Трепет. (не) его девочка (СИ)
Отчим скептически выгибает бровь, держа руки в краманах брюк и не спеша принимать айфон. Пистолет, что держала я, он уже куда-то дел.
— Ты сюда среди ночи приехала, чтобы телефон мне вернуть?
— Не только, — раздражаюсь, потому что мужчина ни шага ко мне не делает, продолжая стоять на месте и иронично смотреть. — Ты вломился в мою квартиру, чтобы отдать мне то, в чем я не нуждаюсь…
— Вломился? Я просто постучал, Яна. Открыла твоя соседка. Я попросил ее передать тебе айфон. За кого ты меня принимаешь?
Я палюсь на него и не знаю, что ответить, потому что была уверена, что Катя не причастна к тому, что гаджет оказался в моей комнате. Видимо, об этом она и хотела мне сказать, когда я убегала. Щеки заливает краска смущения, но я быстро себя одергиваю. А чего мне стыдиться? Все равно он не имел права!
— Дело не только в этом! Ты вообще не должен был его приносить! И ты… ты… ездил к моему отцу! Из-за тебя у меня теперь проблемы с ним!
На этом моменте брови отчима сходятся, взгляд становится жестким, он шагает ко мне, берет айфон и кидает его на диван.
— Он сказал тебе что-то? — рычит мужчина. От его тона и близости у меня возникает желание убежать, но я здесь не для того, чтобы струсить и сдаться.
— Сказал! Я теперь с братом видеться не смогу! — губы начинают дрожать, и я поджимаю их, чтобы скрыть эту дрожь от Рустама Довлатовича, но он все же переводит свой темный взгляд на них. И не сводит его, кажется, целую вечность.
— Тебе и не стоит этого делать.
— Почему это?
— Потому что есть кое-что, чего ты не знаешь. Я расскажу тебе, когда у меня будут все необходимые доказательства. Не люблю быть голословным. А пока их нет, просто не связывайся с этой семьей. За свой длинный язык твой… отец… еще поплатится.
* * *Я недоверчиво смотрю на отчима, не имея ни малейшего представления, о чем он сейчас говорит. Чего я не знаю? Чего я вообще могу не знать?! И с какой стати он снова мне указывает?
— Ты хочешь сказать, что я должна перестать общаться с братом, потому что у тебя якобы есть какая-то информация, которая может меня отвернуть от него? Ты действительно думаешь, что есть хоть что-то, способное заставить меня не хотеть видеться с Сашкой?
— Не передергивай, Яна. Что ты знаешь о своем отце и его жене? Наверняка толком ничего. Откуда в тебе столько наивности и доверчивости? Современный мир более суров, чем ты его себе рисуешь в своем идеалистическом воображении. Пора переставать верить первому слову, что скажет тебе незнакомец.
Меня задевают его слова, хотя я вовсе не хочу на них реагировать. Он обвиняет меня в наивности, как будто это самый страшный на свете порок. И в чем заключается моя наивность? В том, что я сумела полюбить мальчишку, о котором еще полгода назад ничего не знала? В том, что ради него позволяю отцу себя использовать?
— Рустам Довлатович? — у распахнутой двери кабинета появляется охранник. Он стоит, не двигаясь, ожидая ответа отчима. Тот все еще возвышается надо мной и буравит меня своими темными глазами. Не сводя их с меня, все же обращается к охраннику:
— В чем дело?
— Кое-какие проблемы. Нужно ваше присутствие. Пятый зал.
— Сейчас приду, — бросает отчим, после чего я слышу приглушенные шаги — охранник уходит, вновь оставляя нас одних.
— Ты здесь работаешь?
— Можно и так сказать.
— То есть, ты держишь или, я не знаю, помогаешь держать место, где люди проигрывают деньги, смотрят на голых женщин, возможно, не только смотрят, но при этом говоришь о том, что мой отец — игрок, многим должен и тому подобное. Так все начинается с таких, как ты. Вы же и даете им возможность играть!
Понятия не имею, зачем кидаю ему все эти обвинения. Может, потому что меня бесит, что отчим считает себя таким правильным и умным, а меня глупой и наивной? Нет, я вовсе не оправдываю поступки отца. Он мне не нравится, и я считаю его подонком. Но это не меняет того факта, что на свете есть подонки вроде него, а есть те, кто позволяет им такими быть и оставаться.
— Ты ничего обо мне не знаешь, — Рустам Довлатович лишь усмехается на мою запальчивую речь. — Так же, как и своем отце. Поэтому я прошу тебя, хотя бы в этот раз, прислушайся ко мне — не общайся с этой семьей, пока я не расскажу тебе всю правду.
— Почему ты не можешь хотя бы намекнуть, в чем именно дело?
— Я уже сказал, мне нужны доказательства. Я просто пытаюсь уберечь тебя от лишней боли, Яна.
— Но сам мне ее причиняешь… Встреч с братом меня лишил, и не говоришь, почему, лезешь в мою жизнь, но при этом отталкиваешь… — мой голос дрожит, насмотря на титанические усилия сохранить ровную и безразличную интонацию. Я закусываю губу, пытаясь удержать остатки самообладания, но чувствую, как по щеке скользит горячая слеза.
Отчим протягивает руку и медленно пальцем стирает ее.
— От себя я тоже тебя уберечь пытаюсь, Яна.
От этих слов меня в дрожь бросает. Что значит, он пытается меня уберечь от себя? Что он хочет этим сказать? Но спросить я не успеваю. Рука отчима падает, он подходит к столу и нажимает кнопку селектора:
— Давид, вызови такси.
Называет адрес моей квартиры, затем поворачивается и бросает деньги на диван.
— Мне идти надо. Просто сделай, как я тебя попросил, Яна. Не приближайся к семье отца. Позже я все тебе объясню. Карим звонил и сказал, что ты приходила в галерею. Лучше сконцентрируйся на работе. У тебя есть реальный шанс ее получить.
После этого, он выходит за дверь, оставив меня одну в полном раздрае. Я больше ничего не понимаю и совсем не знаю, что мне делать дальше.
Его деньги я не беру, просто хватаю сумку и тоже спешу на выход.
Домой возвращаюсь часа в три утра. Уставшая и разбитая, измученная мыслями о том, что же скрывает отчим, в чем заключается его опасность для меня, и чего такого страшного я не знаю об отце? Мысли никак не могут перевариться во мне, не могут оставить меня в покое, продолжая разрывать голову на части. Я думаю о Сашке, о том, смогу ли теперь общаться с ним, думаю об отчиме и моей странной реакции на него. Все усложнаяется воспоминаниями о том, что я видела в Casino. Об этом дурацком пистолете между бедрами… Меня снова пробирают дрожь и трепет. Я иду в душ, где немыслимое количество времени стою под струями холодной воды. Мне хочется, чтобы вода вымыла из меня лишние чувства и ощущения, ненужные, неправильные, но они не хотят вымываться. Тошнота подступает к горлу, я оседаю на дно ванны и прижимаю ладонь ко рту. Я поехала к отчиму, чтобы выплеснуть свой гнев и сказать, чтобы он перестал вмешиваться в мою жизнь, а в итоге все стало только сложнее.
— Успокойся, Яна, успокойся, — шепчу сама себе. Все разрешится. Все будет хорошо. И с Сашкой. И с от… Рустамом Довлатовичем. Не думай о странных чувствах к нему. Они возникли просто под влиянием момента. Ты не больная. Ты абсолютно нормальная.
Но успокоиться не получается. Спать я так и не ложусь. Утром с опухшими глазами собираюсь и еду на практику.
8 глава
Я как будто в трансе. Не могу ни на чем сосредоточиться. Все вокруг мне кажется каким-то бессмысленным, а сами мысли заняты вчерашним вечером и ночью. Я минуту за минутой прокручиваю в голове события предыдущего дня, и не могу остановить этот фильм из воспоминаний. Рука то и дело тянется к смартфону, чтобы набрать отцу и спросить насчет Сашки, но меня останавливает голос Рустама Довлатовича и его просьба "не делать этого". Да что в самом деле такого, если я просто позвоню? Один звонок, чтобы успокоиться. Вдруг отец остыл за ночь, и больше не будет запрещать мне втречаться с Сашкой? Не знаю, почему все-таки не звоню. С каких пор я начала слушаться Рустама Довлатовича?
С удивлением замечаю, что даже мысленно стала запрещать себе называть Рустама Довлатовича отчимом.
Что с тобой такое, Алексеева? Это из-за необычных чувств, которые обрушились на тебя вчера ночью? Мы уже обсудили, что это просто влияние момента, так чего ты накручиваешь?