Принцессы Романовы: царские племянницы
К тому же срочно пришлось спасать Андрея Георгиевича, которого обвинили в нарушении приказа (во время Греко-турецкой войны 1919–1922 годов). Наверное, только вмешательство королевы Ольги спасло его от расстрела, и Андрей отделался пожизненным изгнанием.
После этого Ольга навсегда покидает Грецию. Вместе с сыном Христофором она переезжает в Лондон.
В январе 1920 года Христофор женился на богатой американке Нэнси Стюарт Уортингтон. Конечно же, этот брак все сочли мезальянсом – Нэнси не была аристократкой, и это был ее третий брак. С первым супругом она развелась, во второй раз – овдовела, и вот теперь, в третьем браке, стала Анастасией, принцессой Греческой и Датской. Но – любовь…
В сущности, на средства Анастасии королевская семья и жила последние годы. Но в 1923 году та умирает. Колода продолжает тасоваться – брак оказался бездетным, но пасынок Христофора, сын Анастасии, женился на Ксении Георгиевне, родной племяннице Христофора, дочери его сестры Марии.
Погостив у родственников (то у дочери Марии, то у английской королевской четы), Ольга Константиновна переезжает на виллу в Риме, которую приобрел для нее Христофор. Пожалуй, эти последние годы можно назвать относительно спокойными. Но она это заслужила…
Близорукая в молодости, теперь Ольга Константиновна почти совсем ослепла. Здесь, окруженная перевезенными из Греции вещами, которые некогда составляли обстановку ее в Афинах и на любимой вилле Татой, она доживает свои последние дни. Ее навещают дети, внуки, но, увы, она уже почти не в силах разглядеть их лица. Но чувствовать их любовь и заботу это ей не мешает.
В июне 1926 года Ольга Константиновна умирает. Христофор затем утверждал, что видел золотое сияние, исходившее в тот час из комнаты матери.
Что ж, королева эллинов сияла всю свою жизнь…
Ольга Александровна, дочь Александра III, такой будет вспоминать свою старшую тезку: «Тетя Ольга походила на святую, и ее безмятежность и спокойствие благотворно действовали на нас. Она привозила с собой множество изысканных греческих вышивок с целью продать их в России и вырученные деньги употребить на благотворительные нужды в Греции».
Встретившийся с королевой Ольгой в 1914 году, когда она была в глубоком трауре по супругу, известный художник де Ласло, написавший множество портретов членов королевских семей, описывает ее так: «Ее Величество оказалась величественной и привлекательной дамой… Благодаря ее любезному обхождению я вскоре почувствовал себя свободно. Благородство ума и сердечная доброта сочетались в ней с великой скромностью. К сожалению, она уже почти ничего не видела без очков, и я сперва не мог уловить выражения ее глаз». Он написал портрет королевы, заметив: «Она излучала любовь».
Будущий митрополит Евлогий Георгиевский, в описываемое время – член Государственной думы, напишет в своих воспоминаниях: «Бедные сельские священники, никогда не видавшие такого торжества, как-то неумело-беспорядочно следовали в церковных церемониях, и один из них неосторожно наступил своими деревенскими сапогами на шлейф королевы эллинов Ольги Константиновны. Митрополит Флавиан, увидав это, очень смутился и рассердился на бедного священника и даже на местного епископа Серафима, а добрейшая королева (прекрасная женщина-христианка) только засмеялась…»
Из переписки Ольги Константиновны с женой вице-адмирала Угрюмова, Софьей Николаевной: «Вы хотите знать, как я устроилась? В моих комнатах очень хорошо, тепло и уютно – они такие же, какие были, и комнаты короля внизу тоже, но все кругом в прискорбном состоянии – мраморная чудная лестница без перил и т. д. Все это после пожара в Рожд[ественский] сочельник 1919 г. Ничего не исправлено, пот[ому что] денег нет. Все идет на армию в Малой Азии и на бесчисленное число беженцев, русских и греков с Кавказа, из М[алой] Азии, из Фракии, отовсюду. Сердце за них болит, они такие несчастные! А наши изгнанники сильно страдают от малярии, от чахотки, происходящей от лишений. Их так всех много, что всем и помочь нельзя, и при этом получаю массу просьб о помощи со всех концов Европы от дорогих морячков и от других, а всем помочь невозможно. Я иногда хотела бы выть на перекрестках, громко и долго, от отчаяния! Совестно жить в удобстве при виде нищеты кругом! Я гораздо меньше езжу по госпиталям, по разным заведениям, пот[ому что] устаю и стала как-то тяжела на подъем – годы свое берут. Вам и моему Лейтенанту всякие нежности – храни Вас обоих Господь. До свидания!».
Ее похоронили там же, в Италии, а в 1936 году перенесли останки на виллу Татой, где она покоится и теперь рядом с мужем.
А на могиле Ольги, королевы эллинов, высечена надпись, цитата из 139 псалма: «Но и тьма не затмит от Тебя, и ночь светла, как день»…
Великая княжна Вера Константиновна, герцогиня Вюртембергская
Гадкий утенок может родиться в любой семье. И, что самое обидное, он вовсе не обязательно превратится со временем в прекрасного лебедя. Но любимыми хотят быть все. Вере повезло – хотя, рассказывая о ее жизни, упрямо вспоминаются выражения «гадкий утенок», «кукушонок, подброшенный в чужое гнездо», «отрезанный ломоть», ей все-таки было кого любить, и ее любили тоже.
* * *История детства Веры Константиновны все равно резко отличается от идеально-красивых историй других великих княжон российской императорской семьи – с любящими родителями, обожающими братьями, милыми сестрами. Однако с течением времени с этих историй слетает сусальная позолота; порой родственники так отдаляются друг от друга, что былую привязанность можно увидеть разве что запечатленной на старых фотографиях. Но когда-то, в детстве, все они были вместе? И детство было золотым? Так ведь? Не обязательно.
Вера Константиновна родилась в феврале 1854 года в семье великого князя Константина Николаевича, второго сына императора Николая I, и его супруги Александры Иосифовны (в девичестве – Александра Фридерика Генриэтта Саксен-Альтенбургская). В семье уже было двое детей – Николай и Ольга, после Веры появятся еще трое – Константин, Дмитрий и Вячеслав. Две девочки и четверо мальчиков – могла бы получиться прекрасная дружная семья. Почти получилась – но без Веры.
Она первой в семье Романовых получила это имя. Говорят, что родители хотели назвать ее Александрой, но император Николай I воскликнул у колыбели новорожденной внучки: «Пусть она будет моей верой!» Вера, особенно в победу, нужна была как никогда – вот-вот должна была начаться Крымская война. Так девочка и стала Верой.
В 1862 году Константин Николаевич становится наместником Польши и переезжает туда вместе с семьей, так что самый младший ребенок в семье, Вячеслав, появляется на свет уже в Варшаве. Увы, пребывание там великокняжеской семьи придется на очередной, мягко говоря, сложный период в истории Польши. Летом же 1862 года на Константина Николаевича было совершено покушение, а в 1863 году вспыхивает Январское восстание. Вместе с семьей он возвращается в Петербург, но этот короткий тяжелый период скажется вдруг самым неожиданным образом.
Судя по всему, первые годы жизни Веры прошли, ничем особым не отмеченные. Ей было восемь лет, когда вместе с родными она переезжает в Варшаву, и девять, когда возвращается обратно. Вот теперь и начинаются проблемы. Быть может, внезапно сказалась наследственность (как это часто бывает с причудливо тасующейся колодой родственных связей между царствующими домами Европы), но, скорее всего, свою роль сыграл сильнейший стресс. Правда, с остальными детьми Константина и Александры, вместе с родителями переживавшими польские события, все было в порядке – нервное истощение сказалось только на Вере. Девочка становится болезненно капризной, упрямой, неуправляемой. «Трудный ребенок» изматывает всех – и родителей, и гувернанток. Справиться с ней никто не в состоянии. Теперь подозревают, что, вероятно, у Веры начались приступы эпилепсии… Как бы там ни было, с ребенком нужно было что-то делать. Лечить? Пытаться контролировать? Спасать… Врачи разводят руками, лечение не помогает. Но, кажется, выход найден – девочку решают отправить в Вюртемберг, где жила Ольга Николаевна, сестра отца Веры Константина и его брата Александра, ставшего после смерти Николая I императором Александром II.