Плохая девочка. 2 в 1 (СИ)
Но чисто из вредности я продолжаю нудеть:
– И ты запьешь все этой химией?
– Угу. – Алинка делает глоток из большой банки газировки и картинно закатывает глаза. – Мм-м-м, вкусняшка!
На банке собираются капельки конденсата. Значит, напиток холодный. Я мучительно сглатываю.
– Сахар из этой газировки облепит твои зубы, и им хана. – Успокаиваю я себя.
– О, да. – Дразнится подруга. – Этого я и добиваюсь. – И отпивает еще. – Хочешь?
– От этих напитков у детей всего мира ожирение.
– Правда? – Хмыкает она. – Ну, не хочешь, как хочешь. Буду жиреть одна.
И издевательски припадает губами к горлышку.
– Тебя серьезно не заботит то, что это вредно? – Не выдерживаю я.
– А тебе серьезно не по фиг? – Корчит рожу Алина. – Краситься вредно, есть вредно, курить, пить, встречаться с парнями, носить каблуки! Да в этом мире жить вредно! А очень хочется. – Она подмигивает. – Повсюду запреты, ограничения, установки, предубеждения. Черт подери, я могу хоть до посинения жрать капустный лист и заниматься спортом, а умереть под машиной какого-нибудь обдолбанного торчка, решившего выехать средь бела дня на пешеходный переход. Не хочу я так, Мариана, мне хочется жить!
– Жить это каждый день пить газировку, делать татуировки и пропускать занятия?
– Это не быть кем-то другим, чтобы понравиться всем вокруг. Это носить любимую одежду, делать то, что хочется, и всегда оставаться собой. – Улыбается Алина. – Пить вредную химию, если она делает тебя счастливой, материться, ковырять в носу, танцевать посреди дороги на трезвую голову и орать на всю улицу от счастья. Я хочу дышать полной грудью. Сегодня, завтра и каждый день! Понимаешь?
– Газировка делает тебя счастливой? – Удивляюсь я.
Она смеется.
– Возможность быть собой и никому не подчиняться. – Отвечает подруга и подвигает мне банку с напитком. – На. Живи так, будто никаких правил нет. Советую начать прямо сейчас.
Я придвигаю к себе жестяную банку. Ее стенки такие холодные, что у меня пальцы немеют. Подношу газировку к носу: она пахнет виноградом. Делаю маленький глоток. Ее вкус похож на жвачку. Пузырики приятно щекочут язык, а сладость опускается в горло.
– Вкусно?
– Да.
– Значит, иногда можно. – Усмехается Алина. – А то они в этих умных книжках такого понапишут, что, кажется, будто вредно даже дышать!
– Если учитывать количество вредных выхлопных газов, а также все возрастающее число автотрансп…
– Помолчи-и-и. – Просит подруга, застегивая свой рот на воображаемый замок.
– Хорошо. – Соглашаюсь я.
И, улыбнувшись, делаю еще глоток.
А затем чуть не подпрыгиваю от неожиданности, ведь за наш столик опускается не кто-нибудь, а сама Вика Лернер.
– Привет. – Говорит она холодно.
– Привет, – отвечаю я, отложив приборы.
Алина молчит, напряженно дергает плечами. Подруга права: от таких, как Вика, хорошего не жди. Уж ей ли не знать.
– Как дела? – Не глядя на Алину, спрашивает девушка. – Как самочувствие?
Интонации, с которыми сказаны эти фразы, не оставляют сомнений: Лернер явилась не с добрыми намерениями.
– Нормально. – Отвечаю я, стараясь сохранить самообладание.
– Круто. – Хмыкает она. А затем опускает взгляд в мою тарелку и морщит нос.
– А у тебя? – брякаю я.
Вика отбрасывает волосы назад изящным жестом и усмехается.
– Так вы родственники? – Вдруг спрашивает она, игнорируя обращенный к ней вопрос.
– С кем?
– Ты и Кай. – Прищуривается девушка.
Ее наманикюренные острые ноготочки отбивают неприятный ритм на гладкой поверхности стола.
– Почему тебя это волнует? – Интересуюсь я, не в силах оторвать от них взгляд.
Пальцы Вики сжимаются в кулаки.
– Это теперь волнует весь универ, дорогуша. Спишь ты или не спишь со своим братом? Этот вопрос обсуждают и в курилке, и в туалете, и на заднем дворе.
– И тебе тоже стало любопытно? – Усмехается Алина.
– Не встревай! – Взвизгивает Лернер. И тут же, выдохнув, берет себя в руки. Снова поворачивается ко мне. – Так как? Вы родственники? Твой братец трахает тебя?
– Слушай, шла бы ты отсюда. – Рычит Алина.
– Все в порядке. – Обращаюсь я к ней, а затем перевожу взгляд на Вику. Если честно, ее нервозность только придает мне уверенности. – С кем я сплю, только мое дело.
– Ты унизила моего брата! – Лернер угрожающе бьет ладонью по столу. – Мерзавка! Знала бы ты, как он себя чувствует после твоего предательства!
– А, может, дело совсем не в этом? – Улыбаюсь я. – Думаю, Макс не в обиде, ведь мы с ним даже не встречались. А вот ты…
Я щелкаю языком и качаю головой.
Это вызывает у Алины улыбку, а вот Вика краснеет от злости.
– Что ты хочешь сказать?
Ох, ты ж, надо же. До нее и доходит, как до утки – на третьи сутки.
– Может, это из-за Кая? – Уточняю я. – Сочувствую, что он так быстро насытился тобой.
Вика на секунду застывает в ошеломлении, а затем, глубоко вдохнув, парирует:
– Ты не первая, кто повелся на его красивые словечки. – Она вскакивает с места. – И не последняя, уж поверь!
Надо признать, выглядит девушка довольно жалко.
– И у Кая будут проблемы из-за драки! – Вика угрожающе взмахивает перед моим лицом наманикюренным ноготком. – Вот увидишь! Я этого так не оставлю! Никто еще не оставался безнаказанным, пытаясь унизить членов моей семьи!
– Так страшно, аж коленки трясутся. – Безразличным тоном произносит Алина.
А я продолжаю внимательно смотреть на Вику даже тогда, когда она, развернувшись на каблуках, уносится прочь.
Кай
– Значит, это правда? – Спрашивает ректор, усаживаясь на край собственного стола.
Мы вдвоем в его кабинете, дверь плотно закрыта.
– Что именно? – Я разваливаюсь на стуле, стоящем напротив.
Его серые глаза изучающее пробегаются по моему лицу.
– То, что сказал мне ведущий игрок нашей команды по керлингу.
– Этот стукач Лернер? – Хмыкаю я.
Ректор решает проигнорировать мой выпад.
– Кай, ты действительно затеял драку на осеннем балу? – Хмурится он.
– Да. – Киваю я. – Но если уж быть честным до конца, то он ударил первым.
– И что же его спровоцировало? – Мужчина складывает руки на груди.
– Я поцеловал его девушку. – Отвечаю я. – Формально его, но на самом деле… Короче, она моя сестра, и я не хотел, чтобы этот тип ее лапал.
В памяти всплывают события того вечера, и я напряженно сжимаю челюсти.
– Кай, ты ведь знаешь, как для меня важен этот бал? Данное мероприятие способствует развитию университета, расширению его связей. – Ректор качает головой. – И я не хочу, чтобы впредь кто-то омрачал столь важные для учебного заведения мероприятия, и чтобы мы, не дай бог, попали в газеты.
– Он первым ударил. – Напоминаю я нетерпеливо.
Мужчина тяжело вздыхает, раздраженный тем, что я его прервал.
– Я видел твою характеристику, когда подписывал документы на перевод. – Говорит он. – Твои преподаватели не слишком лестно о тебе отзываются, Кай.
– Они просто идиоты.
– Но мы тут идиотов не держим.
– Знаю. Простите.
Я из последних сил выдерживаю на себе его тяжелый взгляд.
– Я принял тебя в наш университет потому, что мне сообщили о твоих спортивных заслугах. – Тон ректора суровеет. – Потому что мне рекомендовали тебя как подающего надежды хоккеиста. И я закрыл глаза на многие факты твоей биографии, Кай, в надежде на то, что однажды ты принесешь нам пользу, станешь частью нашего большого и уважаемого общества.
– Да. – Отвечаю я. – И спасибо.
Ощущение, что тучи сгущаются, неприятно холодит затылок.
– У «Большого» есть определенный статус. – Задумчиво произносит ректор. – Ставить его под сомнение неблаговидными поступками я не позволю. И оставить субботнее происшествие без внимания тоже не могу, поэтому мне придется наказать виновных. Даже если это был разовый инцидент.
Я опускаю взгляд, затем снова поднимаю на него.