Любовники смерти

Он побарабанил пальцами по столу.
– Он всегда был спокоен, твой старик. Умел держаться с достоинством, понимаешь? Этого у него не отнимешь. Никогда по-настоящему не сердился. Никогда не выходил из себя. Даже переход на время из Девятого на окраину – это было его решение. Вероятно, он не придал большого значения послужному списку, попросив о переводе в начале своей карьеры, но он сделал это ради спокойной жизни. Из всех, кто мог совершить то, что он сделал, я бы никогда не подумал на него, хоть миллион лет пройдет.
– Вы не помните, зачем он попросил о переводе?
– А, он не поладил с кем-то из начальства в Девятом – он и Джимми, оба. Они были заодно, эти двое. Куда один, туда и другой. Между собой, я думаю, они могли плевать на любого. Это была оборотная сторона твоего отца. В нем скрывался дьявол, но он все время держал его на цепи. В общем, в Девятом был один сержант по фамилии Беннетт. Когда-нибудь слышал о нем?
– Нет, никогда.
– Он недолго продержался. Они с твоим отцом сцепились рогами, и Джимми, как всегда, поддержал Уилла.
– Вы не помните, из-за чего они не поладили?
– Нет. Думаю, не сошлись характерами. Бывает. Беннетт был грязный тип, а твой отец не очень любил грязных копов, сколько бы нашивок они ни носили. Короче, Беннетт нашел способ спустить с цепи дьявола в твоем отце. Однажды ночью случилась потасовка, а этого делать нельзя, когда ты в форме. Для Уилла дело обернулось плохо, но они не могли себе позволить потерять хорошего копа. К тому же подозреваю, кто-то позвонил и замолвил за него слово.
– Кто?
Эдди пожал плечами.
– Если честно ведешь себя с другими, приобретаешь поддержку, на которую можешь рассчитывать. У твоего старика были друзья. Была заключена сделка.
– И сделка заключалась в том, что отец попросит о переводе.
– Именно так. Он провел год в глуши, пока Беннетт не получил взбучку от Комиссии Нэппа как хищник.
Комиссия Нэппа, расследовавшая случаи коррупции в полиции в начале семидесятых, придумала два определения для коррумпированных полицейских: «травоядные», которые брали мелкие взятки по десять-двадцать баксов, и «хищники», которые вытряхивали из наркоторговцев и сутенеров значительные суммы.
– И когда Беннетта не стало, отец вернулся?
– Типа того. – Эдди сделал пальцами движение, словно набирает номер на телефонном диске.
– Я не знал, что у отца были такие друзья.
– Может быть, он и сам не знал, пока они не понадобились.
Я оставил эти слова без внимания и спросил:
– А вы помните тот случай со стрельбой?
– Помню, что слышал о нем. В ту неделю мне исполнилось двадцать четыре. Я и мой напарник, мы встречались с двумя другими, Клоске и Бурке, пили кофе. Они закончили дежурство в участке, когда им позвонили. В следующий раз я увидел твоего отца, когда он лежал в ящике. Над ним хорошо поработали. Он выглядел, пожалуй, как обычно, похож на себя. Иногда эти бальзамировщики делают из тебя восковую куклу. – Он попытался улыбнуться. – Я держу это в уме, как можешь сам представить.
– Вас увидят должным образом, – сказал я. – Иного Аманда не допустит.
– Мертвым я буду выглядеть лучше, чем когда-либо выглядел живым, она это умеет. И лучше одет.
Я вернул разговор к отцу.
– У вас есть какие-нибудь мысли, почему отец убил тех подростков?
– Нет, но, как я сказал, было нелегко вывести Уилла из себя. Наверное, они действительно напросились.
Он выпил еще воды, держа левую руку под подбородком, чтобы она не проливалась. Когда он опустил стакан, то тяжело дышал, и я понял, что у меня остается все меньше времени.
– Каким он был в дни перед случившимся? Я хочу сказать, не выглядел ли он подавленным, рассеянным?
– Нет, он был как всегда. Ничего такого. Впрочем, я мало его видел в ту неделю. Его смена была с восьми до четырех, моя – с четырех до двенадцати. Мы поздоровались, когда сменялись, – вот, собственно, и все. Нет, на той неделе он был вместе с Джимми Галлахером. Тебе нужно с ним поговорить. В день стрельбы он дежурил с твоим стариком.
– Что?
 
– Джимми и твой старик, они всегда сцеплялись на день рождения Джимми. Никогда не пропускали.
– Он сказал мне, что они в тот день не виделись. Джимми был в отгуле. По его словам, он кого-то удачно задержал, что-то связанное с наркотиками.
Отгул был наградой за серьезный арест. Ты заполняешь форму 28, потом регистрируешь ее у окружного чиновника, подчиняющегося капитану. Большинство копов, чтобы обеспечить себе прекрасный день, суют ему пару долларов или, может быть, бутылку «Чиваса», полученную за сопровождение владельца алкогольного магазина в банк. Это было одной из выгод от выполнения бумажной работы для округа.
– Возможно, – сказал Эдди, – но в тот день, когда твой отец застрелил двух подростков, они были вместе. Я помню. Джимми пришел встретить Уилла после дежурства.
– Вы уверены?
– Конечно, уверен. Он пришел в участок, чтобы потусоваться с твоим стариком. Я даже перекрылся с Уиллом, чтобы он мог уйти пораньше. Думаю, они собирались начать выпивку у Кэла, а потом закончить в клубе у Энглерса.
– Где?
– «Клуб Энглерса» в Гринвич-Виллидже. Это типа заведения не для всех на Горацио-стрит. Четвертак за банку.
Я был озадачен. Джимми уверял меня, что не виделся с отцом в тот день. А теперь Эдди Грейс говорит прямо противоположное.
– Вы видели Джимми в участке?
– Ты оглох? Я только что это сказал. Я видел, как он встретил твоего старика, видел, как они уходили вдвоем. Он сказал тебе что-то другое?
– Да.
– Хм. Может быть, он что-то путает.
Меня осенило.
– Эдди, а вы с Джимми поддерживаете связь?
– Нет, не особенно. – Он скривил губы, выражая отвращение. Это дало мне время подумать. Здесь что-то крылось, что-то между Джимми и Эдди.
– Так он знает, что вы вернулись в Перл-Ривер?
– Если кто-то ему сказал, то может быть. Но он ко мне не заходил, если ты это имеешь в виду.
Я заметил, что напрягся и подался вперед. Эдди тоже это заметил.
– Я стар, и я умираю, – сказал он. – Мне нечего скрывать. Я любил твоего отца. Он был хороший коп. Джимми тоже был хороший коп. Не знаю, какая у него была причина врать тебе о твоем старике, но можешь ему сказать, что говорил со мной. Если хочешь, сошлись на меня, чтобы он рассказал правду.
Я подождал. Тут крылось что-то еще.
– Не знаю, чего ты добиваешься, – сказал Эдди. – Твой отец действительно совершил то, в чем его обвинили. Он застрелил тех двоих подростков, а потом застрелился сам.
– Я хочу понять почему.
– Может быть, тут нет никакого почему. Ты можешь жить с этим?
– Я долго пытался.
Я подумал, не рассказать ли ему больше, но вместо этого спросил:
– Вы бы узнали, верно, если бы мой отец… завел кого-то на стороне?
Эдди ошарашенно вздрогнул, потом рассмеялся. Это вызвало новый приступ кашля, и мне пришлось дать ему воды.
– Твой отец не «ходил на сторону», – сказал он, когда кашель улегся. – Это было не в его духе.
Он несколько раз глубоко вздохнул, и я заметил блеск в его глазах. Это было неприятно, как будто я увидел, как он глазеет на молодую девушку на улице, и уловил играющие в его глазах сексуальные фантазии.
– Но он был человек, – продолжил Эдди. – Все мы совершаем ошибки. Как знать? Кто-то что-то сказал тебе?
Он внимательно посмотрел на меня с тем же блеском в глазах.
– Нет, – ответил я. – Никто ничего не говорил.
Он посмотрел мне в глаза, потом кивнул.
– Ты хороший сын. Помоги мне встать, пожалуйста. Я бы посмотрел телевизор. У меня еще час, прежде чем эти лекарства снова меня усыпят.
Я помог ему встать с кресла и переместиться в гостиную, где он устроился с пультиком на диване и включил какую-то викторину. Шум привлек Аманду, и она спустилась вниз.
– Вы закончили? – спросила она.
– Полагаю, да, – ответил я. – Я пойду. Спасибо, что уделил мне время, Эдди.
Старик на прощание поднял пультик, но не оторвал глаз от телевизора. Аманда проводила меня до двери, но, пока я еще не вышел, Эдди заговорил снова.