Счастливые девочки не умирают
Дэн сидел, не поднимая на меня глаз.
– А что такого? Это плохо? – не унималась я.
Дэн сжал пальцами переносицу и опустил голову на руки.
– Может, и плохо.
– Почему?
– Если на нем найдут отпечатки твоих пальцев, это может очень, очень плохо для тебя кончиться.
Потолочный светильник затрещал и мигнул, словно в него угодила мошка. До меня вдруг дошло, о чем толкует Дэн. Неужели мама тоже об этом знала? А папа?
– Полиция считает, что я в этом замешана?
– Тифани, – срывающимся голосом спросил пораженный Дэн. – А что, по-твоему, ты здесь делаешь?
После нашей с Дэном «конференции», как выразился детектив Диксон, мне разрешили выйти в туалет и увидеться с мамой и папой. Они ждали на скамье под дверью комнаты для допросов. Папа сидел, обхватив руками голову, словно не мог поверить, какой поворот приняла его жизнь, словно хотел уснуть и проснуться где-нибудь в другом месте, подальше отсюда. Мама, скрестив ноги в капроновых колготках, покачивала легкомысленной туфлей на высоченном каблуке. Я просила ее надеть что-нибудь более подходящее, но она не стала меня слушать. В свою очередь, она пыталась меня «подкрасить» («Давай немного подчеркнем тебе ресницы?»), однако я встала и вышла из комнаты, выключив свет и оставив ее одну в темноте.
Папа встал навстречу Дэну и пожал ему руку.
– Знаешь, что полиция считает, будто я замешана в нападениях, – сказала я маме.
– Никто так не считает, Тифани, – неубедительно пробормотала в ответ мама. – Они просто прорабатывают все варианты.
– Дэн говорит, что на ружье нашли отпечатки моих пальцев.
– Могли найти, могли… – поправил меня Дэн.
– Что?! – заверещала мама, и Дэн от неожиданности дернул плечом.
– Дина! – прорычал папа. – Не ори!
– Не смей мне указывать, Бобби! – Мама погрозила ему дрожащим пальцем с длинным искусственным ногтем, сжала руку в кулак и закусила зубами костяшки пальцев. – Это все ты виноват, – завыла она. Из-под закрытых век выползли слезы, прорывая себе дорогу в толстом слое тонального крема. – Я говорила: Тифани нужна эта одежда! Тогда она не привлекала бы к себе внимания. А теперь – полюбуйся!
– Я виноват, потому что отказался покупать ей одежду? – У папы отвисла челюсть. В полураскрытом рту чернели коренные зубы – папа ненавидел стоматологов.
– Пожалуйста! – громким шепотом взмолился Дэн. – Сейчас не время и не место для сцен.
– У меня просто нет слов, – оторопело проговорил папа, на что мама, немного придя в себя, только поправила свою жесткую, закрепленную лаком для волос гриву.
– Я не знаю, удалось ли полиции найти отпечатки пальцев Тифани, – заговорил Дэн, – но Тифани сказала, что Артур показывал ей ружье. Возможно, то самое, с которым он явился в школу. И дал ей его подержать.
Боже, как изменилась в лице мама. Иногда, хочешь не хочешь, а приходится пожалеть родителей. Они думают, будто знают своих детей вдоль и поперек, и выставляют себя на посмешище, когда выясняется, что это не так. Прежде чем рассказать Дэну про ту роковую ночь, я спросила, что из этого узнают родители.
– Ничего, если ты так пожелаешь, – ответил Дэн. – Информация конфиденциальная. Но, Тифани, судя по тому, какой оборот принимает дело, рано или поздно они обо всем узнают. И будет лучше, если ты сама поговоришь с ними.
– Я не смогу, – сказала я, мотнув головой.
– Тогда я поговорю, – предложил Дэн.
По затертому линолеуму глухо защелкали каблуки детектива Диксона. Мы молча обернулись к нему.
– Ну, как дела? – Он бросил взгляд на запястье, хотя наручных часов не носил. – Давайте, что ли, начнем?
Я не знала, который час, но когда мы с Дэном уселись за стол напротив детектива Диксона (детектив Венчино сгорбился в углу комнаты), у меня в желудке настойчиво заурчало.
В центре пустого, замусоленного, как Артуровы очки, стола лежал диктофон. Детектив Диксон нажал на кнопку записи.
– Четырнадцатое ноября две тысячи первого года.
– Вообще-то пятнадцатое. – Детектив Венчино постучал пальцем по наручным часам. – Шесть минут первого.
Детектив Диксон поправился и добавил:
– Присутствуют детектив Диксон, детектив Венчино, Тифани Фанелли и ее адвокат, Дэниэл Розенберг.
Услышав полное имя Дэна, я приободрилась – теперь я была куда больше в нем уверена.
Когда с формальностями покончили, я снова рассказала свою версию событий. Всё до мельчайших вульгарных подробностей. Раскрывать постыдные секреты в присутствии троих мужиков среднего возраста было адски мучительно.
В отличие от Дэна, детективы не перебивали меня вопросами. Поэтому я решила кое-что опустить, но Дэн не дал мне шанса.
– И в тот вечер на автозаправке ты столкнулась с мистером Ларсоном, помнишь?
Когда я закончила, детектив Диксон потянулся и смачно зевнул. Забросив руки за голову и широко расставив ноги, он вытаращился на меня и долго молчал.
– Значит, – наконец сказал он, – ты утверждаешь, что той ночью Дин, Лиам и Пейтон напали на тебя? И потом Дин напал на тебя в доме Оливии?
Я взглянула на Дэна. Он кивнул.
– Да, – ответила я.
– Послушай, Тифани, что-то я не пойму, – подал голос детектив Венчино из своего угла. Он сидел, привалившись к стене, и его брюшко заметно выдавалось вперед. Жесткие черные волосы равномерно покрывали его руки и шею. – Если Дин, как ты утверждаешь, напал на тебя, – он грубо рассмеялся, – зачем ты его спасла? От Артура?
– Я пыталась спастись сама.
– Но Артур – твой друг, – снисходительно напомнил мне детектив Венчино. – Он бы тебя не тронул.
– Был другом. – Я уставилась на пустой стол, расплывавшийся перед глазами. – Я боялась. Он злился на меня. Я забрала фотографию его отца. Вы себе не представляете, как он взбесился! Я же рассказывала, как он бросился за мной.
– Давай-ка вернемся назад, – вмешался детектив Диксон, бросив на напарника предостерегающий взгляд. – Расскажи нам, что ты знаешь про отношения Артура и Дина.
Мне вспомнился школьный альбом Артура. Простые, радостные лица. Ничто не предвещало страшной развязки.
– Они дружили раньше, – ответила я. – Артур так сказал.
– А когда перестали дружить? – спросил Диксон.
– Артур сказал, когда Дин стал «крутым». – Я повела плечами. Старо как мир.
– Артур грозился расправиться с Дином?
– Вроде нет, – ответила я.
– Что значит «вроде», Тифани? – вскинулся Венчино.
– Нет. Ничего такого.
– Ни разу? – деликатно поднажал Диксон. – Подумай хорошенько.
– Ну, он его обзывал по-всякому. Но чтоб сказать «завтра приду в школу с отцовским ружьем и прострелю Дину его бубенчики» – нет, такого не было.
При слове «бубенчики» я захихикала, икнула и зашлась в приступе беззвучного смеха, как бывает на похоронах, когда кто-то громко рыгнет, нарушив скорбную тишину.
– Моя клиентка измотана, – сказал Дэн. – Возможно, следует отправить ее домой и дать выспаться. Не забывайте, ей всего четырнадцать.
– Оливии Каплан тоже было четырнадцать, – проговорил детектив Венчино.
Имя Оливии привело меня в чувство. Я обхватила руками плечи, покрывшиеся гусиной кожей.
– А как Хилари?
– Ей отрезали ногу, – бросил Венчино.
Я осторожно глотнула воды из стоявшего передо мной стакана. Вода оказалась почти ледяной, и я поморщилась, чувствуя, как меня окатило холодом изнутри.
– Она поправится? Она вернется в Брэдли? – спросила я у Диксона, надеясь получить ответ на вопрос, который не давал мне покоя с того дня, как меня выписали из больницы. – Школа, в смысле, школа Брэдли теперь закроется? Или нет?
– А тебе хотелось бы, чтобы школу закрыли? – ответил Венчино вместо напарника.
Я не знала, как втолковать ему, что больше всего на свете я хочу, чтобы школу не закрывали. Как я могла вернуться к прежней жизни всего в нескольких километрах от Мейн-Лайна? Эти несколько километров отделяли Йельский университет от колледжа Вест-Честер, квартиру в Нью-Йорке – от фанерного домишки и огромного живота, в котором брыкается ребенок.