Всемирный следопыт 1926 № 08

15-го погода улучшилась. Лодки убрали в небольшое ущелье, опрокинули их и укрепили от ветра камнями, под ними устроили на всякий случай небольшой склад инструментов, зарядов, провианта. Положили также краткое описание своего путешествия.
  
IX. Вглубь страны.
 
Так как днем было тепло, а по рыхлому снегу идти трудно, решили делать переходы по ночам. Тащить сани по крутому и неровному под'ему было тяжело, приходилось впрягаться втроем в каждые сани и потом возвращаться за следующими. Когда несколько поднялись, перегрузили сани так, что четверо тащили сани поодиночке, а пятые сани, вдвое более тяжелые, тащили двое.
Нередко экспедиция промокала до нитки под дождем. Случалось, проваливались в трещины и висели на постромках, удерживаемые тяжестью саней, пока не выручали товарищи. Погода не радовала путешественников. Три дня пришлось пролежать в спальных мешках в палатке и стараться как можно больше спать. Так как за это время не производилось работы, а время шло, порции на эти дни были убавлены вдвое.
20-го, когда тронулись дальше, лед все еще был пересечен трещинами; однако дорога становилась легче, под'ем был уже менее крут. Через несколько дней, когда экспедиция поднялась на 870 метров, трещины прекратились, хотя лед все еще был крайне неровен и местами походил на застывший морской прибой. Лыжи хорошо двигались на снегу, который подмерзал ночью. Трудно было обходиться без питьевой воды: довольствовались питьем, большею частью в виде чая, который готовили два раза в день, растопляя снег на печке; в промежутках же пили воду из снега, набивая его в походные металлические фляжки: их все носили на груди под одеждой.
Дорога скрашивалась северным сиянием, которое в полном великолепии играло каждую ночь. Любуясь им, Нансен позабывал о всех трудах и опасностях. Иногда устраивали себе развлечения, которые не всегда оказывались удачными. Раз вздумали, выйдя на более ровный лед после под'ема, отделаться от некоторых вещей для облегчения груза.
Прежде всего решили избавиться от довольно тяжелых клеенчатых чехлов, в которые убирали от дождя спальные мешки. Но так как клеенка хорошо горит, нужно было использовать ее для приготовления ужина. Кушанье действительно сварили, но костер из клеенки так дымил, что лица членов экспедиции покрылись слоем сажи. Умываться было нечем: нельзя же было тратить единственное топливо, спирт, на приготовление воды для умывания. Да и особенной охоты не было заниматься мытьем при сильном морозе, когда лицо, смоченное водой, тотчас же покрылось бы ледяной корой.
Для экономии времени придумали варить еду в пути; зажигали печку, ставили котелок со снегом и с тем, что надо было сварить, и отправлялись дальше. Когда вода закипала, располагались лагерем и ели. Раз при такой остановке Нансен, внося кухонный прибор в палатку, оступился; аппарат опрокинулся, горящий спирт, вожделенный бобовый суп, вода и полурастаявшие комки снега хлынули на пол. В одно мгновение все бросились на пол, выкинули наружу вещи, подхватили пол по углам, так что жидкость собралась в середине, и подобрали ее назад в котелок. Правда, пол был грязноват, но суп все-таки показался вкусным.
  
X. Тяжелый под'ем. Перемена маршрута.
 
Идти было трудно. Снег был очень рыхлый и такой мелкий, что при ветре проникал в малейшие щели. После ночевки в мешках, внутри палатки, члены экспедиции просыпались под сугробами тончайшей снежной пыли. Постоянная вьюга так трепала палатку, что она едва не разлеталась в клочки. Иногда пробовали пользоваться ветром, как средством передвижения, превращая пол палатки и два брезента в паруса, но ветер был большею частью противный. Так как поднялись на большую высоту, более 2500 метров, сильные морозы донимали путешественников. Особенно страдали руки, когда приходилось исполнять такие работы, которые нельзя делать в рукавицах: завязывать и развязывать веревки, оправлять фитили в кухонном приборе, передвигать тонкие части научных инструментов. Лицо часто настолько обмерзало от дыхания, что усы сливались в общий кусок льда вместе со всем, надетым на голове, и не так-то легко было открыть рот, чтобы говорить. В полдень солнце нагревало верхний, рыхлый слой снега, он подтаивал и люди промачивали ноги насквозь; затем мороз крепчал, две пары толстых чулок и башмаки смерзались в плотный слой и не хотели разделиться и сойти с ноги, когда надо было снять их при ночевке. Ветер пронизывал буквально до костей, и плохо приходилось тому, кто снимал верхнюю куртку, хотя бы для того, чтобы надеть под нее лишнюю фуфайку.
 
У спиртовой печки: «Скоро ли закипит?».
Самые приятные минуты в этом существовании сводились к еде. Разбивая палатку на ночь, принимали меры против снежной пыли и заносов; окапывались в снегу, устраивая себе прикрытие с наветренной стороны, прислоняли сани к стене палатки и закутывали их брезентами. Потом забирались в палатке в спальные мешки и разводили спиртовой кухонный аппарат. Синеватый огонь слабо освещал тесное пространство, в котором шестеро усталых и голодных людей с нетерпением ожидали, когда закипит котелок для чая. Когда вода поспевала, зажигали свечу, одну из пяти штук, взятых с собою для фотографических работ, и при ее свете ужинали в самом веселом настроении, несмотря на все невзгоды.
Однажды Нансен провалился в трещину и повис на локтях и на лыжной палке. Свердруп ушел вперед и не видал беды.
Приготовление кушанья не отличалось ни сложностью, ни большой опрятностью. За недостатком воды мыть котелок было нечем, но тот, кто больше всех помогал при стряпне, в награду имел право вычистить котелок. Чаще всего это угощение доставалось Балто, и он самым старательным образом вылизывал котелок языком и пальцами. На следующее утро в котелке варили шоколад и, выпив его, часто находили на дне пространный осадок из всех сортов пищи, которая в нем готовилась.
Противный ветер, метели и морозы до 40° сильно задерживали путников. Нансен начал думать, что если сохранять принятое направление на Кристиансхоб, они попадут в него настолько поздней осенью, что не захватят последний пароход, который мог бы доставить их в Европу. Поэтому он решил изменить маршрут и взять более короткое направление на Гудхоб (Годтгааб), хотя такая перемена была сопряжена с немалыми осложнениями. Если бы они достигли окраины льдов в направлении Кристиансхоба, им было бы недалеко до датской колонии. Идя же на Гудхоб, они обрекали себя на трудный, неизвестный спуск, на дальний путь, может быть морем, по фиорду и среди шхер, до селения. Однако, обсудив этот план совместно, пришли к заключению, что сумеют выбраться из затруднений, и он был принят.
  
XI. Вершина плато. Спуск на парусах.
 
1 сентября, казалось, кончился под'ем, и началась ровная часть плато. Однако дорога не стала легче. Сани приходилось тащить по такому снегу, который своим составом был похож то на глубокий слой мелкого песка, то на вязкую глину. Все члены экспедиции утомлялись до крайности, запряженные же в первые сани Нансен и Свердруп, которые пропахивали колею для остальных, к концу перехода совершенно изнемогали. Поэтому двигались довольно медленно, одну — две географических мили в день, и каждый день надеялись достигнуть начала спуска к западным берегам.
12 сентября надежды оправдались, и начался слабый, но вполне явственный спуск. Дело пошло лучше, морозы ослабели. Когда термометр показывал 17° мороза, экспедиции казалось, что наступает лето. На следующий день произошла новая удача: подул попутный ветер, и помчал путников на парусах так, что произошел целый ряд приключений. Свердруп с первыми санями почти полетел по воздуху; Нансен, который должен был держаться за сани сзади, оторвался от них. Догоняя Свердрупа, который скрылся из вида, Нансен подбирал одну за другой разные вещи, свалившиеся с саней. Наконец, у него собрались топор, куртка и несколько разных жестянок. С таким багажей в руках было мудрено идти на лыжах и нужно было дожидаться отставших, чтобы погрузить вещи на их сани. Когда задние подошли, оказалось, что и они растеряли провиант, за которым пришлось возвращаться.