В объятии Зверя. Том 2 (СИ)
Тревогу Ингрид скрашивала простая женская радость от предвкушения материнства. Нежность распускалась в ней с каждым днём всё сильнее, и Ингрид очень хотела в эту минуту прижаться к воеводе, почувствовать его объятие и уснуть у него на груди.
Лютый почувствовал, что Ингрид клонится к нему, и обнял её.
— Ложись спать, — тихонько прошептал он.
Мех его одежд коснулся её лица, и она улыбнулась.
— Думаю, со Стейнвульфом всё пройдёт хорошо, — произнёс воевода. — Но, даже если он начнёт упрекать тебя, меча не поднимай, — Лютый прижал Ингрид сильнее. — Я буду любить тебя при любом исходе. Подумаешь, Нордхейм. Это всего лишь крепость. Мы уедем, и я построю нам с тобой дом. Знаешь, у меня когда-то была усадьба, и я неплохо справлялся. У нас была единственная на всю округу мельница, мы с отцом сами её построили. Мы очень хорошо жили.
— Ты был мельником? — усмехнулась Ингрид. — Я думала, ты родился с мечом в руке.
— Меч случился потом. До нашествия набулов я его и в глаза не видел.
Ингрид взглянула в лучившиеся светом глаза воеводы.
— Пусть правит сильнейший из вождей, — сказала она. — Стейнвульф сильнее, значит, это его Право. А я буду женой мельника.
Лютый заулыбался. Он никогда не рассчитывал услышать от Ингрид подобных слов и ощутил теперь упоённое счастье.
Они сидели, прижавшись друг к другу. Взор Ингрид блуждал по темноте леса и остановился на Рейване, лежавшем по другую сторону костра. Перевязав рану, кзорг быстро уснул. Лицо его, серое и мрачное, застыло, словно каменное изваяние. Он был похож на отца, он должен был стать Верховным ваном, но… Вдруг Ингрид поняла, что за разговор Рейван хочет иметь со Стейнвульфом.
«Меня вызвать на поединок не посмел, но зато решил вызвать Стейнвульфа! Как же я не сообразила сразу⁈ Как только гривна окажется у Стейнвульфа — он вызовет его на поединок! Даже покалеченный, кзорг победит старого вана — и придёт конец всем риссам!»
Ингрид задрожала.
— Что с тобой? — спросил Лютый.
Ингрид промолчала, лишь глаза её сверкнули негодованием. Сердце бешено забилось. Она поняла, что у неё больше нет надежды обрести тихое семейное счастье — ей нельзя слагать с себя гривну. Она взглянула в наполненные тревогой глаза воеводы и поняла, что не сможет ему признаться.
Позади раздались шаги Эрвульфа. Ингрид и Лютый отпрянули друг от друга.
— Мой черёд заступать в караул, — устало произнёс воевода. — Ложись, спи.
***
Стейнвульф встретил Ингрид радушно и усадил на пиру напротив себя, как самого главного гостя. Он поставил перед ней украшенный дорогими камнями кубок и подарил венок из свежесрубленных ветвей ели.
— Выпей мёд, насладись моим гостеприимством, — сказал он. — Сегодня мы отпразднуем наступление нового года. А завтра, когда солнце вновь осветит землю, решим наш спор. Этой ночью боги пьяны и могут нас с тобой не услышать.
Слова Стейнвульфа, его доброе расположение наполнили Ингрид уверенностью, что он вполне готов решить вопрос переговорами, а не дракой. Завтра она попытается объяснить ему, что не может отдать гривну. Успокоив себя этой мыслью, Ингрид осушила кубок до дна.
Из глубины зала раздался перебор лиры, и бархат мужского голоса затянул песнь. Звуки были так чисты и так прекрасны, что все собравшиеся затихли, заслушавшись. Ингрид обернулась и, поглядев на скальда, признала в нём Ульвара.
— Воин из него никакой, зато как поёт! — проговорил Стейнвульф, отпив из кубка. — Однако всё не женится. Разбила ты ему сердце.
Ингрид отвела глаза и осторожно поглядела на Лютого, сидевшего с соратниками в другой части зала.
— Не волнуйся, — усмехнулся Стейнвульф, заметив, куда глядит Ингрид. — Я не буду настаивать на браке с моим сыном. Ты вполне сама можешь избрать себе мужа — ты доказала своё право, Волчица.
— Хорошо, — кивнула она, потянувшись к кубку. — Давай пировать. А завтра всё рассудим!
На праздник Зимнего Солнцестояния в Лидинхейм прибыли многие ваны. Все желали первыми присягнуть новому вождю. Никто не сомневался, что гривна перейдёт к Стейнвульфу.
На пиру был и ван Вульферт, дед Ингрид. Он подошёл к ней с большой корзиной яблок, среди которых торчали ветви елей и ростки пшеницы. Вульферт благоговейно поклонился, протягивая дары.
— Я ожидал, что мои внуки будут править Нордхеймом, — сказал он. — Но не ожидал того, что это будут делать мои внучки. — Вульферт поглядел Ингрид прямо в глаза: — Что бы ни решилось завтра, я поддержу тебя.
— Буду знать. — Ингрид подняла кубок и выпила вместе с дедом.
Следующим к Ингрид подошёл ван Арнульф. Она ещё в толпе увидела, как сверкают его белые зубы в приветливой улыбке. Арнульф тоже поднёс Ингрид корзину с яблоками, а затем сжал её в коротком, но крепком объятии. Золотая гривна зазвенела, встретившись с украшениями на груди Арнульфа.
— Верховный ван, я рад, что ты в здравии! — сказал он.
— Благодарю за дружбу и преданность, — сказала Ингрид. — Выпьем с тобой, друг!
Они подняли кубки. Из-за плеча Арнульфа показался Лютый.
— Когда заскучаешь у главного стола, Волчица, иди к нам, — сказал он. — Мы, а особенно я, ждём тебя. Ох, Арнульф, как ты подрос, волчок!
Лютый тепло обнялся с ваном Тьёле. Он плескался радостью. Этой ночью для него всё, наконец, должно было закончиться. Утром он рассчитывал объявить Ингрид своей женой.
Вернувшись за стол, Лютый опустил руки на плечи Рейвану.
— Выпрямись, а то совсем уж на калеку похож.
Затем сел рядом и, оторвав кусок мяса, начал жевать.
— Смотрю, тебя хорошо подлатали после Хёнедана. Я удивился, что рука осталась при тебе и что ты снова воюешь… — Лютый склонился к самому уху кзорга: — Неужели отец кзоргов Сетт набрался мастерства или другой кто помог?
Рейван, разгорячённый выпитым мёдом, усмехнулся.
— Не хочу говорить. А то мы снова сцепимся!
— А я хочу, — процедил Лютый. — Ты видел её? Как она, здорова? Я же волнуюсь за неё. Расскажи.
Лицо Рейвана помрачнело, а взгляд блеснул ревностью.
— Дэрон, не надо, — вмешался Тирно. — Снова ведь подерётесь.
Лютый не ответил на слова друга, всё его внимание было приковано к кзоргу.
— Я видел её, — произнёс Рейван, отпив из кубка. — Здорова она теперь или нет — не знаю, — он нервно застучал пальцами по столу и вылил остаток мёда в глотку. — Она была больна. Потом поправилась. А потом я уехал.
Рейван потянулся к кувшину, чтобы вновь наполнить кубок. Лютый пододвинул ему и свой бокал.
— Рейван, — сказал воевода, заметно потемнев лицом. — Я сожалею, что с тобой всё это сделали. Ты был бы хорошим вождём. Ты сильный и верный. Как твой отец. Я был бы рад служить тебе. Жаль, правда, жаль…
В зале поднялся гомон, застучали боевой гимн. В двери внесли украшенную праздничными лентами тушу кабана, и Стейнвульф поднялся с кресла.
— Я хозяин этого дома, но сегодня отдаю честь первой принести клятву Верховному вану! — сказал он, улыбнувшись Ингрид.
Она поднялась. От запаха, исходившего от животного, желудок мгновенно сжался. Позыв к рвоте заставил сгорбиться, но она пересилила себя и положила руку на голову кабана.
— Я дочь вана Ингвара, глава клана Нордхейма и вождь всех риссов! Я взываю к духу своего отца и всех его предков. Я клянусь защитить от врагов все наши земли!
Стейнвульф переглянулся с Ингрид.
— Я рад, что тебе достало мудрости прийти ко мне с миром, — сказал он. — Ты дочь, достойная своего отца. Жаль, что ты женщина. Этот год был тяжёл для нашего народа — мы понесли много потерь. И я взываю к предкам: клянусь не допустить междоусобицы, сохранить единство нашего народа, а вместе с ним и нашу силу и веру! Клянусь быть достойным вождём, не хуже всех прежних!
В зале воцарилась напряжённая тишина. Стейнвульф рассмеялся.
— Ну же, пейте! Ешьте! — взмахнул он руками. — Приносите ваши клятвы!
Зал зашумел, загремели кубки. Тушу кабана понесли дальше. Все воины по очереди приносили клятвы над его щетинистой головой. Кто-то делал это вслух, кто-то мысленно.