Западня

– Может, этим молодым синьором были вы?
– Я этого не говорил, но…
– Если это вы… тогда признайтесь, и мы обо всем расскажем мадам де Сентак. Если же нет, то вас это не должно касаться.
– Итак, – продолжала молочница, – на следующий день в половине шестого утра наш Амадис не преминул явиться на мессу в церковь Святого Бруно. Этот самый Амадис весьма ленив, за ним водятся и другие недостатки, поэтому он принес предмету своей страсти колоссальную жертву тем, что встал в пять утра и отправился на противоположный конец Бордо, чтобы… Зачем – вы вскоре узнаете.
– Мадам, согласитесь, что ваша история – глупее некуда, – сказал Сентак
– До этого момента – да, но теперь она примет более веселые очертания. Итак, завидев обещанный фиакр, наш молодой синьор, как ни в чем не бывало, сел в него и увидел женщину, лицо которой было скрыто глубоко надвинутым капюшоном. Фиакр тут же помчался рысью. Нашему герою не было никакого дела до того, куда его везли, и никакого беспокойства по этому поводу он не испытывал. Сей юный вельможа слишком сгорал от любви, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. «Ах, мадам! – говорил он проникновенным голосом. – Как мне вас благодарить?» Дама, по всей видимости, пребывавшая в плену живейшего волнения, ничего не отвечала. Прекрасный Амадис попытался было рассказать, какой пожар полыхает у него в груди, но добился лишь пары сдавленных вздохов да одной фразы, произнесенной надтреснутым голосом: «Пощадите». Как вы понимаете, тем самым дама подала кавалеру сигнал ничего не бояться и предпринимать самые дерзкие попытки. Лошади, будто по молчаливому соглашению с молодым синьором, перешли на шаг, и фиакр покатил по какой-то пустынной улице. Занимался новый день. Один лишь Бог знает, насколько предприимчив был наш Амадис! Набравшись смелости, он просил о тысяче вещей. Дама слабо сопротивлялась. «Вы меня любите? Ты меня любишь?»
Надо было видеть, с каким очаровательным выражением лица миловидная молочница вела свой оживленный рассказ.
– «Вы меня любите?» – вновь взялась за свое безжалостная маска, сопровождая слова комичными ужимками. – Дама, голос которой становился все более и более хриплым, тихо и сбивчиво произнесла несколько слов, не означавших ни да, ни нет. И тогда молодой синьор решил, что настало время проявить настойчивость, и попытался сорвать маленький поцелуй с розовых губок дамы. Он бросился вперед, но наткнулся на великое множество препятствий в виде прозрачной вуали и кружев, которые помешали ему осуществить свой замысел. Можете представить, как он стенал по поводу варварства в виде подобной непробиваемой брони. Ему пошли на уступки. Вуаль приподнялась и перед взором молодого синьора предстал лик дамы. Но это была отнюдь не прекрасная принцесса. Ах, господа, вы даже не представляете себе, как он разгневался.
– Мадам, – прервал ее Сентак, – прекратите, в противном случае…
Молочница, сделав вид, что не услышала его, продолжала:
– Позабыв о своем происхождении и воспитании, молодой человек в ярости хотел было наброситься на даму, но та схватила его за руки и сжала их с такой силой, что в его душу тут же закралось сомнение. Своими пылкими домогательствами он преследовал даже не женщину. Это был крепкий малый, вполне способный дать пылкому влюбленному взбучку в том случае, если ему в голову придет протестовать и возмущаться.
Такой поворот сюжета был встречен раскатом хохота.
– Да погодите вы, – сказала дама, – это еще не все.
– Мадам, замолчите! – возопил Сентак голосом, выдававшим его безудержный гнев.
– Вы становитесь наглецом, господин де Сентак. Это в любых обстоятельствах непростительно, даже на костюмированном балу.
– От кого вы об этом узнали?
– Очевидно, что не от вас. Вероятно, от человека, который знает эту историю во всех подробностях.
– Ах, мадам, мадам, вы выводите меня из себя.
– Наш молодой синьор высунулся в окошко, чтобы велеть кучеру поворачивать обратно в Бордо, – продолжала молочница. – И совершенно не удивился, когда увидел, что за экипажем, окидывая его насмешливыми взорами, следует три десятка всадников в рединготах и с непокрытыми головами. Надо признать, что шутка получилась злая. Поэтому молодой синьор…
 
– Мадам, – сказал Сентак срывающимся голосом, – только что вы совершили гнусный поступок, и я узнаю, кто вы.
– В самом деле?
– Да, мадам, уверяю вас.
– Каким же образом?
– Наипростейшим.
– В чем же он заключается? – спросила молочница.
– Я сорву с вас маску.
Сентак сделал шаг вперед и протянул руку, явно намереваясь схватить маску женщины, выставившей его на посмешище.
Молодая дама считала себя в полной безопасности в бархатной маске и даже не предполагала, что кто-нибудь из окружавших ее мужчин окажется настолько плохо воспитан, что решится на подобное оскорбление, пусть даже и в приступе гнева.
Поэтому увидев порыв Сентака, она не на шутку испугалась и даже негромко вскрикнула.
Но это совершенно не помешало бордосцу, ставшему жертвой насмешки, с возмутительной грубостью сорвать с нее маску.
Все произошло так быстро, что никто из молодых людей, окружавших молочницу, не успел воспрепятствовать Сентаку совершить этот подлый поступок.
Но когда первое изумление прошло, Танкред де Мэн-Арди, наш старый знакомый, подошел к человеку, решившемуся на подобную бестактность, и сказал: – Господин Сентак!
– Что еще?
– Только что вы совершили трусливую выходку.
– Не надо меня учить, сударь, – ответил Сентак.
– Будь по-вашему. Но я все же преподам вам пару уроков.
– Неужели?
– Причем наилучших.
Все эти события разворачивались с невероятной быстротой.
И Мэн-Арди встал на защиту дамы – даже не взглянув на нее и тем более не пытаясь извлечь из грубости Сентака для себя выгоды.
– Господа, господа, прошу вас, – тем временем увещевала она, – не надо ссориться, во имя неба.
Сентак по-прежнему держал в руке ее маску.
Танкред де Мэн-Арди взял ее и жестом, выдававшим все его презрение, дал обидчику дамы пощечину.
– Сударь, я поквитаюсь с вами завтра! – закричал Сентак.
– Если я не успею сделать это первым, – ответил Танкред, повернулся и протянул маску молочнице.
И тут же разделил всеобщее изумление. Стоявшую перед ним женщину он не знал. Тот, кого она оскорбила, как и остальные молодые люди, – тоже.
Она была очаровательна – этим все сведения о ней и ограничивались. Как ее зовут, тоже никто сказать не мог.
– Господин де Сентак мог бы вполне обойтись без этого гнусного поступка и поверить мне на слово, – сказала она. – Я же говорила – мы с ним незнакомы. Разве я солгала? Кто-то из вас может сказать, что знает меня?
– Нет, конечно же нет, – сказал юный д’Аржелес, утверждавший, что знает всех женщин Бордо.
– Я могла бы явиться на костюмированный бал без маски и тем самым вас заинтриговать. Вполне возможно, что тем самым я поступила бы правильно и уберегла героя смешной истории, которую вы только что слышали, от акта неслыханной дерзости.
Она встала.
Это была стройная, высокая грациозная женщина. Костюм молочницы сидел на ней великолепно.
– Кто из вас, господа, предложит мне руку, чтобы проводить до экипажа?
Молодые люди, все без исключения, бросились вперед.
– Прошу прощения, господа, – ответила на это она, – но я обязана опереться на руку моего храброго защитника.
С этими словами она взяла Танкреда под локоть.
Опять надевать маску женщина не стала, впрочем, из всей этой толпы ее, похоже, раньше действительно никто не видел.
Дама уже собралась преодолеть первые ступени лестницы, на которой колыхались сотни масок, но тут со стороны входа донесся какой-то необычный шум.
Это был целый маскарад, состоявший, судя по сгрудившейся у двери толпе, из сотни переодетых персонажей, лица которых были скрыты масками.
Во главе его стоял человек, напоминавший герольда, выряженный в сине-золотистый наряд трубадура. На голове его красовался легкий железный шлем, острие которого скрывалось в пышном плюмаже из целого каскада перьев всех цветов и расцветок.