Бабур (Звездные ночи)
За два-три часа войско самаркандца Султана Ахмада потеряло больше, чем за все время, прошедшее с начала войны. К тому же никто не знал причины этой катастрофы; естественно, потом стали говорить о карающей деснице божьей, о том, что аллах взял сторону Ферганы…
4Кувинцы, взобравшись на крыши и дувалы, видели, как гибли на мосту вражеские воины — с утра и до разгара дня гибли. Многие кувинцы молились в душе о том, чтоб аллах продлил еще свой гнев, иные горевали: какие молодые джигиты тонули в реке, проваливались в трясину!
Вчера вечером Тахир намекнул дяде о походе своем на мост, а на рассвете — и о том, что до конца довести свое предприятие они не сумели. Когда же мулла Фазлиддин увидел с крыши дома, что происходило на мосту, он первым делом, быстро спустившись по лестнице на землю, знаком отозвал Тахира в угол двора:
— Скажи своим друзьям — всем вам надо тотчас спрятаться.
— Почему, дядя?
— Мост рухнул в том самом месте, где вы перепилили поперечные балки. Если б даже вы подожгли мост, враги не понесли бы таких потерь! Починили бы его и пошли дальше. А теперь, после этой ловушки, нетрудно догадаться, что она подстроена, да и как подстроена. Починят мост, придут сюда и всех вас перережут! А заодно и нас!
— Но они еще на том берегу?
— Дозорные перешли на эту сторону, я видел… Не теряй времени на разговоры, действуй! Спрячьтесь в тугаях. Быстрее, быстрее…
Тахир передал друзьям совет дяди:
— Возьмите с собой аркан и серп. Если кто спросит по дороге, скажите: идем, мол, за дровами. Пищу возьмите на два-три дня.
Пятеро парней, стараясь никому не попадаться на глаза, поодиночке оставили кишлак. Встретились уже в тугаях, густых, почти непролазных.
Вражеские дозорные меж тем нашли старосту и при его помощи выгнали всех кувинских плотников на ремонт моста. Нукеры с того берега подтаскивали бревна и доски.
Среди тех, кто вышел на работу, был и отец Тахира. Он знал, что сын уходил куда-то ночью и вернулся домой вконец усталый под самое утро. Один плотник показал отцу след пилы, но тот приложил палец к губам и попросил помолчать:
— Об этом ни слова! Узнают — сегодня сожгут Куву. И не сносить нам голов!
— Вы правы.
Никто из плотников не раскрыл рта в течение всех двух дней, пока чинили мост.
Вражеские воины осторожно перешли через мост, последним прошел Султан Ахмад со своей охраной и, не останавливаясь в Куве, двинулся дальше.
Тяжелые грузы на телегах, верблюды и часть войска остались на том берегу: видно, в планах неприятеля за прошедшие двое суток произошли какие-то изменения.
Тахир в тугаях не находил себе места: беспокоился о Робии. Он знал, что родители, как только могли, надежно спрятали дочь, но шайтан его знает, как все обернется, когда на каждом шагу неприятельские караулы да ищейки. К тому же на третий день и продовольствие у парней иссякло. Надо было решиться навестить домашних. С вечера Тахир подготовил большую вязанку камышового хвороста, нагрузился им и отправился. Подошел к своему дому. Ворота были на цепочке, он просунул ладонь в известную только ему щель и высвободил цепочку. Во дворе в сумерках разглядел муллу Фазлиддина, который стоял перед навесом и осматривал колеса у телеги. Увидев Тахира, несущего на плечах камыш, зодчий бросился навстречу, подняв руки:.
— Мир, племянник мой! Мир! Поздравляю!
— Война кончилась?
— Слава аллаху, кончилась!
Тахир бросил вязанку. Дядя прижал Тахира к груди, горячо зашептал:
— Ваша отвага не пропала даром, Тахирджан! Самаркандец, говорят, сам предложил кончить дело миром. Потерял столько воинов в Кувасае — поумнел, стало быть. Убоялся гнева аллаха… — Поглаживая крепкое плечо племянника, продолжал: — Замечательно получилось, замечательно! Многомудрые беки не сумели ничего сделать с врагами, а вот такие, как ты, бедовые парни, дали им отпор… Дехкане, ремесленники, плотники… кто еще…
— Маслобойщик.
— Да, маслобойщик! — громко и радостно расхохотался мулла Фазлиддин, освобождая племянника из своих объятий и восхищенно глядя в его лицо, — Дехкан, ремесленников… ну, таких, как ты, высокомерные беки называют черной костью, чернью, а кто, если не эта «черная кость», избавила их от беды? Кто?
— Да мы и сами не думали, что получится так здорово, дядя… И очень хорошо, что вы приехали. Если б не вы, мне бы и в голову не пришло…
— Ишь ты, как повернул, племянник! Заодно и меня до небес возвысил!
Мулла Фазлиддин все говорил, возбужденно, быстро, то повышая, то понижая голос, словно оставалась какая-то опасность.
— Дядя, а в Куве все еще есть они? — спросил Тахир.
— Есть. Войска еще идут, караулы не сняты. Их властелин заключил мир, верст шестнадцать не дойдя до Андижана, теперь возвратился назад. Часть его охраны уже перешла на ту сторону реки, это я видел сам. С ним ли, без него ли — не знаю, но остальные вот-вот должны быть здесь. Надо по-прежнему быть осторожным, Тахирджан. Враг особенно опасен, когда отступает. Зайди домой. А на люди не показывайся!
Тахир стряхнул с себя прилипшие соломинки, вошел в дом; в соседнем доме — было слышно отсюда — баюкали ребенка. Тахир тотчас вспомнил про Робию, и сердце его забилось. Ах, как сильно соскучился он по ней! Его бы воля, прямо сейчас перемахнул бы через дувал в соседний двор. Рассказал бы Робии, что завершилась война, — наверное, она еще не знает про мир, — увидел бы ее радость! Но нет, он не сделает так, он, как обычно, встретится с Робией тайно, наедине.
Только успел юноша войти в дом и поздравить родителей с миром, как раздался громкий собачий лай, стук конских копыт, удары в ворота. Спрятаться скорее!
Тахир, придерживая за рукоятку кинжал на поясе, молнией метнулся через айван и мигом очутился в потайном месте, скрытом вязанками высохшего камыша.
В ворота продолжали грубо колотить. Пришлось открыть. Конные воины в шлемах, с луками, притороченными к седлам, в широких шароварах, ниспадающих на сапоги, въехали во двор. Двое сидели на одной вороной лошади. Огляделись по сторонам — молча, будто не замечая хозяев.
Сотник — с маленьким флажком из зеленой материи на острие шлема — увидал неоседланную лошадь под навесом. Обернулся к тем двоим на вороном:
— Вон — для тебя.
Почернелый, как негр, парень с мохнатыми усами спрыгнул наземь и побежал к навесу. Остальные по знаку сотника вошли в дом. Начали вытаскивать во двор кошмы поновее, ковры, какие-то узлы.
Мулла Фазлиддин прислонился к колонне айвана, следил, закаменев, за происходящим. Сначала он подумал, что воины пришли искать Тахира. Сильно перепугался. Но это были обыкновенные грабители. Ненавистные, низменные. Родители Тахира растерянно молчали. Потеряв выдержку, заговорил мулла Фазлиддин;
— Эй, господин сотник, — сотник продолжал торчать на коне посредине двора, — где совесть у вас?
После того как наши повелители заключили мир, такой грабеж не соответствует мусульманским законам!
Черный парень быстро оседлал лошадь муллы Фазлиддина. Засмеялся:
— Да, да, мир… — И добавил с издевкой: — Истинно — мир и благоденствие нам!
Другой разворошил узел с вещами, вытащил кусок атласа и протянул сотнику.
— Моли амон [56] сказал он.
Сотник, неподвижно глядя на муллу Фазлиддина, ленивым движением засунул материю в переметную суму, лениво, медленно заговорил, выдавая произношением, что он из Самарканда:
— Шестьдесят лошадей наших пали от мора. Вот беда так беда! Ты тут ездишь на коне, а мой воин что, по-твоему, должен идти пешком в Самарканд? Видел же, что два воина сидели на одном коне.
— Видел. Возьмите, если думаете, что эта кляча — она для арбы, а не для седла! — сможет довезти храброго воина в Самарканд. Но рыться в женских узлах? Разве достойно это такого высокородного сотника?
— Э, жены наши наказывали привезти им в подарок ферганского атласу. Мы из такой дали перли сюда в мученьях, а теперь что, возвратиться ни с чем? Это, по-твоему, достойно будет?