-винтовку, безмолвно повалился на землю...
Взвод противотанковых ружей располагался на стыке двух стрелковых рот. Левее, у края пшеничного поля, установил свое ружье Ткачев. В центре, перед небольшой лужайкой с белеющими кое-где ромашками, занял позицию сержант Титенко, теперь уже командир взвода. А на правом фланге высматривал цели бронебойщик Чурин. Неподалеку вырыли себе ячейки пулеметчики.
Под прикрытием артиллерийского огня, прорвав завесу пыли и дыма, появились вражеские танки. Они шли развернутым строем, прямо на бронебойщиков.
— Танки! — громко предупредил сержант Титенко, не отрываясь от своего ружья. Ему вдруг показалось, что у него задрожали руки. Страх? Волнение? Ответственность?.. Ведь за их спиной — хутор Озеровский, куда оккупантов приказано ни в коем случае не допускать. А он, сержант,— командир взвода...