Последнее отступление

Так забайкальский казак Цыремпил Ранжуров стал солдатом революции.
По Сибири под начальством немцев — генералов русской службы прокатились карательные эшелоны, оставляя за собой трупы расстрелянных и повешенных. Цыремпил Ранжуров вместе с двадцатью семью другими военнослужащими оказался на скамье подсудимых.
— Не поскупился суд генерала Ренненкампфа. Всех нас приговорили к расстрелу. — Ранжуров поднял чашку с чаем, отхлебнул глоток, поставил на место, замолчал.
— Ну и потом?… — тихо спросил Парамон. Он боялся, что Ранжуров перестанет рассказывать. Проехали вместе уже не одну сотню верст, а о себе он заговорил впервые.
Ранжуров еле заметно улыбнулся.
— Генерал оказался человеком «милосердным»… Расстрел заменил десятью годами каторги. Заковали нас в кандалы и отправили землю копать. Десять лет, день в день, отбухали. В пятнадцатом году срок кончился, и меня погнали в ссылку, в Иркутскую губернию. Я убежал домой. Из дому — в Монголию. Там работал на русских золотых приисках. Удалось сколотить небольшую организацию, но кто-то донес начальству. Пришлось бежать. Вернулся домой. Но станичный атаман арестовал меня и передал жандармам. Отправили на поселение. — Ранжуров повернулся к Дугару: — Где же люди? Время идет…
— Придут. Всем сказал. За Дамбой уехал мой парень. Норжима, наливай чаю гостям.
— Я не буду, спасибо, — отказался Парамон.
Убрал от себя чашку и Ранжуров, лишь батрак Сампил робко сказал:
— Еще маленько пить можно.
— Пей, кушай, Сампил, я не такой, как твой хозяин Еши, — подбодрил его Дугар.
— Худой человек твой хозяин? — спросил у Сампила Парамон.
— Ничего человек, — не поднимая головы, пробормотал Сампил. Он даже здесь боялся осуждать всесильного Еши.
— «Ничего»! — захохотал Дугар. — Теленок ты, Сампил. Расскажи, как хозяин тебе лошадь подарил.
— Зачем ему дарить? Незачем… — беспокойно заерзал на месте Сампил.
Дугар сам рассказал о хитрой выходке Еши Дылыкова, Парамон и Ранжуров долго смеялись. А Сампил виновато улыбался.
— Ничего, парень. Возьмешь еще из табуна своего хозяина хорошего бегунца. Любого выберешь. Будет у тебя и своя юрта и свой конь, — все еще улыбаясь, сказал Ранжуров. — Только надо быть посмелее.
У дверей юрты застучали копыта лошадей. Дугар поднялся и заковылял встречать приехавших. Прибыли три скотовода — один пожилой, степенный и два парня… Не раздеваясь, они сели к столику.
Базара все не было. Дугар послал Норжиму посмотреть на дорогу. Она скоро вернулась.
— Едет. Одни едет. Дамбы с ним нету.
— Отстал, наверное, собирается, — высказал предположение Дугар. Но как только в юрту вошел Базар, он сразу же забеспокоился. Лицо у сына было сердитое. Он повесил плеть на гвоздь, размотал кушак и тогда сказал:
— Дамба — продажная тварь. Плохо я его плетью ударил. Надо было сильнее отстегать… В город укатил на лошадях Еши.
— Ты, хубун, [11] молод еще говорить такие слова, — остановил сына Дугар. — Зачем смешивать белое с черным, путать росомаху с кошкой? Дамба не друг Еши и Цыдыпу. А в город поехал по делу, наверно. Зарабатывать надо. Есть захочешь, так поедешь. Мы с тобой тоже табуны Еши пасем, но нас никто не чернит, не обзывает худым словом.
Базар не стал спорить с отцом. Сел рядом с Парамоном, начал набивать трубку. Парамон попросил его рассказать, что за улусники избили Ваську Баргута. Базар примял большим пальцем табак в трубке.
— Коней он воровал. Это все знали, но поймать не могли. Баргут как ветер. Налетит, заарканит лучшего скакуна, и не успеешь оглянуться, а его уж и след простыл. Злы были на него люди. А тут еще Цыдып с Еши собрали налоги и сказали, что русские скоро все отберут у бурят… В это время Баргут заявился…
— Как говорится, попал бедняга под замах, — пожалел Баргута Парамон. Его он видел всего лишь один раз. Но, неизвестно почему, угрюмое лицо парня со жгучими, черными глазами запомнилось ему. Он слышал о детстве Васьки, об его увлечении резьбой по дереву. Говорили мужики, что животные, особенно лошади, получаются у него, как живые.
 
— Цыдып и Еши ловкий ход сделали, — проговорил Ранжуров. — Теперь придется поломать голову, чтобы придумать, как их проучить…
Базар выбил трубку, сунул ее за пазуху и торопливо, словно опасаясь, что его не станут слушать, высказался:
— А мы еще ловчее сделаем. Поедем ночью, запрем их в избе и подожжем. Злой дух Еши и Цыдыпа улетит на небо, в степи просторнее станет. А табуны, стада и отары поделим. Я правильно говорю? — Базар дернул Сампила за рукав. Батрак побледнел, испуганно пролепетал что-то. Посмеявшись, Базар заговорил опять, придумывая тут же для Еши казни, одну страшнее другой. И вдруг Ранжуров будто холодной водой окатил его:
— Ты думаешь, мы разбойники, грабители? — негромко прозвучал его голос. — Ни жечь, ни убивать мы никого не позволим, Базар. Не только в Еши и Цыдыпе дело. На полях есть пырей, сорняк. Каждый мужик знает, каких трудов стоит очистить от него пашню. Срежешь пырей у самой земли, а через два-три дня он еще гуще становится. Пырей нужно выворачивать из земли плугом. Вот и нам, друзья, жизнь нашу перепахать надо, вырвать из нее все сорняки без остатка. Положим, мы избавились от Еши и Цыдыпа. Но в улусе у них, наверное, найдутся сторонники?
— Есть, — подтвердил Дугар. — Еши для них как бог. Они его тени готовы молиться.
— Вот-вот, — продолжал Ранжуров. — Сделаем так, как говорит Базар, прихвостни Еши смешают Советскую власть с грязью. Мол, налоги они собрали для Советской власти. Потом все возвратили улусникам, а Советы их за это уничтожили. Понимаете? В страдальцев произведут…
Пастухи переглянулись. Правильно говорит этот человек. Справедливые и умные слова. Еши хитрый. Он, как змея, выползет из-под колоды, ужалит и спрячется.
— С Еши надо иначе… Власть у него отобрать надо! — Ранжуров сжал кулак. — Созовем завтра собрание, выберем Совет.
— Да, да, большой суглан созвать надо, — кивнул головой Дугар. — Пусть люди узнают правду, пусть сами выберут власть. Сампил и Базар, скачите по заимкам и летникам, созывайте аратов.
10
Сампил из юрты Дугара направился прямехонько к Еши. Вошел, низко поклонился своему хозяину.
— Мне приказали завтра ехать в степь собирать людей на суглан. Можно лошадь взять, абагай?
— Кто приказал? Какой суглан? Ты сегодня много араки выпил?
Батрак переступил с ноги на ногу.
— К Дугару приехали два больших начальника. Шибко, видно, большие начальники, абагай. С винтовками, тебя совсем не боятся, ругают…
Еши сидел перед батраком с закрытыми глазами, толстыми пальцами лениво перебирал четки. При последних словах Сампила рука его дрогнула, пальцы перестали шевелиться.
— Меня ругают? — переспросил он. — Так… А что они говорят, Сампил?
— Я уже не помню, абагай. Много говорили. Не помню… Приходи на суглан, все узнаешь, — простодушно сказал он. — Там они тебя так же ругать будут. Может, и бить станут. Ну, я поеду созывать?
Еши побагровел.
— Не помнишь, о чем они говорили?
— Нет, абагай.
— Иди сюда ближе. Нагнись.
Сампил робко приблизился к хозяину, наклонился. В тот же миг Еши размахнулся и с силой хлестнул его четками по бритой голове. Нитка лопнула, костяшки, обгоняя друг друга, раскатились по полу. Сампил отпрянул от хозяина, сжался в ожидании нового удара.
Еши поднялся, подошел к кадке, зачерпнул полный ковш воды и, роняя капли на халат, выпил.
— Садись, — глухо и устало сказал он. — Разговор поведем… Не бойся, бить больше не буду. Мне почудилось, что в твоем теле сидит злой дух, потому и ударил. Видно, ты грешен, Сампил? Молиться надо. Молитва оградит от несчастий. Тебе велено собрать людей на суглан? Собирай, Сампил. Седлай лучшего бегунца и поезжай. И помни: начальники поживут здесь несколько дней. Поговорят на суглане и уедут. А я, Еши Дылыков, твой хозяин, тут останусь. В степи родился, в степи и умирать буду. Помни это, Сампил. Пусть об этом не забывают и улусники.