Странствия хирурга: Миссия пилигрима
— Щё, щё? — прошепелявил Энано.
— Нам, например, запрещено разговаривать с женщинами.
Витус начал осторожно накладывать повязку.
— Это еще почему? — удивился он.
— Это не целомудренно и может возбудить ложные влечения. Правда, иногда очень трудно не нарушать запрет. Недавно мы проходили через одну деревню, и какая-то старая женщина спросила, не хотим ли мы испить воды, она как раз подняла из колодца свежую воду. Я ей ответил: «Нет, спасибо, матушка», всего три слова сказал, и за них мне пришлось потом отвечать перед учителем Арнульфом. В наказание я должен был один бичевать себя перед всеми собратьями, пока не потеряю сознание. Когда я очнулся, учитель назначил мне другое наказание, которое он назвал «уйти в себя». Оно состояло в том, что я должен был триста десять раз прочитать «Отче наш», по десять раз перед каждым братом. Я почти целую неделю делал это. Да, Арнульф фон Хоэ — очень строгий наставник.
— И очень деспотичный, — пробормотал Магистр. — Вспомните только, как он требовал поросят у бедняги Эдуардо. Как нечто само собой разумеющееся! А когда ему дали отпор, у пастыря был такой вид, будто ему на голову вылили его же ночной горшок. Правда, Витус?
— Совершенно точно. Похоже, он не привык, чтобы ему прекословили. Когда вся власть сосредоточена в одних руках — это всегда плохо.
— Абсолютно справедливо, — подтвердил Магистр, протягивая другу ножницы, чтобы обрезать концы корпии. — А что на это скажет наш ворчливый Коротышка? Ого, а где же малыш? Вероятно, тоже решил опорожнить свой мочевой пузырь. Не понимаю, друзья, почему вам так часто приходится бегать по нужде. Я вам скажу: даже если бы мне сейчас приспичило, я бы не смог…
— Тихо вы, шуравли! Тс-с-с! — Энано выскочил из-за дома. — Сюда шлепает щерный гриф, Арнульф-донощщик!
— Что? — Витус вскочил как ужаленный. — Давай, Массимо, марш в дом! Давай-давай, бегом! — Он втолкнул мальчишку в дверь и затолкнул в клетушку, где они должны были ночевать. Затем с независимым видом вышел наружу и подошел к Арнульфу фон Хоэ, который уже начал распинаться перед карликом и Магистром.
— Laudetur Jesus Christus! — проскрипел цугмейстер. — Перед вечерней трапезой мне доложили об исчезновении нашего собрата Массимо. Он в некотором роде довольно впечатлительный и нуждается в нашей общей поддержке, чтобы не сбиться с праведного пути. Это блудный сын, которого все мы ищем. Вы случайно не видели его?
— In aeternum, amen, — как подобало, ответил Витус.
Арнульф удивленно вскинул брови:
— Как? Вы знаете латынь?
— Конечно. Я вырос в монастыре и с шести лет регулярно посещал занятия. Если угодно, мы можем продолжить беседу на языке науки.
— Ну… — Такого желания цугмейстер, очевидно, не испытывал. Скорее всего, он владел лишь парой фраз, которые производили огромное впечатление на простой люд. — Я повторяю свой вопрос: вы случайно не видели Массимо?
Магистр поправил на носу бериллы:
— Разумеется, мы видели его, друг мой. Как же иначе! Он бичевал себя, как и все остальные, когда вы пытались отнять у бедного Эдуардо трех поросят.
Арнульф с трудом сдерживал ярость:
— Я не это имел в виду, и вы это прекрасно знаете. Кто вы вообще такой?
Коротышка ответил за Магистра:
— Хошь знать, кто с тобой разговаривает, щерный гриф? Скажу по секрету: сам великий Рамиро Гарсия, магистр права из Ла Коруны, в Щпании, — образованный, ущеный и всеми пощитаемый! А сам я Энано из Аскунезии, специалист по всем бальзамам и снадобьям.
Цугмейстер вновь сделал над собой большое усилие, чтобы не показывать свои чувства. На этот раз это было предчувствие, что беседа кончится для него ничем.
— Я разыскиваю нашего брата Массимо, который поклялся мне в верности, но чем дольше длится этот разговор, тем больше я убеждаюсь, что он спрятался на постоялом дворе.
— Вот тут вы ошибаетесь! — воскликнул Магистр.
— Это я хочу увидеть собственными глазами. — Арнульф приподнял полы своей рясы, чтобы не споткнуться на ступеньке, но Витус остановил его.
Цугмейстер засопел:
— Клянусь Иисусом и Богородицей, вы осмеливаетесь преградить мне путь?!
— О, смелость тут невелика, учитель Арнульф. Я же знаю, что вы так просто не вошли бы.
— Как?! Что?! Что вы хотите этим сказать?! — Цугмейстер склонил голову набок, как боевой петух.
Витус подкупающе улыбнулся:
— Если меня не подводит память, у вас, у флагеллантов, существует неписаный закон, не позволяющий вам без приглашения заходить ни в один дом.
— Ну да, это верно, — вынужденно согласился цугмейстер, правда, тут же нашелся: — Но так же верно и то, что никто не заставляет нас стоять под дверью. Само собой разумеется, нас сразу приглашают войти!
Магистр ухмыльнулся:
— И именно этого мы, само собой разумеется, не сделаем. Еще раз подчеркиваю: ваш брат Массимо не прятался на постоялом дворе. Можете принять это expressis verbis [32]. Как это замечательно сказано у Иоанна: «Блаженны не видевшие и уверовавшие».
— Это неслыханно! Это кощунство! — Глаза Арнульфа горели возмущением. — Господь всемогущий покарает вас, грешников! Я же не буду за вас молиться, а тем более бичевать себя. Гореть вам всем синим пламенем! — Задыхаясь от ярости, он побежал прочь.
— Ух! Это было непросто! — еле отдышался Магистр.
— Да, — фыркнул Витус. — Кстати, как ты мог обмануть смиренного пастыря! Разумеется, Массимо спрятался внутри.
— Нет, сорняк, он не прятался. Это мы его там спрятали, а это большая разница. Я же не виноват, что господин цугмейстер не соизволил точно выразиться. Вот если бы он сказал: «Я убежден, что он спрятан на постоялом дворе», — это другое дело. А так…
Витус расхохотался:
— Ну хорошо, буквалист, давай посмотрим, что там с Массимо.
Мальчишка, слышавший каждое слово, все еще дрожал всем телом, когда трое друзей ввалились в комнатушку, где он сидел.
— Все позади, — успокоил его Витус. — Арнульф ушел, и, если меня не подводит чутье, скоро он не появится. Пошли на улицу, поешь с нами. У тебя такой вид, словно в последние дни тебе мало что попадало в рот.
— Так оно и есть, — вздохнул Массимо, продолжая трястись от страха. — Нам, флагеллантам, запрещается просить подаяние. Поэтому часто приходится затягивать потуже пояс.
— Ну-ну, — возразил Магистр, — почему же учитель Арнульф так назойливо просил трех поросят?
— Это верно, но он это делал из крайней нужды. Все мы несколько дней ничего не ели. Верьте мне, он хороший человек, только выглядит так сурово. Это было его право — разыскивать меня, ведь я добровольно поклялся быть всегда с ним.
— Об этом ты расскажешь нам подробнее на свежем воздухе. — Взяв парня за руку, Витус потянул его наружу. Подхватив столик и табуретки, они отнесли их в дальний угол.
— На случай, если Арнульф снова почтит нас своим визитом, — объяснил Магистр, подтаскивая лавку. — Ему совсем не обязательно обнаруживать тебя.
Массимо неуверенно сел.
— Я не имею права нарушать обет, — серьезно сказал он. — Плохо, что я тогда дал слабину и хотел убежать.
Витус подвинул юноше сыр и оливки.
— Поешь сначала. Ну хорошо, ты дал клятву Арнульфу всегда жить в нищете и целомудрии, ты поклялся подчиняться законам вашей общины и бичевать себя, чтобы спасти мир от чумы и грехов. Но ты ведь не обещал истязать себя до смерти. Если бы ты знал это раньше, ты бы ни за что не согласился, так ведь?
— Да, пожалуй, так, — признал Массимо с набитым ртом.
— А твои родители знают, что ты присоединился к флагеллантам?
— Мать знала. Отца своего я никогда не видел. Мать всегда говорила, что я бастард, зачатый миланским купцом, который вскружил ей голову сладкими словами и лестью, а на другое утро исчез.
Витус отщипнул хлеба и запил водой.
— Твоей матери больше нет в живых?
— Она умерла три месяца тому назад. Как мне сказали, от горячки. Когда учитель Арнульф об этом узнал, он велел мне дополнительно бичевать себя, чтобы ее душа точно попала на небо. Мать была прачкой, жила без мужа, но родила много детей. Кроме меня у нее были еще три мальчика и семь девочек. Шестеро из моих братьев и сестер умерли в раннем детстве, а остальные разъехались по миру.