Перехлестье

— Ем. — Маг осторожно взял левой рукой ложку, зачерпнул жаркое, нерешительно посмотрел на исходящее ароматами яство и отправил ложку в рот. При этом в глазах у него промелькнула какая?то покорная обреченность. Вот мужчина медленно, без энтузиазма начал жевать… и невзрачное лицо осветила широкая улыбка. Он даже прикрыл глаза от удовольствия, точь-в-точь, как когда?то Йен. 
Йен. Эх… Васька вздохнула и развернулась, чтобы уходить, как услышала: 
— Хозяйка, ты тоже магесса? 
— Я? — стряпуха даже растерялась. — Нет. Почему ты решил? 
— Потому что вкусно. 
Девушка удивленно вскинула брови, искренне не понимая, и чужак пояснил: 
— Все, что готовит обычный человек, для мага имеет вкус горечи, — он помолчал, а потом вежливо склонил голову. — Составь мне компанию, хозяйка, если тебе не противен вид мага. Я давно не говорил с человеком. 
— Почему? — заинтересовалась Василиса, опускаясь на лавку напротив посетителя. 
— Маги недостойны домашней еды, собственного крова, друзей, семьи и… участия людей, — мужчина отправил в рот следующую ложку жаркого, и снова улыбнулся. — Наш удел — скитания, тишина и одиночество. 
— Глупость какая, — возмутилась Лиска. — Со стороны послушать, так маги просто первородное зло какое?то. 
— Так думают люди. 
— Муж у меня — маг. И он — не зло! Он добрый и самый лучший, — твердо подытожила девушка. 
— Муж? — ложка замерла на полпути к тарелке. — Ты — жена мага? Простая девушка? Даже не травница? Не колдунья? 
— Да. Простая девушка. 
— Это… поразительно, — незнакомец откинулся к стене. — Ты, хозяйка, и впрямь не считаешь нас злом. Почему? 
— Там, где я прожила большую часть своей жизни, нет магов, — коротко пояснила Василиса, которая до сих пор не понимала, хорошо или плохо то, что она оказалась в этом мире. 
И тут же в животе шевельнулся страх. А вдруг кто?то поймет, что она здесь по ошибке и отправит назад? Нет-нет! Ей нельзя назад! Йен еще не познакомился со сковородкой. Она еще не устроила ему первый в их совместной жизни семейный скандал, не закатила истерику, не вынудила валяться в ногах и умолять о прощении, а потом жадно и нетерпеливо примиряться. Нет! Никуда она не отправится. Поэтому девушка закончила: 
— Люди порой бывают гораздо хуже любого из вас. 
— Наверное, скучаешь по дому? — мужчина с наслаждением вдохнул аромат жаркого, и отправил в рот очередную ложку. 
— По матери, — Василиса печально улыбнулась, однако разговор отвлекал ее от грустных мыслей, да и незнакомец, судя по всему, не собирался отправлять ее обратно — в туалет торгового центра. 
Некоторое время они сидели в тишине. Гость наслаждался едой, Василиса наблюдала за тем, с каким удовольствием он ест. А когда тарелка оказалась пуста, девушка забрала ее и отправилась на кухню. Помощница встретила стряпуху привычным уже молчанием, но та впервые не попыталась нарушить гнетущую тишину. Она устала от ожидания, от суеты, от тоски по мужу. И, потому, нацедив в кружку травяного чая, не говоря ни слова, отправилась обратно. 
Маг сидел там же, где она его оставила и, прищурившись, глядел на Багоя. На лице незнакомца застыло ожидание. Увидев Василису, посетитель встрепенулся, глядя на кружку с благоухающим напитком. 
— Спасибо, хозяйка. 
Девушка кивнула, опустилась на стул, и слегка наклонив голову, спросила: 
— Расскажи, кто ты? 
Оживленное лицо мага разом утратило краски, стало тусклым, неприметным, словно кто?то погасил огонь, делавший его живым. 
— Я — Жнец. 
— Э-э-э… собираешь урожай? 
— Можно и так сказать. Души. Я сборщик душ, которые здесь не должны быть, — мужчина поднял правую руку, и по стальной перчатке пробежали язычки белого пламени. — Я — Судья. Палач. Смерть. 
В который раз Лиска себе удивилась. А она привыкала к этому миру. Во всяком случае, ей ни на миг не захотелось сбежать, упасть замертво или завыть от ужаса. Ну, Жнец. Ну, души собирает. Кому что. А вот сияние руки заворожило девушку. Она даже потянулась, чтобы дотронуться до металлической ладони, но мужчина резко отстранился, гася призрачное пламя. 
— Нельзя! 
— Ой… прости… — смутилась любопытная. 
— Дотронешься до нее, пока горит пламя, и умрешь, — Жнец вернул руку на стол. — Любое живое существо, у которого есть душа, коснувшись руки, погибает. 
— А когда она… не горит? — уточнила практичная Васька. 
— Когда не горит, это просто рука, — маг усмехнулся, — ты как моя нареченная. Такая же любопытная. 
Он искренне поражался спокойствию и непосредственности собеседницы. И, что уж скрывать, наслаждался ими — никогда прежде Жнец не получал столько тепла, участия и добра… Он даже думал, будто подобное попросту невозможно. Не бывало прежде, чтобы человек и маг сидели друг против друга и разговаривали. Просто разговаривали о жизни… 
— Наверное, тяжело ее зажигать? — простодушно спросила девушка. — Йену было трудно сдерживать свой дар. 
— Йену? 
— Моему мужу. Грехобору. 
— Грехо… — взгляд мага потяжелел: — Грехобор принял от тебя кольцо? 
— Да, — стряпуха кивнула. 
— Мне говорили, будто Грехобор стал отступником. Предал магов, богов, связался с… — мужчина прервался, нахмурился. — Он здесь? 
— Нет, — Василиса посмотрела на правую руку мага и задумалась. — Скажи… ты сюда просто так зашел? 
— А разве можно зайти иначе? 
Девушка покусала губы и ответила: 
— Можно. А можно и просто так. 
Жнец усмехнулся. Его взгляд скользнул за спину собеседницы, а потом вновь обратился к Василисе. 
— О вашей харчевне такая слава идет, как же ее миновать? 
Стряпуха прищурилась: 
— Мне муж как?то говорил, что все маги говорят правду. Что они не умеют лгать. Это правда? 
— Да. 
— А если нужно солгать? 
— Мы не лжем. А что? 
— А разве я не могу просто так спросить? 
Мужчина выпрямился, отставил в сторону недопитый стакан с чаем и чуть подался вперед. 
— Можешь, — сказал маг и добавил: — Я вижу чувства людей. Всегда. 
— То есть ты знаешь, что я сейчас испытываю… 
— …страх, — закончил ее фразу Жнец. 
— Ну да, — Василиса мрачно кивнула. 
— Но не за себя, — заметил собеседник. 
— Ты пришел за Грехобором? — напряженно спросила девушка. 
— Я отвечу тебе, но перед этим пообещай выполнить мою просьбу. Она не опасна. 
— Хорошо. 
— Нет. Я пришел не за Грехобором, — он подождал мгновение, а потом спросил: — Теперь я могу озвучить свою просьбу? 
— Можешь. 
— Не сопротивляйся, — с этими словами Жнец стремительно встал из?за стола, дернул собеседницу на себя и рука, закованная в сталь, стиснула горло Василисы. 
Ничего себе — неопасная просьба! Васька, парализованная ужасом, зажмурилась. Сейчас по стальной рукавице пробегут прозрачные языки ослепительного пламени, металл вспыхнет, и жертва… Интересно, это больно? Она обожжется? А если останется ожог? А еще хуже, если запахнет паленым. Бе-е-е. Стряпуха поймала себя на том, что снова думает о какой?то безумной ерунде, тогда как смерть уже вот-вот заглянет ей в глаза. Если, конечно, умирающая их откроет. А она, уж поверьте, не собиралась допускать такой оплошности. Ну все, еще миг, другой, третий, четвертый… да сколько ж ей так стоять? 
— Отпусти ее. 
Жнец не отдернул руку, но хватка на шее девушки ослабла. 
Лиска опасливо вздохнула, приоткрыла один глаз. Жива вроде. Значит… 
Кто это сказал? Голос и знакомый, и нет. Никак не получается вспомнить, где же доводилось его слышать. Василиса точно знала — за ее спиной все столики пусты, если не считать того, в углу, где расположился Багой с припозднившимся посетителем. Кто тот незнакомец? Ну не корчмарь же это приказывает, таким твердым ровным голосом? Или он? Да что… 
— С чего бы? — голос Жнеца был спокоен и безлик, словно говорил не человек, а какая?то неодушевленная компьютерная программа. Давным-давно у Лиски была такая на стареньком компе — было забавно вносить туда какие?нибудь эмоциональные предложения, типа: «Офелия, любовь моя! Вернись, изнемогаю!» или еще какую?нибудь феерическую чушь. И программа проговаривала текст бездушным, лишенным интонаций голосом. В духе Марьи Искусницы: «Что воля, что неволя — все равно».