Перевоспитать бандита (СИ)
Ночью видимость плохая, зато слышимость компенсирует. Я забираюсь под куст у забора, чтобы не выдать себя шелестом трав и не сломать себе ноги.
— Женечка, выходи по-хорошему...
Дышу через раз. Тяжёлые шаги замедляются, звучат совсем близко…
Жутко становится прямо до дрожи.
Этот бандит наверняка не в первый раз людей отлавливает. Чутьё у него звериное просто!
— Ну, раз ты так хочешь, давай поиграем...
Притаившись, не двигаюсь и не моргаю.
Только бы не попасться под горячую руку. Господи, пусть он дальше пойдёт.
Неожиданно рядом звонит телефон. Шансон, прости господи... про Магадан!
Коротко выматерившись, сосед отвечает.
— Ну, что там, пробили? Понятно. Так я и думал, что крыса. Меры вы знаете… Ну и? Что вы бздите в две задницы? Кончайте с ним. Всё, отбой, говорю! Я занят.
Отлично. Он ещё и мокрушник.
Вся в холодном поту закусываю ладонь. Мама, я в полной заднице!
А шаги тем временем опять приближаются. В тусклом свете луны уже различимы кроссовки.
Очередной звонок чуть не взрывает мне сердце.
— Да! — рявкает он уже с неприкрытой яростью. — Да что ты? Надо же… — ехидно стынет его тон. — Я учил тебя пользоваться пистолетом. Суёшь в отверстие и вперёд. Всё, не беси меня. Как-нибудь справишься.
Я вся сжимаюсь, как будто это меня хотят прикончить, предварительно сунув пистолет в какое-нибудь «отверстие». И за малым не срастаюсь с кустиком на молекулярном уровне, когда ветки начинают трещать над моей головой.
Улыбка на лице соседа реально маньячная!
— Ку-ку, красавица. Добегалась?..
Глава 8
Глава 8
— Выползай, красавица.
— Не буду.
— Я пока прошу по-хорошему, хватит жопу морозить. Ну-ка, живо ко мне!
— Где хочу, там сижу! Это моя собственность.
— Не беси меня, Женечка. Завтра выкуплю этот дом, станет моя.
— Тебе меня не запугать, рожа бандитская.
— Я ещё не начинал. Накормила меня дрянью какой-то и думаешь я теперь тебе пёсик ручной?!
Что-о-о?! Так мои кексы никто не оскорблял!
— Да мужики за этой «дрянью» в очередь встают!
— Не мужики, а лохи немощные.
— А ты весь из себя мачо брутальный?
— Нормальный я. Ещё никто не жаловался, — огрызается Павел.
— Ну-ну, рассказывай. Так-то у тебя аргументы вялые, — Задираю голову, но всё равно не получается смотреть выше ширинки.
— Я тебе сейчас покажу вялые… — сдавленно рычит Хаматов, как будто я его смертельно оскорбила.
Чувствительные все такие, боже мой…
Тут на мою удачу, соседа снова вызывает Магадан. И пока он, чертыхаясь, отклоняет звонок, я сайгаком выстреливаю из кустов.
— Стой, зараза! — доносится мне злобно вслед. — Мы ещё не закончили!
— Ты просишь плохо! — не уверена, что он расслышал всё как надо, потому что на ухабах получается что-то вроде «ты просто лох!». Что приводит преследователя в ещё большее бешенство, а мне поддаёт такого ускорения, что на гоночной трассе пришла бы первой к финишу.
Вдоль дороги деревья расплываются прозрачной акварелью, сливаясь в тумане с низкими тучами. Впереди поворот, и если всё пройдёт гладко, то он на пару секунд меня потеряет из вида.
А куда побежит незнакомый с местью человек? Логично, что прямо. Поэтому сворачиваю на первую же тропинку.
Освещения нет и видимость так себе. Зато меня не найти по клубам пыли. Из-под подошв вылетают только клочья травы, да роса мочит щиколотки. Ох и бодрит!
— Стой, мать твою! — доносится справа. — Ты же ноги сломаешь себе, идиотка!
Да лучше гипс, чем проснусь подстилкой бандита!
Не знаю, сколько времени петляю. Тропинка обрывается полосой препятствий: кладбище, кусты, могилы… Значит, правильно бегу. Ворота эти я уже видела, когда гостила у Юрьевной.
Вот сейчас влечу, всё ей выскажу! Элитный район у реки, говорила она, пастораль… А про соседей, блин, предупреждать не надо?!
Но дома у завуча в разгаре скандал. В окно вылетают такие слова, как «прибью», «отрежу» и «раздевайся, скотина». Так сразу не понять, супруги ещё ссорятся или уже мирятся? Но свидетелем ни того, ни другого я быть не хочу.
Почесав затылок, иду на конюшню, мимо Афанасия к сену. Зарываюсь в стог и, сложив руки за голову, смотрю в потолок.
Если Юрьевна взялась выяснять отношения, можно не суетиться. Приступ словесного недержания ещё не скоро пройдёт. Можно спокойно подумать, что делать дальше. А ситуация стрёмная, с какой стороны ни глянь.
Это на адреналине можно спокойно сигать через ночное кладбище, и никакие шорохи не будут подозрительными. Какой дурак восстанет из могилы, когда по той бежит стадо бизонов? А теперь меня немного отпускает, и до восхода я носа отсюда точно не высуну!
Да и какие претензии к Юрьевной? Опять посоветует бить по рукам негодяя. Иначе запишет в твари дрожащие, и больше ни слова приличного я от неё не услышу. Но как же, ударишь его! У бандюги вон лапы какие... загребущие, сильные…
Так в позорных мыслях о руках Хаматова я незаметно для себя засыпаю.
Снится мне Павел. Темно, жарко, одуряюще пахнет примятая трава — разврат, как он есть. Все две минуты, что я протестую, сосед обещает завязать с криминалом. А потом расстёгивает брюки, и возражения на том себя исчерпывают. Да только в миге от грехопадения, мне в бок упирается… ствол пистолета!
— Совсем девка спятила! — говорит. — Жить надоело?
Подскакиваю как ошпаренная. Смотрю по сторонам, моргаю.
Потом ещё раз. Постепенно вспоминаю прошлый вечер. Ступор сменяется конфузом крайней степени. Ещё немного — вспыхну!
Муж Юрьевной тоже порядком растерян. Не каждое утро в конюшне аншлаг.
— Простите, Василий. Который час?
— Почти семь!
— О, нормально. Мне ко второму уроку, успею. Спасибо, что разбудили.
Пошатываясь, поднимаюсь на ноги. Давно я так не высыпалась! Только всё тело чешется.
— Ты ополоумела? Куда намылилась? Во двор нельзя! Натаха увидит — обоим хана! — Он встаёт у меня на пути, потрясая вилами, черенком от которых недавно ткнул мне под рёбра. — Жена как раз меня в измене обвиняет. Вчера проверяла на царапины, в сарай выгнала спать. А тут ты вся из себя Венера. С соломой в волосах!
— Да ну, вы что такое говорите? Я всё объясню.
— А если не поверит?
При её-то больном воображении?
— Такое возможно, — признаю с неохотой. — Что же нам делать?
Василий морщит лоб, прислоняет вилы к стене, проходится перед стойлом коня — руки за спину. Тревожно выглядывает в щель от двери.
— А знаешь – что? Полезай-ка ты в лаз! — Показывает на просвет между досками шириной в сантиметр.
— Как?!
— Бочком, конечно же, — выдаёт он на полном серьёзе. — Только похлёбку с собой прихватить не забудь.
— Зачем? — Хлопаю глазами, отказываясь верить в серьёзность его слов.
— Алабаи у нас добряки только пока накормленные, — рассказывает он, почёсывая жиденькую бороду, и ногой придвигает ко мне жестяное ведро. — Бери-бери, тут тоже кости.
В смысле «тоже»?! — на этом моменте бы возмутиться, но честно говоря, сейчас не до того.
— Мне кажется, это плохая идея.
— У тебя есть другое предложение?
— Нет, пожалуй.
Василий ловко отодвигает доску в стене прямо за стогом и замирает, к чему-то прислушиваясь.
— Бегать быстро умеешь?
— Вполне, как выяснилось.
— Прекрасно. Проваливай. Срочно!
Моя голова благополучно проходит в узкий лаз в момент, когда со стороны двери раздаётся грохот.
— Вот ты где, негодяй!
Юрьевна. Опять не в духе.
От души выматерив свою любовь к выпечке, в ускоренном темпе пытаюсь протиснуть зад вслед за туловищем. И застреваю.
Взгляд мечется по местности, пока не упирается в две конуры. Оттуда на меня таращатся алабаи. Каждый размером с медведя. Проклятье!
Надо было сразу сдаваться. Теперь чего говорить-то?! И чем? Жопой к озверевшей хозяйке?! Извините… Простите… Я тут подумала, дай-ка в гости зайду. С чёрного хода… Ну нафиг. Вот это я попала, ядрёна кукуруза!