Были два друга

    - Меня удивляет твое отношение к тому, что Николай делает. Ты и сам был уверен, что ваш станок нужен для народного хозяйства, - с упреком проговорила она.
    - Верил. Ну и что с того? А потом перестал верить. У нас в стране сейчас тысячи моделей станков И изобрести что-нибудь оригинальное - почти невозможно. Нет, изобретать я больше не буду.
    - Только потому, что на пути встретились трудности?
    - Понимаешь, это очень оскорбительно, если ты работаешь, стремишься сделать что-то полезное, а тебя вместо благодарности обвиняют черт знает в чем.
    - Почему же ты Николая назвал чудаком? Он честно и мужественно отстаивает справедливость.
    - Но если дело окончательно провалено…
    - Это нехорошо, что ты поспешил умыть руки. Вместе трудились, вместе надо было отстаивать проект. - Надя нахмурила брови.
    Василий смущенно улыбнулся. Ему стало неловко перед женой. Может быть, она и права: у него не хватает принципиальности. Но слышать такие упреки oт жены было очень обидно.
    За день до возвращения Николая из Москвы по воду пронесся слух, что директор уволил его с работы. Василий не поверил этому. Но на доске висел приказ об увольнении восьми работников заводоуправления. Среди них был и Горбачев. Он не мог понять как же Николай очутился в штате административно-управленческого аппарата, если все время работал непосредственно на производстве? Тут какое-то недоразумение.
    Удивление Василия сменилось догадкой: уж не ловкий ли ход директора, чтобы избавиться от беспокойного человека? Уволить хорошего инженера-производственника с такой формулировкой - это больше чей странно.
    Василий зашел к главному инженеру.
    - Иван Леонтьевич, что же это получается с Горбачевым?
    - В приказе об этом сказано довольно ясно. Горбачев попал под сокращение управленческого аппарата, - ответил Пастухов.
    - Позвольте, Горбачев никогда не был в штатах заводоуправления, - возразил Василий.
    - Идите к директору, - посоветовал Пастухов. От главного инженера Василий зашел в партком к Ломакину.
    - Павел Захарович, может, хоть вы объясните, что за комедию разыграли с Горбачевым? - начал Василий.
    - Да, нехорошо получилось. - Ломакин провел ладонью по лысине. - Не посоветовался ни с парткомом, ни с заводским комитетом. - Зазвонил телефон. Ломакин взял трубку. - Да! Мое мнение по этому поводу? Факт - безобразный. Об этом спросите у Пышкина. - Ломакин опустил трубку. - Вот, сотый раз звонят о Горбачеве. Я говорил уже с директором. Он не хочет отменять приказ. Формально-то он прав. Но мы заставим его отменить приказ. Так что можете не волноваться, товарищ Торопов.
    Василия не успокоил разговор с Ломакиным, он пошел к директору. Геннадий Трофимович говорил по телефону. Заметив Торопова, кивнул ему, указал рукой на кресло. Василий подождал, когда директор закончит разговор.
    Пышкин положил трубку и добродушно, почти с ребяческой улыбкой посмотрел на Василия.
    - Ну-с, товарищ изобретатель?
    - Геннадий Трофимович, вы несправедливо поступили с Горбачевым. Я протестую самым решительным образом, - сказал Василий, не в силах сдержать возмущения.
    - Спокойно, милый, спокойно.
    - Можно ли быть спокойным, когда вы незаконно уволили хорошего инженера. Он поехал в Москву отстаивать проект станка, одобренного вами, конструкторским бюро, общественностью завода, - напомнил Василий.
    - Зачем напрасно нервничать, дорогой? Увольнение Горбачева ни в коей мере не связано с вашим злополучным проектом. Я и так месяц тянул с сокращением штатов. На это имеются указания министерства. Так что сочувствую, но помочь, увы, не в моих силах, - Геннадий Трофимович широко развел руками.
    - Могли бы вы хоть подождать возвращения Горбачева…
    - Я несколько месяцев держал его на заштатной должности. А за такие штуки крепко греют нашего брата.
    - Но ведь Горбачев приехал сюда после института по путевке министерства. Он производственник. Вы не имеете права увольнять его при сокращении управленческого аппарата, - говорил Василий, все больше распаляясь.
 
    - Вашему Горбачеву я создал все условия для работы. Он, видите ли, не сработался с начальником цеха! Куда же прикажете деть его теперь? Или снова держать на заштатной должности? - спросил директор. Он перестал уже улыбаться, постукивал пальцами по зеленому сукну стола.
    - У меня такое впечатление, что вы просто не хотите держать на заводе этого беспокойного человека,- заявил Василий.
    - Глупости, дорогой, глупости.
    - Нет, это не глупости. Тогда заодно увольняйте и меня, как сообщника злосчастного проекта, - сказал Василий.
    - Зачем горячиться?
    - В знак протеста я требую, чтобы уволили» меня.
    - Если вы так настаиваете…,
    - Я принесу вам заявление.
    Из кабинета директора Василий вышел взвинченный, что было с ним редко. Сейчас он был готов на все. В эти минуты он не думал, что может потерять работу, что у него семья, что они с Надей ожидают второго ребенка. Он снова зашел в партком, чтобы там написать заявление. Он так и напишет: «В знак протеста против незаконного увольнения товарища…»
    Ломакин беседовал с Брусковым, который тоже пришел выразить свое возмущение по поводу увольнения Горбачева. Пока Ломакин разговаривал с Брусковым, Василий быстро написал заявление.
    - Я, как коммунист, не могу не выразить своего возмущения решением директора, - говорил Брусков. - Это произвол. Такое же мнение и у моих коллег. Партийный комитет должен вмешаться в это дело.
    - Не волнуйтесь, товарищи, все уладим, - успокаивал Ломакин.
    - Я только что от директора, - сказал Василий, протянув Павлу Захаровичу свое заявление. Тот быстро пробежал его глазами.
    - Это вы напрасно.
    - Не могу же я оставаться равнодушным, если над моим товарищем творят черт знает что. Я напишу еще в обком партии, в министерство, - ответил Василий.
    - Под таким письмом и я подпишусь, - вставил Брусков.
    - Не горячитесь, товарищи. Горбачева мы не дадим в обиду, - заверил Ломакин.
    - Но факт свершился, - сказал Брусков.
    - Приказ - это еще не все, - ответил Ломакин. - А вы, товарищ Торопов, порвите свое заявление.
    - Павел Захарович прав. Этим заявлением ничего не докажешь, - поддержал Ломакина Брусков.
    Василия долго уговаривали не торопиться с заявлением, он стоял на своем.
    - Давайте этот вопрос отложим до завтра. Подумайте за это время. Горячность и спешка к хорошему не приводят. А завтра обязательно зайдите ко мне, - посоветовал Ломакин.
    Дома Василий показал заявление жене, она прочла и задумалась.
    - Ты поступаешь благородно. Но какая польза от этого для Николая и для тебя?
    Василия обидели ее слова, он принялся доказывать, что его долг постоять за товарища, а в крайнем случае разделить с ним неудачу.
    - Предположим, ты в знак протеста уйдешь с завода. Разве Николаю от этого станет легче? Ты этим причинишь ему еще больше горя…
    Василий порвал заявление.
    Измученный неудачами, растроенный, Николай едва добрался домой. Дорогой он опасался, что его высадят из поезда и положат в первую попавшуюся больницу. Срок отпуска истек. По пути он зашел на почту и позвонил начальнику цеха, что болен и завтра не сможет выйти на работу. Ему ответил голос из трубки:
    - Можешь, Горбачев, не торопиться.
    - Почему не торопиться?
    - Ты уволен по сокращению штатов.
    - То есть, как это по сокращению штатов?
    - Ты же у нас числился заштатным. Есть приказ директора.
    Только сейчас Николай понял свою оплошность: когда-то он согласился перейти в сборочный цех на заштатную должность. Удар со стороны дирекции был нанесен в самый трудный для него момент, когда усталый, без денег, без надежд он вернулся из Москвы. Лежал в постели, вздыхал, думал и не мог понять, что же происходит вокруг него. Снова замкнулась цепь неудач. Или он такой неудачник, или не умеет драться за свое счастье, или у него просто тяжелый, неуживчивый характер?