Прочь из моей головы (СИ)
Хм, а что… Вполне может прокатить.
Я поломала печенье на поднос для дегустации и обошла стойку. Покружила по кофейне, угощая немногочисленных ранних пташек, и только тогда приблизилась к парочке. Салли затрепетала; для неё жертва – всегда жертва, даже если мочить никого, вообще-то, не планируется.
– Угощайтесь, пожалуйста, – с улыбкой остановилась я около подоконника, где устроилась носатая девчонка и симпатичный клерк в очках. – Новинка в ассортименте, тыква и тёмный шоколад.
Парень взял кусочек, почти не глядя. А к девчонке я наклонилась и шепнула:
– Кажется, вы случайно перепутали кошельки. Верните, и гвардию я информировать не буду.
Её лицо надо было видеть. Она побагровела, потом схватилась за свою сумку, скосила глаза на соседа… А затем раз – и кошелёк плюхнулся на подушку рядом с рюкзаком парня, а сама девчонка дала дёру.
– Вы уронили, – произнесла я негромко, привлекая внимание очкастого. Он моргнул, неохотно отрываясь от телефона. – Осторожнее, не забывайте свои вещи.
– А… спасибо. Вроде же молнию застегнул…
«На брюках – может быть, самое дорогое защитил, хвалю. На всё остальное внимания не хватило. Ах, молодость, молодость, столько энтузиазма, но ни грана осмотрительности».
Я с подносом вернулась за стойку. Йен оказался прав. Не то чтобы у меня такие мелочи вызывали вопросы, всё же за десять лет можно и привыкнуть, но интересно, как вообще голос в голове, по сути, отросток моей же больной психики, мог заметить воровку сквозь кофемашину…
«Объяснение крайне простое, моя очаровательная тугодумка. Ты – медиум, а я на данный момент, увы, не вполне жив».
Ага, как же. Размечтался, уже поверила… Как будто не понимаю, что и так хожу по грани. Ещё немного – и приму то, что эти голоса действительно существуют не только в моей голове.
И тогда – привет, психушка.
– …у меня от этого тумана по спине мурашки.
Фраза прозвучала внезапно; не то близко, не то далеко – не поймёшь сразу, и тембр был приятный, вкрадчивый. Рука дрогнула, и вкладка пропала с экрана – вместе с недописанной статьёй для «Шери». Открывать текст снова не хотелось: стоило сделать паузу в работе, и сразу проступила за чадом вдохновения нудящая головная боль, захотелось пить, солёных орешков и в уборную – вот так, всё одновременно. Обычное дело: если слишком сосредоточиться на тексте, сигналы тела как будто перестают доходить до мозга, но зато потом… Я закрыла компьютер и потянулась, машинально оглядываясь в поисках того, кто меня отвлёк.
И – почти тут же наткнулась на ответный взгляд.
Незнакомец у стойки не входил в число постоянных клиентов; не то чтобы я и их всех знала поимённо, но этого бы запомнила точно – из-за длинного, лошадиного лица, импозантной седины в густых волосах и оранжевого плаща. Серьёзно, оранжевого – как рабочие спецовки. Мужчина трепался с Тони, баристой, но смотрел только на меня, и даже на расстоянии видно было, что глаза у него зелёные и… светятся?
Какого…
«Отвернись».
Йен никогда не приказывал; я никогда не подчинялась, не раздумывая.
За окном действительно был туман, такой густой, что даже ближайшие фонари расползались бесформенными желтоватыми пятнами света. Стекло запотело наполовину, снизу; капли воды сползали к раме, оставляя дорожки. В горле было сухо. Меня колотило. Салли помалкивала, но я всё отчётливей сознавала потенциал каждой вещи вокруг меня: тяжесть – если поднять, остроту – если разбить; внутри зудело от желания слегка ослабить застёжку металлических часов и сдвинуть их к костяшкам пальцев, сжать кулак и…
«Включи компьютер и допиши статью».
Да-да, спасибо за заботу, папочка.
«Мои мотивы далеки от отцовских, сладкая, и ты это знаешь лучше, чем кто-либо иной».
Заткнись, сделай одолжение?
Незнакомец продолжал на меня смотреть; головная боль стала почти невыносимой, даже глаза заслезились. Буквы расплывались перед глазами, и я не столько печатала, сколько исправляла. Выжала из себя одну фразу, потом почти прикончила вторую, когда давление наконец пропало. В почте висело двадцать четыре непрочитанных письма; напоминание от редактора, уведомления из блога, приглашение на распродажу, советы по продвижению… Голоса в голове помалкивали, но мне и без них было ясно, что надо затаиться, притвориться обычной. Я набрала номер отца, и мы проговорили минут пятнадцать, кажется, даже условились вместе выбрать подарок тёте Гэб в воскресенье…
«В субботу».
Спасибо, Салли, что бы мы все без тебя делали.
Тем временем незнакомец куда-то подевался, хотя его плащ продолжал висеть на спинке стула, лениво шевелясь на сквозняке. Я быстро собралась и проскользнула в уборную. Уже потом, сполоснув руки и лицо, разглядела себя в зеркале и ужаснулась: волосы едва ли не в колтун сбились, висок перепачкан клубничным джемом, тушь потекла… Это когда я так себя изуродовала? Пока и пыталась выдавить хоть фразу? Или ещё раньше, заработалась и ткнула пончиком мимо рта?
«Убила пончиком», – пошутила Салли бесцветно.
Меня пробило нервным смехом.
Какое-то время я пыталась гребнем разобрать на отдельные пряди воронье гнездо у себя на голове, но быстро стало ясно, что ничего не выйдет. Волосы мне достались папины – жёсткие, как проволока, чёрные и обычно гладкие… если не трогать их, да.
И подтёки эти зелёные под глазами… Может, тот чудик поэтому пялился?
«Сомневаюсь, моя готическая фея. На тот момент с лицом у тебя было всё в порядке. Будь мы в разных телах, я бы тебя не упустил, поверь».
Начинается… Кстати, странно, что Йен не назвал «хорошеньким» того незнакомца. Нет, конечно, лошадиные лица не в моём вкусе, но этот-то психопат никогда разборчивым не был.
«О, некоторые цветы лучше оставлять несорванными, ибо их смрад не стоит заполненной пустоты в гербарии».
И что это был за цветок? Ты ведь его узнал, Йен.
Он затянул с ответом – настолько, что я успела привести себя в порядок, попрощаться с Тони и в прямом смысле свалить в туман.
«Цветок одного со мной поля. Вот только моё положение сейчас не в пример более уязвимое».
В каком смысле, интересно…
Обычно я возвращалась домой не так уж поздно – в восемь часов народу на улице шлялось полно. Час пик, можно сказать. Студенты, ошалевшие от радости, что занятия кончились, одними своими воплями и гоготом могли распугать всю нечисть, преступность, а заодно и гвардию на три квартала вокруг. Сегодня шум особенно давил на уши; головная боль никак не желала отступать, несмотря на таблетку, потому что дышалось в тумане тяжело. Я свернула в проём между домами, где было потише, и Салли вдруг очнулась.
«Не ходи».
Ровный прежде голос пронизывало напряжение; похоже, не только меня случай с чудиком в оранжевом плаще выбил из колеи. Ничего, скоро мы доберёмся до дома, врубим какой-нибудь фильм, можно даже ужасы, и вся эта дрянь останется далеко-далеко.
Проход между домами давно должен был закончиться. Он вился, поворачивал снова и снова, а соседняя улица никак не показывалась. Спина опять взмокла; когда вдали послышался взрыв хохота, у меня чуть сердце не выскочило через рёбра, а оба голоса, как назло, заткнулись, хотя сейчас я бы не отказалась бы даже от идиотских комментариев Йена. Две кирпичные стены над головой точно накренились и не бились друг о друга лишь потому, что ватный туман не позволял.
…Это сон. Точно же, сон.
Когда переулок изверг меня, я чувствовала себя порядком пережёванной. Улица выглядела совершенно незнакомой – приземистое, скрюченное дерево, ржавые качели, взгромождённые друг на друга мусорные баки. Два драных кошака нежились на капоте припаркованной у подъезда машины – видимо, железки не успели ещё остыть.
От сердца отлегло: кто-то водит автомобили, кто-то нормальный, живой; наверное, просто голова закружилась в этом тумане, вот и я и проскочила нужную улицу…
Выход из двора был перегорожен решёткой со шлагбаумом. Дорога за ним, истыканная фонарями, шла прямо и прямо между домов, пока не терялась в тумане. И – ни одной открытой двери, ни одного горящего окна, даже форточки распахнутой.