Счастливые девочки не умирают

– Ну ладно, больше не буду, – рассмеялась я. – Это все из-за документалки. Нервишки шалят.
– Прекрасно тебя понимаю, – со смехом сказал мистер Ларсон, и мне стало немного легче.
– Правда, я немного не доверяю киношникам, но все равно с нетерпением жду начала съемок.
– Что значит «немного не доверяю»? – не понял мистер Ларсон.
– Не ясно, куда ветер подует. Я-то знаю, на что способен редактор. – Понизив голос, я заговорщицки подалась вперед, намереваясь открыть ему секрет для избранных. – Я и сама умею вывернуть текст как угодно, хоть наизнанку. Знаю, что и как нужно преподнести еще до того, как договорюсь об интервью с экспертом. Если его ответы мне не подходят, я просто по-другому формулирую вопросы. Или, – я наклонила голову набок, – просто меняю эксперта на более сговорчивого.
– Так вот, значит, как это работает. – Он сосредоточенно сощурился, будто хотел заглянуть сквозь вывеску, за которой я скрывалась. От его проницательного взгляда по толстому стеклянному колпаку, отгораживающему меня от остального мира, побежала тонкая паутинка трещин.
– Это я к тому, что не возлагаю больших надежд на киношников, – осклабилась я.
Мистер Ларсон склонился ко мне, сгорбив плечи. От него сильно пахло виски.
– Понимаю. Я думаю, ты зря переживаешь. Их интересует то, что осталось недосказанным, а именно – твоя роль во всей этой истории. Впрочем, не могу гарантировать, что это так. – Он отклонился назад, и душистый жар его дыхания больше не долетал до меня. Повеяло прохладой. – Что бы о тебе ни говорили, самое важное – то, что у тебя вот здесь. – И он приложил руку к сердцу.
Эти слова прозвучали так серьезно и напутственно, что при других обстоятельствах я бы с удовольствием над ними поерничала. Но, поскольку их произнес мистер Ларсон, я запомнила их на долгие годы и не раз повторяла себе в минуты сомнений.
– То, что у меня «вот здесь», не очень меня утешает, – пробормотала я, теребя картонную подставку из-под фужера.
Он глубоко вздохнул, будто узнал пренеприятную новость.
– Господи, Тиф. Мне очень жаль это слышать.
Мое лицо сморщилось в отвратительную плаксивую гримасу. Меня раздирало от ненависти к себе. Я опустила голову и закрылась руками.
Мистер Ларсон сгорбился и снизу заглянул мне в глаза.
– Послушай, – сказал он. – Я не думал, что тебя заденут мои слова.
Его горячая рука коснулась моей спины, чуть ниже, чем следует, от чего внизу живота разлилось сладкое и настойчивое тепло, которого мне будет не хватать.
Я криво улыбнулась. Стойкий оловянный солдатик.
– Со мной еще не все потеряно. Честно.
Рассмеявшись, мистер Ларсон провел рукой чуть выше и потрепал меня по спине, совсем по-отечески. Я прокляла себя, что снова оступилась, однако на будущее запомнила: ему нравится меня утешать.
– Ну, так что? – спросил мистер Ларсон, выпрямившись и убрав руку. – Приезжаешь на съемки в сентябре?
Организационный вопрос. Тут зацепиться не за что.
– Да. А вы?
Скривившись, он заерзал на стуле, слишком маленьком и неудобном для человека его телосложения, и ответил:
– Я тоже.
Бармен спросил, не желаем ли мы повторить заказ. Я с готовностью закивала, но мистер Ларсон отказался.
– Уитни не возражает? – несколько раздраженно выдохнула я. – Люк, например, против.
– Люк против того, чтобы ты снималась?
К моему удовольствию, это его задело.
– Просто он считает, что нечего ворошить прошлое. Да еще и перед самой свадьбой.
– Конечно, он беспокоится о тебе.
Я покачала головой, радуясь возможности разоблачить святого Люка.
– Ему надоело обсуждать мои глупые истерики. Он был бы счастлив, если бы я больше не вспоминала о Брэдли.
Мистер Ларсон провел пальцем по краю стакана, осторожно и мягко, и я будто вновь почувствовала, как он разглаживает полоску лейкопластыря на моей мокрой от слез щеке.
– Оставить прошлое позади не означает вычеркнуть его вовсе, – пробормотал он, уткнувшись в пустой бокал. – Или залечить старые раны.
Мистер Ларсон взглянул на меня с некоторым смущением, ища согласия в моих глазах. Люк ни разу не удостоил меня такой чести. Отнюдь. Люк взбирается на постамент и оттуда вещает, как мне следует себя вести. Сдался мне этот документальный бред! Да плевать надо с высокой колокольни на то, кто и что обо мне думает!.. Легко сказать, когда ты всеобщий любимчик.
 
– Это, конечно, только мое мнение, – сказал мистер Ларсон. – Извини.
Я вдруг поймала себя на том, что гляжу на него исподлобья.
– Нет, – ответила я, сморгнув, и тень Люка исчезла. – Вы правы. Спасибо. За то, что сказали это вслух. Со мной об этом никто не говорит.
– Уверен, Люк очень старается. – Мистер Ларсон хотел взять меня за руку. От изумления я вся оцепенела, и он держал мою неподатливую руку в воздухе, как викторианский кавалер, ведущий даму на танец. – Он очень тебя любит.
Пришло время действовать решительно.
– Мне так хочется, чтобы меня понимали!
Мистер Ларсон осторожно опустил мою руку на барную стойку. Интересно, заметил ли он, что от его слов у меня закипело в груди.
– Для начала позволь ему тебя понять, Тиф.
Подперев голову рукой, я произнесла фразу, неоднократно отрепетированную после нашей нечаянной встречи:
– Мистер Ларсон, вам совсем не хочется звать меня «Ани», да?
– То есть ты хочешь спросить, можно ли тебе звать меня Эндрю? – Его губы изогнулись в знакомой улыбке, с которой он всегда появлялся перед классом. Нет, завлечь его не выйдет, но я жаждала его всем своим существом, как глоток воды. – Можно.
Нагрудный карман его рубашки вдруг осветился изнутри. Эндрю извлек телефон. «Уит», – мелькнуло на экране. Неполное имя жены выдавало его отношение к ней.
– Извини, – сказал он мне. – Опаздываю на ужин с женой. Засиделся.
Разумеется, он опаздывает на чертов ужин со своей драной женой. На что ты рассчитывала? Что вы поклянетесь друг другу в вечной любви в этом задрипанном баре и отправитесь в мотель? Ты просто омерзительна.
– Всего два слова, – заторопилась я и, по крайней мере, отвлекла его от телефона. – Я давно хотела сказать… Извини. За то, что случилось в кабинете у директора. За то, что пошла на попятную.
– Не извиняйся, Тиф.
Нет, он ни в какую не хотел звать меня «Ани».
– И все-таки извини. Кстати, я тебе не признавалась, но… в то утро, когда ты ушел в аптеку, я говорила с Дином по телефону, – глухо сказала я, повесив голову.
Эндрю немного замешкался с ответом.
– А как он узнал, что ты у меня?
– Он не знал. – И я пересказала телефонный разговор с мамой. – Я искренне считала, что с понедельника все будет по-другому. – Я презрительно фыркнула. – Боже, ну и дура.
– Ты не дура. – Эндрю положил телефон на барную стойку и посмотрел на меня в упор. – Это всё Дин. Это его вина. Не твоя.
– Но из-за меня он вышел сухим из воды! – Я с отчаянием вздохнула. – Если бы я не держалась так за свою популярность… Господи, у меня просто зла на себя не хватает!
Когда в университете прошел слух, что какой-то студент изнасиловал первокурсницу, а она не сообщила об этом куда следует, я пришла в бешенство. Увидев ее в столовой, я едва сдержалась, чтоб не закричать ей в лицо: «Не спускай ему с рук!» Но в том, как она накладывала в тарелку цветную капусту – которую никто никогда не брал, – было что-то такое, от чего сокрушительно сжималось сердце. Может, она с детства обожала цветную капусту, которую мама готовила специально для нее, несмотря на протесты остальных детей. Мне захотелось обнять эту девушку, прижаться к ее свежевымытым белокурым волосам и шепнуть: «Как я тебя понимаю».
Потому что у меня тоже не хватило духу.
Наутро понедельника мистер Ларсон, как мы и договаривались, первым делом известил директора школы, что Дин Бартон снова «отличился», а с ним и Лиам Росс, новенький. В школьном коридоре на полпути к классной комнате меня встретила миссис Дерн и отправила к директору. Пройдя быстрым шагом мимо комнаты отдыха, мимо распахнутых дверей в столовую, где горстка учеников заканчивала завтрак, я взбежала по ступенькам на второй этаж, в административное крыло. В кабинете директора меня поджидал мистер Ларсон. Он стоял в углу, оставив для меня единственный незанятый стул, и ободрительно улыбался.