Я все помню
Делайте, что считаете нужным, Алан. Если мы возьмемся за команду по плаванию и тех, кто в тот вечер мог с ними контактировать, вреда не будет. Давайте будем решать проблему сразу с двух сторон, хорошо? Поверьте, мне это совсем не нравится. Я не собираюсь занять первое место в рейтинге популярности среди жителей Фейрвью, проверяя наших детей. Но свою работу все равно делать должен.
– Да, конечно. – Я был напуган до смерти и чуть было не сказал ему о Джейсоне – не о толстовке, а о том, что мой сын входил в команду по плаванию и тоже присутствовал на той вечеринке. В прошлом году я еще не был знаком с Парсонсом. Когда Джейсона допрашивали, я сидел рядом, но с нами разговаривала молодая женщина. Происходило все у нас дома. Беседа получилась очень непринужденной. Она записала буквально несколько слов, потому что Джейсон не заметил ничего интересного. Я ожидал, что подобное откровение Парсонса поразит. И чем дольше я буду об этом умалчивать, тем больше будет его удивление. А удивление в той или иной степени перерастает в подозрение.
Но тут заговорил Парсонс:
Послушайте. Том сказал, что сегодня будет у вас. У меня есть для него новость. Это касается Демарко. Не передадите ему?
– А в чем дело?
За него поручились. Но дело не в этом. Мы поднажали на этого парня, Джона Винсента. Вы должны его помнить, он покупал у Круза наркотики неподалеку от школы. Пригрозили обвинить его в соучастии. Адвокат в ответ сообщил нам сведения, которые опровергают причастность Демарко к изнасилованию. Там говорится, что в момент совершения преступления Винсент и Демарко были совсем в другом месте.
– В другом месте? Но это невозможно! Он же сказал, что видел, как парень в синей толстовке около девяти часов направился в лес. Соседский мальчишка в восемь сорок пять видел его машину, в которой никого не было. Кстати, вы спросили, не заметил ли он парня в толстовке? Демарко все это насочинял, вы разве не понимаете?
Должен признать, что в тот момент я глупо подумал, что нашел выход из положения. И быстро поправился.
Ну да… да… конечно понимаем. Нет, Тедди не видел, чтобы кто-нибудь направлялся в лес. Но послушайте. Около половины девятого Демарко разговаривал с несколькими ребятами у черного хода в дом. Двое из них признались, что он предлагал им травку. Уверен, что эти маленькие ублюдки немного у него прикупили, но речь не об этом. У нас есть независимые доказательства того, что в половине девятого Демарко был на вечеринке. Джон Винсент утверждает, что еще раз встретился с ним в его машине в четверть десятого и они вместе поехали в Крэнстон за кокаином. Думаю, что Винсент мог работать на Демарко. Надо было взять его в тот день у школы. Бьюсь об заклад, что в его сумке тогда было явно больше, чем пара косячков.
– Погодите. Что конкретно вы хотите до меня донести?
Что Демарко около девяти вернулся в машину – уже после того, как Тедди Дункан прошел мимо. В тот самый момент, когда он увидел парня в синей толстовке, направлявшегося в лес. Несколько минут спустя Джон Винсент, как и было запланировано заранее, вышел из дома, сел к нему в автомобиль, и они поехали в Крэнстон за кокаином. Их не было около часа.
– Но это… это всего лишь слова. Хотя на мой взгляд звучат вполне убедительно. Они просто подтасовали уже известные факты. Подумайте сами! И не верьте всему, что эти два типа говорят.
Но послушайте, Винсент сказал, что они остановились заправить машину и купить сигарет. Расплачивался он своей банковской картой. Мы запросили распечатку в банке – в вечер изнасилования в 9 часов 37 минут с его счета были сняты десять баксов. К тому же у нас есть запись камеры наблюдения, а на ней «Сивик», Демарко и Винсент на заправочной станции. Демарко не хотел признаваться нам, что повез подростка покупать кокаин, потому как в этом случае ему грозит обвинение в другом тяжком преступлении, ведь он подверг опасности ребенка. Но теперь мы его прижали, и окружной прокурор, не исключено, отпустит Винсента за то, что тот дал показания. А Демарко придется немного посидеть.
– Однако не за изнасилование.
Вы правы, не за изнасилование. Но ведь у нас есть толстовка, правда? А также отбеливатель и воспоминания, которые потихоньку возвращаются к Дженни. Знаете, я ведь тоже очень расстроен, уж можете поверить. Мне казалось, что стоит нам найти «Сивик», и дело можно закрывать.
– Да, Том тоже так думал.
У меня такое ощущение, что все надо начинать сначала. Пора повнимательнее присмотреться к команде пловцов. Боже праведный, никогда бы не подумал, что кто-то из наших ребят на такое способен. Проявить жестокость. Оставить шрам с помощью той палочки. Вот дерьмо! Я хочу найти этого парня, страх как хочу. Но не желаю, чтобы им оказался кто-то из наших. А лица Дженни, похоже, не запомнила, да? Впрочем, это зависит от обстоятельств.
Я был на грани паники. Это далеко не то состояние, в котором следует принимать важные решения. Я убедил себя ничего не говорить Парсонсу о Джейсоне. К счастью, я обладал достаточной внутренней дисциплиной, чтобы лишь попрощаться и больше ничего не говорить. Потом положил трубку, выдвинул ящичек стола, достал таблетку «Лоразепама» – самую малость, всего полмиллиграмма, – и выпил ее. Нужно было успокоиться, чтобы вновь обрести способность думать.
В тот день порог моего кабинета должны были переступить две благоприятные возможности – сначала Том, потом Дженни. Я дождался, пока таблетка не провалилась, и успокоился. Дыхание стало размеренным и ровным. Я устремил взор в одну точку – на этикетку на горшке с тюльпаном. Это первое, что пришло в голову. Затем перебрал в уме все, что нужно было сделать.
Сначала Том. За три месяца совместной работы мы добились значительных успехов. Вы уже знаете, что у него были проблемы с собственным «я», которые уходили корнями в детство и не самым лучшим образом отражались на его семейной жизни и работе. Разработанный мною план его лечения я тоже описывал. К моему удивлению, он уже нащупал способ избавляться от гнева на родителей. Вспомнил некоторые вещи, которые они говорили ему, когда он был еще мальчишкой. Как отец повторял: «А что ты сам думаешь о своем поступке?», а мать талдычила: «Не каждому дано быть хорошим во всем. – А потом добавляла: – Человек должен принимать себя таким, какой он есть, и учиться любить себя со всеми изъянами». Но при этом ни один из них так и не смирился с собственными недостатками. Когда отца даже не раз, а три раза подряд не избрали руководителем кафедры, они стали злобно критиковать членов комиссии и даже высмеивать лично каждого из них: у той дурацкий шиньон, у этого воняет изо рта, у того кривые зубы, да к тому же уродливая жена. А мать так же нелестно высказывалась о своих партнерах по теннису – все они были ленивые, жирные и неизменно тупые. По сравнению с ними самими все были глупцы. Том припомнил множество случаев скверного поведения родителей, противоречившего их словам и той снобистской философии, которую они назойливо проповедовали.
Да пошли они, – сказал Том примерно три недели назад. – Нет, я серьезно. Пусть идут на хрен. Алан, у вас тоже есть дети. Вы когда-нибудь говорили им, что они ограничены в своих способностях? Может, лучше ориентировать ребенка на достижение жизненного успеха? Меня всегда преследовало ощущение, что любое мое достижение – хорошие оценки, зарплата, карьерный рост и даже жена с детьми – является ошибкой. Будто я кого-то одурачил, убедив, что все это заслужил. Впрочем, примерно то же я чувствую и сейчас.
Тому казалось, что он недостоин такой прекрасной жены, столь прелестных детей и жизненного успеха, каким бы умеренным он вам ни казался. Он сделал вполне достаточно, чтобы жить в Фейрвью и быть членом загородного клуба. У него были деньги на обучение детей в колледже, густая копна волос на голове и стройное, мускулистое тело. Он обладал прекрасной репутацией и отменным здоровьем. А еще любил автомобили – и те, которые продавал, и те, на которых ездил. И каждый день с удовольствием отправлялся на работу. По крайней мере, до тех пор, пока его дочь не изнасиловали.