Жертвоприношение (ЛП)
- Я съем твое сердце, римлянин, - прохрипел Калум.
Фигул крепко сжал рукоять меча: - Посмотрим.
Жрец друидов зарычал и ударил своим оружием, взмахнув по широкой дуге. Фигул прочел ход и упал на колено, подняв щит над головой. Калум был на удивление силен, и лезвие ударилось о щит с содроганием, отчего усталое предплечье оптиона онемело, и на мгновение он подумал, что вот-вот потеряет хватку на рукоятке и выронит щит. Он вскочил на ноги и бросился вперед, выискивая Калума острием меча и надеясь нанести ему удар, прежде чем тот успеет ударить снова. Но большая досягаемость оружия жреца не позволяла Фигулу подобраться достаточно близко, чтобы нанести удар, не подвергая себя атаке.
Калум легко уклонился от резкого выпада оптиона, затем присел на корточки и провел серпом по земле, пытаясь заставить противника опустить щит. Фигул отпрыгнул назад и потерял равновесие, приземлившись на зад. Затем его противник обрушил серп по быстрой дуге на лицо галла. Фигул отреагировал молниеносно, откатившись в сторону, а затем встав на ноги таким же плавным движением. Серп вонзился в землю, когда Фигул восстановил равновесие и ударил мечом жреца. Калум снова отошел от него в сторону, а затем полоснул оптиона поперек, зацепив бицепс последнего и выпустив струйку крови. Фигул тихо выругался и снова отступил назад, оставаясь вне досягаемости. Краем глаза он видел, что бой идет плохо. Телохранителей было столько же, сколько и ауксилариев, а один из батавов уже сгорбился на земле. Другой сильно истекал кровью. Трое охранников яростно рубились с Руллом и Хельвой, а Анкаста побежала к лодкам.
Фигул посмотрел на Калума и присел на корточки, когда друид снова замахнулся на него. На этот раз Фигул шагнул внутрь лезвия, а затем вскочил, нанеся удар своим щитом. Калум издал легкий стон, когда металлическая накладка щита врезалась ему в челюсть. Затем оптион бросился на жреца, вонзая острие меча глубоко в живот врага. Калум задохнулся от боли и удивления. Его бледные морщинистые пальцы протянулись к лицу Фигула, пытаясь добраться до глаз. Фигул напряг мускулы и рванул меч вверх, глубже вонзая оружие и прокручивая лезвие под ребрами друида. Калум на мгновение заколебался на месте, стиснув зубы. Затем его руки ослабли, и он рухнул перед Фигулом на землю окровавленной грудой.
- Калум мертв! - загремел оптион на телохранителей. - Закончилось! Сдавайтесь!
Телохранители оглянулись и увидели своего жреца, корчащегося в луже крови. Сначала они колебались, и на мгновение Фигул испугался, что они могут продолжать сражаться в отместку за убийство друида. Но тут первый телохранитель отступил от бесстрашного галла и бросил на землю свой щит и меч. Следующий друид последовал за ним. По всему лагерю сражение начало заканчиваться, когда распространились слухи о том, что Калум мертв, а оставшиеся воины потеряли всякое желание продолжать бой. Фигул посмотрел на своих друзей и нахмурился.
- Анкаста?
Хельва кивнула в сторону частокола. Анкаста все еще бежала к лодкам, ныряя между загонами. Оптион попытался броситься за ней, но раздался крик, когда группа наступающих легионеров двинулась к ней, крича дочери короля, чтобы она сдалась . Анкаста проигнорировала их и побежала дальше. Затем из тени выскочил Петракс и повалил ее на землю. Анкаста потянулась за своим выпавшим оружием, но Петракс оттолкнул его и приготовился ее убить. Прежде чем он успел нанести дочери правителя удар, воздух пронзил крик, когда командир приказал британцу пощадить ее. Петракс неохотно поднял Анкасту на ноги, в то время как вокруг лагеря другие солдаты окружили выживших дуротригов. Фигул и все солдаты вокруг него, промокшие от пота и грязи, прерывисто дыша, рухнули на землю,.
- Все кончено, господин, - выдохнул Рулл, улыбаясь сквозь брызги крови на своем лицо. - Слава богам. Это наше проклятие действительно закончилось.
Глава десятая
Двумя днями позже Фигул явился в штаб-квартиру в форте за пределами Линдиниса. После окончания боев на острове оптион вернулся в походный лагерь вместе с другими окровавленными и утомленными солдатами. Санитар, взглянув на глубокую рану на его бедре, приказал Фигулу отправиться в полевой госпиталь, где худощавый хирург очистил и зашил его рану. Последние два дня он залечивал рану и напивался с друзьями в одной из скромных таверн Линдиниса. Теперь оптион неуклюже двигался по плацу в ярком утреннем свете. Последний снег растаял, и в воздухе витало легкое тепло. Скоро лютая холодная зима станет не чем иным, как далеким воспоминанием.
Работа над общественными зданиями внутри Линдиниса началась почти сразу после того, как мятежники сдались. Команды римских инженеров закладывали фундамент сверкающего храма, посвященного римским богам, в то время как другие трудились на роскошной вилле правителя. Работы были призваны символизировать новый союз между дуротригами и Римом, расходы на который были оплачены огромным налогом, взимаемым с туземцев. В то же время сюда прибыли первые земельные агенты и работорговцы, чтобы нажиться на ничего не подозревающих дуротригах. Фигул почти почувствовал укол сочувствия к побежденным бриттам. Их когда-то гордое племя было унижено на поле битвы, и Тренагас был навязан им как их правитель. Теперь они будут вынуждены финансировать экстравагантный образ жизни правителя и его ближайшего окружения, в то время как остальные туземцы будут прозябать в крайней нищете. Фигул сомневался, что в ближайшее время туземцы с теплотой отнесутся к иноземным захватчикам.
Несколько окровавленных повозок и потрепанное оборудование остались за пределами лазарета. Тяжело раненные, были отправлены обратно в форт, а погибшие римляне были сожжены на погребальном костре на следующее утро после битвы. Трупы повстанцев бросили в озеро или закапали в братских могилах, а выживших собрали и под усиленной охраной отвели обратно в форт. Женщин и детей предстояло продать работорговцам при первой же возможности, а мятежников и друидов разместили в специальном загоне, построенном недалеко от форта, под присмотром отряда ауксилариев. Фигул вздрогнул, вспомнив холодный взгляд друидов, горящий ненавистью поражения. Анкасты не было среди заключенных. Ее немедленно сопроводили во дворец несколько королевских телохранителей, как только они вернулись в Линдинис.
- Поздравляю, оптион, - произнес Сцилла, когда Фигул вошел в комнату посланника. Сцилла, казалось, избавился от беспокойного выражения лица, которое было у него несколько дней назад, и он с энтузиазмом заговорил, жестом указав оптиону сесть на один из мягких стульев. Вителлий стоял в стороне.
- Есть что отпраздновать, - продолжила Сцилла. – Калум мертв. Мятежники потерпели поражение. Угроза друидов этим землям устранена. Теперь Тренагас прочно обосновался на троне. Получилось даже лучше, чем я надеялся. Он сделал паузу, крутя ножку своей рюмки с вином. - Даже если Тренагас остается довольно непопулярным среди своих подданных.
- Это мягко сказано, - ответил Фигул.
Посланник отмахнулся от его беспокойства. - Ничего не поделаешь. Кроме того, теперь, когда мятежники уничтожены, никто не осмелится восстать против Тренагаса. Ненадолго, по крайней мере. Но к тому времени это уже не будет иметь значения. Правитель стар и слаб. Ему осталось недолго.
Фигул нахмурился. - Так?
Сцилла улыбнулась. - Разве это не очевидно? У короля нет наследников, и через год или два он выполнит свою задачу, романизировав свой народ. По крайней мере, они станут более цивилизованные. Тогда мы сможем официально аннексировать эти земли.
Фигул удивленно уставился на посланника. - Но… я думал, мы хотели избежать аннексии дуротригов?
- Император Клавдий ясно дал понять, что мы не можем вечно поддерживать этих правителей -клиентов. Это дорогостоящее мероприятие, и слишком велик риск того, что кто-то убьет правителя и сведет на нет результат всей нашей работы. Нет. Рано или поздно эти неуправляемые звери должны быть введены в империю. Гораздо лучше, чтобы они мочились внутри палатки, а не снаружи. Разве не так?