Побережье смерти (ЛП)

-  Скорее идиот, -  усмехнулся Рулл.
-  Я согласен,  господин, -  предложил легионер, сидевший напротив Фигула.
Фигул посмотрел на стройного моложавого легионера. Гай Арриус  Хельва был одним из новобранцев, назначенных в Шестую центурию  за день до их выхода из Каллевы. В нем была та смесь наивности и дерзости, которая свойственна всем новобранцам в течение короткого периода после их прибытия в Британию -  до того, как жестокий конфликт с врагом превратит их в закаленных в боях легионеров. За то короткое время, что Фигул был в Шестой центурии, он лишь недавно познакомился с Хельвой; но в новобранце было что-то такое , что он находил обнадеживающим. Тот стремился доказать, что достоин своих товарищей, и его энтузиазм по поводу армейской жизни резко контрастировал с утомленным и циничным видом многих ветеранов.
Фигул достал из кошелька монету:  -  Итак, парень. Дай мне свою ладонь.
Хельва покорно протянул руку оптиону ладонью вверх. Положив свою руку поверх руки легионера ладонью вниз,  Фигул затем достал монету, по очереди показывая ее каждому человеку у костра, прежде чем смело положить ее на свою руку.
-  Сейчас, -  начал он. -  Вы ясно видите, что эта монета лежит у меня на руке, да?  Мужчины кивнули. -  А что, если бы я сказал, что могу заставить эту монету пройти через мою руку в его ладонь?  - Говоря это, он смотрел на Хельву.  Легионер недоверчиво уставился на него широко раскрытыми глазами.
-  Через вашу руку? -  повторил Хельва. -  Эта монета? Это невозможно сделать. Только боги способны на такие вещи.
- Боги. . . и торговцы розовым маслом, -  пробормотал  Рулл. -  Ставлю четыре сестерция, что это не сработает.
- По рукам! -  с готовностью ответил  Фигул.
Он сосчитал до трех. Затем, подняв свободную руку высоко над головой, и произнес слова, которым научил его киликиец, затем хлопнул другой рукой по руке, сжимавшей ладонь Хельвы. Немного подождал.  Хельва с надеждой наклонилась вперед, а Фигул медленно убрал руку с ладони. Даже Рулл, несмотря на свой очевидный скептицизм, вытянул голову, чтобы лучше рассмотреть.
- Пустая! -  заявил Рулл, хлопнув себя по бедру. - Я так и знал! -  Он радостно потер руки. -  Вы должны мне четыре сестерция,  господин.
- Чушь! -  Фигул нахмурился. -  Но… я не понимаю. Я сделал именно то, что сказал мне киликийский  торговец.  Я сказал правильные волшебные слова и сделал все как надо.
-  Ничего тут не поделаешь ! Платите, галл, -  шутливо ответил Рулл.
Проклиная свою неудачу, Фигул полез в кошелек и вытащил четыре монеты. Он не мог позволить себе эту потерю, так как ему удалось растратить большую часть своих скромных сбережений на кости. Он обнаружил в себе необъяснимое желание продолжить играть в эту игру. Каждый раз, когда он проигрывал, он уходил в угрюмом настроении, поклявшись Юпитеру, что больше никогда не будет играть в кости. И тем не менее на следующий же день Фигул неизменно оказывался снова за игорным столом, в темном углу какой-нибудь сомнительной питейной забегаловки, отыгрывая очередную часть своего с трудом  заработанного жалования. Совсем недавно он потерял полную месячную зарплату, играя в кости в Каллеве, проиграв двадцать игр подряд -  результат, который заставил его серьезно подозревать, что его коварный противник жульничал.
-  Оптион  Гораций Фигул? -  рявкнул чей-то голос.
Фигул повернулся, когда из-за палатки вышел человек. По плюмажу на его шлеме Фигул опознал в нем одного из личных телохранителей легата. Произнося это, мужчина смотрел прямо на Фигула. Он заметил несколько офицеров, таких же как он оптионов, лежащих на земле рядом с ним.
-  Это я, -  ответил он.
Телохранитель кивнул:  -  Легат желает поговорить с вами.
- Прямо сейчас? -  Фигул заметил, как Хельва и Рулл обмениваются озадаченными взглядами в тусклом свете костра. - Зачем? 
Лицо телохранителя ничего не выдавало: -  Прямо сейчас, если вы не возражаете, господин. Легат занятой человек.  - Он жестом пригласил Фигула следовать за ним и быстро направился по главной дорожке, ведущей к центру лагеря.
 
“Что может быть нужно от него легату в такой поздний час?” -  задавался вопросом Фигул, следуя за телохранителем мимо казарм и зернохранилищ. Возле палаток полевого госпиталя он заметил небольшую вереницу закутанных тел. Вскоре они достигли штаб-квартиры легата, большой палатки, возведенной на пересечении двух основных дорог, проходящих через лагерь. Пара охранников стояла на страже у палатки, с обеих сторон на стойках стояли военные штандарты легиона. Легионер, сопровождавший Фигула, подошел к открытому отверстию палатки, двое охранников кивнули своему товарищу и отошли в сторону.
-  Входите, господин. Легат ждет вас, -  бесцветным голосом сказал телохранитель.
Сладкий запах подогретого вина наполнил его ноздри, когда Фигул вошел. В палатке было приятно тепло. Жаровни во всех четырех углах ярко горели, изолируя помещения от ненастной британской погоды. В углу стоял низенький столик, на котором горкой стояло блюдо с мясным ассорти, а на подставке над масляной лампой стоял медный кувшин, до краев наполненный вином. Из кувшина поднимались тонкие струйки пара. Большой рабочий стол, окруженный полудюжиной мягких кожаных табуретов, занимал середину палатки.
Легат Целер сидел за рабочим столом кампании, сосредоточенно нахмурив брови, и что-то читал с вощеной доски на столе перед собой. Фигул неловко стоял перед легатом, казалось, очень долго, но не более пары секунд, осматривая роскошную обстановку палатки легата. Это был мир далекий от атрибутов обычного солдата, и внутренне галл чувствовал себя ужасно неуместным.
Наконец Целер поднял взгляд. Фигул жестко отсалютовал. Легат смотрел на него в упор холодными голубыми глазами.
-  Вольно, оптион.
У легата был вид самоуверенного превосходства, характерного для всех римских аристократов - уверенность, граничащая с высокомерием.  Фигул видел, как такие люди, как он, занимали высшие трибунские чины: сыновья богатых аристократов отправлялись в Британию на пару лет, чтобы отслужить военную службу, прежде чем вернуться в Рим, чтобы сделать прибыльную карьеру на государственной службе. Некоторые из таких людей мало интересовались военным делом и не проявляли никакой заботы о долгосрочной стабильности провинции. Их интересовало только то, откуда прибудет очередной кувшин фалернского, и  последние сплетни из терм и театров Рима.  Фигул опасался, что именно такой человек теперь командует лучшим римским легионом.
-  Фигул, не так ли? -  спросил Целер.
- Да господин. 
-  И ты наполовину галл, как я понял из твоей армейского таблички. Мои друзья в императорском дворце сказали мне, что они позволяют твоим соотечественникам даже становиться сенаторами. В Риме. Не могу себе даже представить!  Галлы обсуждают политику. Мир сошел с ума.
Фигул сжал губы и стоял очень неподвижно, когда Целер  еще раз взглянул на вощеную дощечку на своем столе.
- Шестая центурия,  можно сказать, спасла наш  легион сегодня на побережье. По общему мнению, Пятая когорта была бы захвачена этими проклятыми британцами, если бы Шестая центурия не пробралась бы к ним через скалу.  -  Фигул переступил с ноги на ногу, не зная, ожидает ли легат ответа. После минутного молчания  Целер продолжил. -  Мне сказали, что твой центурион получил ранение.
Фигул кивнул: -  Получил удар по голове, господин. Он лежит в полевом госпитале. Хирург считает, что через день или два он встанет на ноги.
-  В последнее время наш легион потерял слишком много офицеров, -  кисло заметил Целер. -  Но дело в том, что Очеллы здесь нет, и как его подчиненный ты, следующий в иерархии.  Шестая центурия продемонстрировала замечательную инициативу на берегу, качество, которое ему снова понадобится для следующего задания.
Фигул нахмурился:  -  Какого задания, господин?
Целер спокойно погладил подбородок. Он обладал умением политика отвечать на совершенно другой вопрос, чем на тот, который задавали ему: -  Правда ли, что мой предшественник, перед тем как я его заменил,  снял с тебя обвинения?  -  Фигул застыл в ужасе, но прежде чем он успел ответить,  Целер продолжил: -  Не говоря уже о том, что легат также снял обвинения в пособничестве и подстрекательстве к побегу осужденных солдат. Он сделал паузу, глядя на Фигула ледяными голубыми глазами. -  Это серьезные правонарушения. И они наказываются сурово.