Проданная Истинная. Месть по-драконьи (СИ)

Я сжала кулаки, словно еще собиралась бороться, но один из стражей поднял меня, как если бы я была мешком картошки. Точнее мешком корниша, как называли здесь картофель.
— А ну не суетитесь вейра, не ровен час, оброню вас, — буркнул рыцарь.
Рыцарь! Мне потребовался год, чтобы смириться с печальным фактом, что рыцари у драконов очень далеки от кодекса чести в его исконном иномирном понимании. Никаких прекрасных дам, дуэлей и подвигов во славу родины. Расчет, деньги, снова деньги, а потом еще раз деньги. Дама становилась прекрасной только после подробного подсчета приданого. Родись я не Пустой, а просто не особенно симпатичной, меня бы с руками оторвали на брачном торжище. Семья Фьорре была по-настоящему богата, и не поскупилась бы, чтобы меня пристроить.
Под печальным взглядом Калахне меня выволокли на крыльцо и перекинули через кайрана, намертво зафиксировав в унизительном положении. Лицом в жесткую шерсть и задом вверх, который устремился к небу всей своей выдающейся статью. Хорошо хоть дракониры не настолько плохи, никто и не думал посягать на мое достоинство.
Кайраны любят небо, а по земле перемещаются скачками, так что к концу поездки меня пару раз вывернуло на сапог своему конвоиру и изрядно растрясло. Меня пришлось даже не снимать с кайрана, а сгружать и транспортировать, так велика была слабость.
Не было сил даже веки поднять. Хотелось лечь в постель и забыться, но я заставила себя приоткрыть ресницы, разглядывая простой белый двор, усаженный дубами, кленами, тонконогими осинками. Здесь было очень хорошо.
— Сюда, — донесся до меня голос вейры Глок, и меня снова закинули на плечо и потащили запутанными дорожками в дом, который очертаниями очень напоминал монастырь из моего мира.
Меня аж дрожью пробрало. Я не страдала особой религиозностью, и схорониться от мира в местной богадельне казалось мне в эту секундой страшным сном. Задрав голову, я смотрела на темные коридоры, испуганные женские лица, изредка попадавшиеся на пути, бедную обстановку. Все камень, да железо. Сырость, да плесень.
Меня скинули на узкую койку в затхлой комнате, попахивающей гнилью, с дверью, обитой железом, и единственным узким стрельчатым окном. Слишком узким, чтобы я могла туда протиснуться.
Стражник без стеснения посмотрелся в оконное отражение, подкрутил ус и, браво щелкнув каблуками, вышел, чеканя шаг. Дверь тяжело захлопнулась, а миг спустя щелкнул замок. Как будто отсюда можно сбежать. Да я двинуться не могу!
С трудом перевернувшись на спину, я уставилась в потолок, изрядно напоминающий своды заброшенных монастырей и музеев, по которым меня успело помотать в прошлой жизни. Мой отец, хоть и был военным при хорошей должности, но пропивал все, что попадало к нему в руки, а мать, хоть и работала химиком на правительственном объекте, денег мне не давала. Была уверена, что потрачу из на тусовки и бары. Так что в какой-то момент я обнаружила удивительный мир скидок и открытых дверей для жаждущих знаний подростков. По читательскому билету проходила в закрытые секции библиотек, по паспорту в музеи и выставки. Совершенно легально брала пробники хороших кремов и духов, а одежда у меня была и так неплохая. Мама меня любила по-своему, покупала все необходимое и не скупилась. Жаль дома редко бывала. А если видела синяки — отворачивалась. У нее был пунктик на полную семью.
Мне наконец удалось сесть, преодолевая слабость, и разжать руки, к моему удивлению, на кровать выкатился маленький пузырек с газом. Видимо, я так случайно схватила его, пока метала склянки в стража. Все еще скрюченными от стресса пальцами я подцепила пузырек и поднесла к носу. Тот самый шалфар, отбивающий драконий нюх и заклинания поиска, да только чем он мог мне пригодиться? Тут одни Пустые. Откуда у них дорогие поисковики и драконий нюх?
Я пролежала на кровати почти весь день, уставившись в сырой обшарпанный потолок. Все-таки меня здорово прихватило, сил даже на то, чтобы подойти к окну, осмотреться, мне не доставало.
К вечеру в замке двери громко повернулся ключ. Сжав зубы, я заползла на койке повыше, опираясь на подушку, чтобы встретить неприятности лицом к лицу, а не распластавшись по одеялу.
 
В комнату прошла вейра Глок с тарелкой дымящейся каши в руках. К моему удивлению, каша была свежей, с маслом, со специями, с молоком. С началом диеты в любимой семье у меня обострился нюх, как у собаки, могла учуять даже пресную лепешку за сто метров в закрытой лавке.
Увидев мое вытянувшееся лицо, Глок нехорошо усмехнулась и бросила тарелку на стол.
— Садись и ешь, мелкая гадина. Пришлось мне за тобой погоняться, уж думала головы не сношу.
Она даже стол ко мне придвинула.
Играть в гордую и обиженную я не стала, устроилась поудобнее и дрожащей от слабости рукой зачерпнула каши. Пусть она туда хоть транквилизаторов насыпала, но сначала я поем. А то от голода уже и голова не соображала.
— И что теперь, — спросила настороженно, утолив первый голод. — Я… теперь здесь жить буду?
Глок запрокинула голову и расхохоталась.
— Нет, ни в коем случае. Тебя ждет кое-что получше, так что можешь забыть про спокойные деньки в моем заведении.
Тревога змеей заползла в сердце и затаилась, забилась в самый уголок сознания. В памяти всплыли страшные рассказы Калахне об исчезновении девушек в пансионате. Глок снова рассмеялась, показывая жемчужные, мелкие, как у лесного хорька, зубки.
— Верно мыслишь, уродина. Была бы моя воля, я бы положила тебя поперек скамьи и высекла у тебя хлыстом на спине слово «послушание», но тебе повезло. Один человек хорошо заплатил за то, чтобы ты дожила до своей несомненно куда более худшей судьбы. Поэтому ты будешь хорошо питаться, красиво одеваться и ждать, а я прослежу, чтобы ты дождалась.
От ужаса у меня все волоски на теле встали солдатиками, но я заставила себя, не отводя взгляда от Глок, зачерпнуть еще каши и поднести ко рту. И еще раз. И еще. У меня и так забрали все, чем они могут мне угрожать? Давно подавляемые своеволие, упрямство, чувство собственного достоинства выбрались на волю, и я хотела победить отвратительную, пугающую меня до колик Глок прямо сейчас. Пусть даже это война взглядов.
И мне удалось.
Она отвела взгляд первой, пробормотав сквозь зубы что-то нелицеприятное про наглую выскочку, и вышла, лязгнув дверным затвором. Едва я осталась одна, с меня слетела вся бравада. Кто ей заплатил, за что? Какая-такая худшая судьба, учитывая, что у меня и нынешняя не мед с сахаром?
Зато уснула я, к своему удивлению, быстро и крепко, и поднялась с первыми лучами солнца на редкость бодрой. Как пить дать, Глок мне в кашу намешала какой-нибудь магический коктейль.
— Собирайте ее, — коротко бросила Глок, зайдя ко мне спустя несколько минут.
Я едва успела освоить ванную, вызывающую здравые опасения у любого разумного человека в силу ветхости, поэтому растерянно замерла. Две молчаливые прислужницы сгрузили на кровать простое, но удивительно хорошо скроенное и пошитое платье. Серый плотный атлас даже на моей бочкообразной фигуре сидел прилично, а подол, обшитый жемчужным галуном, весело бросал блики при ходьбе. Волосы мне убрали вверх, заплетя что-то вроде земной короны, надели тоненькие чулки и туфельки в стиле моей матери. С виду тоже практично-серые, но тонкие, мягкие, словно предназначенные для бала.
На завтрак принесли омлет, но мне от ужаса кусок не лез в горло.
Куда меня так собирают, что платье по цвету и фасону, что у прислуги, а по качеству, и королеве не зазорно надеть. Сердце у меня нехорошо заволновалось, и, улучив момент, я вытащила из старого платья флакончик с шалфаром. Он был такой маленький, что мне не стоило ни малейшего труда спрятать его в складках платья.
— Поторапливайтесь!
Вейра Глок вышла в коридор, звонко хлопнув в ладони, и из комнатушек вдоль коридора на звук потянулись другие такие же Пустые, как я. В тех же серых платья, удивленно трогающие мягкую ткань и переглядываясь. Нас вывели во двор к длинной пассажирской повозке и построили в ряд, как малышей в садике.