Всемирный следопыт 1930 № 06
Следующая пара рабочих убрала остатки льда перед «карманом» и обнаружила за ним большой обвал. Чтобы обследовать это неожиданное препятствие, Синицын натянул на руки кожаные рукавицы и полез в штольню. Добравшись до того места, где выработка была загромождена неуклюжей кучей мокрых камней, он увидел над собой большую трещину. Соединившись с другой, пришедшей откуда-то со стороны, она и образовала обвал, сбросивший в штольню добрую тонну породы.
Синицын легко определил причину образования трещин: хищнический метод работ английских концессионеров. Вместо того, чтобы прокладывать прямую штольню с ровным сечением, хорошо закрепляя ее, как это требует горное искусство, англичане действовали по принципу скорейшего обогащения. Наткнувшись на хорошее рудное тело, они сейчас же старались выцарапать его все со всеми его ответвлениями и изгибами, хотя бы для этого пришлось искалечить штольню неаккуратными и нескладными боковыми выработками. Это было какое-то ковыряние руды, а не разработка ее. Чуть выбрав руду в одном месте, его сейчас же бросали, если рядом оказывался более выгодный участок. О закреплении брошенной выработки даже не думали, — да и мудрено было закрепить это хаотическое хитросплетение штолен и выработок. «Есть руда в породе — колоти, пока всю не выбьешь» — было единственным правилом. Немудрено, что при такой постановке дела обвалы должны были случаться часто. В отчетах английской компании за один год упоминается о пяти больших обвалах; три из них были с жертвами.
Позднее, просматривая чертежи, Синицын нашел и непосредственную причину в штольне «В». Там брали руду отдельными глубокими бороздами, расширяя их до тех пор, пока вся вышележащая толща не повисла всего лишь на нескольких тоненьких столбиках породы. Достаточно было маленькой трещины, промытой в скале водой, чтобы равновесие было нарушено.
Опасность не миновала и теперь. Несколько глыб угрожающе висели во впадине над обвалом. Необходимо было возможно скорей поставить здесь крепление. Пока же следовало расчистить обвал.
Рабочие образовали цепь. Забравшись вслед за Синицыным в штольню, они уселись рядом на липком полу, на всем протяжении от обвала до выхода, и с рук на руки стали передавать обвалившиеся глыбы. Крайний у входа сбрасывал их под откос. Это было странное зрелище. Люди в черных кожаных одеждах молча сидели в мрачном холодном подземелье и сосредоточенно передавали друг другу большие черные камни. Над головами у многих горели фонарики, почти не освещая лиц и облизывая неуютные стены выработки дрожащим и слабым светом. Когда люди двигались, свет ползал по камням, карабкался вверх по стенам и жирным пятном прилипал к выщербленному потолку штольни. Изредка хряскал камень под ударом кирки да гулко шлепались с потолка крупные капли воды.
Так работали часа два. Вдруг Та-Бао, который сидел близко к выходу, не подставил во-время рук, и камень, переданный ему соседом, упал на пол. Сосед повернулся к китайцу с раздражением. Но тот и не обращал внимания на камень Насторожившись, к чему-то прислушиваясь, Та-Бао уже полз на четвереньках к выходу. Синицын замахал рукой и зашипел:
— Тссс… Шуми не надо… Моя мал-мало слушай ходи.
И осторожно выполз из штольни наружу. Оставшиеся внутри примолкли. Шумел ветер, забегал в штольню и гудел в ней, как в печной трубе. Шаркал по камням дождь. Ветер гнал его порывами, и дождь словно то набегал, то отступал.
Вдруг все ясно услышали, что Та-Бао произнес короткое китайское слово. Снова несколько секунд шумел дождь. И чужой голос откуда-то снизу ответил другим китайским словом. Синицын так и ринулся к выходу, вытаскивая на ходу браунинг из кармана. Он был убежден, что Та-Бао предал их, и готовился всадить пулю в затылок китайца. Но, выскочив из штольни наружу, он в слабом пятне света увидел картину, которая сразу дала иной ход его мыслям.
Перед штольней, выпрямившись во весь рост, стоял Та-Бао. Руки его были подняты над головой, и в них он держал большой камень. Снизу, по осыпям, лез на Та-Бао человек в лохматой шапке — китаец — с обрезом в руках. Совсем близко, за камнями, Синицын увидел много других китайских голов.
«Хунхузы!» — догадался он и почувствовал, как холодеют от страха руки.
Китаец, наступавший на Та-Бао, вскинул обрез. Та-Бао взмахнул поднятыми руками, и зажатый в них камень стремительно обрушился на хунхуза. Удар был так силен, что бандита не спасла и толстая шапка. Ноги хунхуза сразу подогнулись, и, выгнув спину, он повалился назад, на острые камни.
Вокруг Синицына запели, завизжали, засюсюкали пули. Вытянув руку, прораб выпустил в хунхузов целую обойму, и повернулся, чтобы бежать. Сначала он кинулся вверх по сопке, но сообразил, что так далеко не уйдет, и бросился обратно в узкое отверстие штольни. Туда же отступал и Та-Бао, продолжая швырять камни в напиравших хунхузов.
В передней части штольни людей уже не было. Охваченные ужасом, царапая до крови пальцы, они лезли, подталкивая друг друга, через нагроможденные обвалом камни, чтобы хоть как-нибудь укрыться за ними. Некоторые забивались в боковые выработки.
Синицын замешкался у входа. Пуля попала в его фонарь и раздробила его. Толстый китаец с лицом скопца в упор нацелился в прораба, но Та-Бао скатил под ноги хунхузу огромный камень — и бандит распластался на земле. Синицын увлек за собой в штольню Та-Бао. Вслед за ними туда ворвался, защелкав по стенам, целый рой пуль. Прораб прижался к полу. Впереди, около обвала, кто-то вскрикнул и чуть слышно застонал. Синицын втискивал в браунинг новую обойму, она почему-то не входила, и прораб думал, что сейчас всем им в этой мышеловке придет конец.
Вверху раздался топот. Лавиной низвергнулись с сопки всадники. Они почти не стреляли. Как будто одной своей скоростью они смяли хунхузов, сбросили их с сопки на берег. Ошеломленные, бросая обрезы, бандиты пытались вплавь спастись на другой берег. Это удалось очень немногим. Большинство легло у подножья сопки под ударами шашек, а другие, в том числе и главарь шайки, попали в плен.
В штольне был серьезно ранен в грудь рабочий — тот самый, который составлял ответ кадаинцам. Синицын боялся, что это ночное нападение произведет слишком тяжелое впечатление на рабочих, и они откажутся от работы в штольне «В». Но с удовлетворением увидел, что это не так.
Красноармеец поглядывал на пленных солдат.— Разбойники не помешают нам пройти штольню! — говорили рабочие.
— Через три дня мы собьем ее с первой шахтой! — поддерживали другие.
IV. Операция красных.
Весь следующий день молчали оба берега. Китайцы, напуганные результатом ночной вылазки, с тревогой выглядывали из окопов. Красные выставили усиленное сторожевое охранение. Синицын дал ударникам сутки на отдых, и горняки весь день спали. Но сам прораб не мог заснуть. Он присоединился к Милавскому, который вместе с рабочими из опробовательной партии пошел в штольню «В» брать образцы руд.
Инженер деловито осмотрел выработку, слазил за обвал и дал несколько коротких указаний Синицыну, как нужно продолжать работу.
— Несомненно вы встретите снова пробку, — сказал он. — С этой будьте сугубо осторожны: скважина обнаружила здесь совсем близко воду.
Милановский ни словом не обмолвился о событиях последней ночи. Но, выходя из штольни и увидев на камне пятно крови (здесь Та-Бао проломил голову хунхузу), повернулся к Синицыну и отрывисто произнес:
— Как хотите… Этого я понять не тогу.
Он хотел сказать еще что-то, но махнул рукой и, тяжело сопя, стал взбираться на сопку.
* * *Тишина на границе продолжалась недолго. Ночью щелкали отдельные выстрелы, а утром, когда ударники стали подниматься от распадка к штольне, «та сторона» встретила их бешеным огнем. Рабочие сразу почувствовали, что стреляют на этот раз не китайские наемники. Слишком уж метко ложились пули, слишком уж уверенно следовали один за другим залпы. Рабочие залегли за камнями, не двигаясь с места.
