До тебя миллиметры
– Да, ладно-ладно, работа у него, так работа. Я же по жизни трезвенник-язвенник, – пробурчал он, разрывая пластиковую упаковку, стягивающую блок. – Сейчас ещё картошечка в духовке поджарится, будет у нас вечеринка первоклашек.
– А вот на картошку ты зря гонишь, – подал голос Димка.
– Да ни в жизнь, – брат поднял руки, окончательно капитулируя. – Ты у нас большой злой мужик, жарь себе картошечку на здоровье!
Димка хмыкнул, откинулся на спинку кресла, а потом в голос заржал, признавая, что шутка получилась неуловимой, но забавной. Буквально секунду спустя к веселью присоединились остальные. И чёрт… как же Дериглазов был благодарен им за это. За всё! За компанию, за дурацкие шутки, за привычные перепалки. И да, блин! За то, что их разновозрастная, но дружная компания готова обсуждать животрепещущие проблемы, лопая картошку по-деревенски (как бабуля готовила, именно она Димку и научила коронному блюду) и запивая её «Байкалом» в стеклянных бутылках. Тонна сахара и кардамон!
Прав Джой, точно посиделки первоклашек, которым меню составляли мамочки. Впрочем… чья бы корова мычала? Старший брат у Димки был невысоким изящным блондином, который никогда не расставался с тяжёлыми военными ботинками и не брезговал чёрной подводкой. Это высоченный Димка рядом с ним казался старшим братом.
Ах да, и несмотря на пристрастие к сигаретам, которое из Джоя никто не мог выбить, у него была ещё одна великая любовь: сладости. Всякие. Так что Димка точно знал, КТО выпьет сегодня большую часть пресловутого «Байкала».
Но ради этой едва ощутимой поддержки, ради шуток, позволяющих отвлечься от дурацких мыслей, он готов был пожертвовать братцу и свою порцию в том числе. Успокаивающий травяной чай, который Никита готовил по любимому рецепту сестры, тоже сегодня шёл на ура.
– Стаса, как понимаю, не будет? – поинтересовался Тим, всё же избавляясь от пальто и перекидывая его Джою, до сих пор торчащему в коридоре.
– Его не стали звать, – согласился Дима. – Сам понимаешь, брат Веры… да и к свадьбе они готовятся.
– Испугался, что вместо разговора о чудовищно прекрасной Вероцкой наш господин телохранитель расписывал бы красоты очередного ресторана, от которого отказалась его невеста? – поддел Егоров.
Все дружно вздохнули. Было бы смешно, если бы не так жизненно. Вероцкий обычно предпочитал молчать, высказываясь только по существу, но так получилось, что предсвадебный мандраж накрыл его, а не невесту. Регина продолжала отказываться от ресторанов и настаивать на тихой расписке в компании друзей, а Стас… он нервничал. И помощи в вопросе Веры от него точно можно было не ждать.
– Значит, начинаем? – разрушил устоявшуюся тишину Джой. – На повестке дня в очередной раз невзаимная влюблённость моего мелкого.
Димка не стал спорить, что любовь когда-то была очень даже разделённой, а теперь это и не любовь вовсе, а что-то бесконечно болезненное. Но он не может просто взять и отступить, оставить всё позади. Он хочет вернуть. Чтобы это чувство вновь можно было назвать «любовью». Желательно взаимной. Потому что где-то там, внутри колючего кокона, Димка видел, что Вера до сих пор чувствует что-то к нему, и это определённо точно не жалость.
– Давай, начинай заново, – посоветовал молчавший до сих пор Никита, вручая ему очередную чашку горячего чая. – Рассказывай всё, что мне, и будем думать.
И Дима рассказал: о сегодняшней встрече, о том, как сорвался и оказался выпертым из кабинета, об аллергии Вероцкой и о том разговоре-договоре, который состоялся у дверей её квартиры. И если первый раз, когда он только завалился к Краснову и пытался собрать воедино все события этого дня, говорить получалось сложно, а внутри что-то болезненно сжималось, теперь было легче. Теперь мысли пришли в порядок, а сердце перестало ёкать от каждого воспоминания.
Хотя тот, более ранний разговор, так и стоял у него в голове. Долгий, личный. Когда лучший друг задавал вопросы, подобно следователю, а он пытался отвечать на них. Предельно честно.
-13-
Этот разговор Дериглазов вспоминал и следующим утром, когда сидел на парах, сверля взглядом спину Веры – просто не мог оторваться, позволяя себе хоть такую слабость. И в субботу, и даже в воскресение… Он каждый день возвращался мыслями именно к разговору с Никитой, набирался из него сил, а потом про себя повторял выверенный с ребятами план. Чертовски классический, словно списанный с романтических комедий, которые тоннами смотрела Тимкина Лада. Если находила свободное от работы время, конечно.
Дать что просит: игнорировать максимально долго, следить за реакцией, заставить скучать – и бац! – только потом исполнить угрозы. В смысле, показательно начать знакомство заново. Дима бесконечно сомневался, что это может сработать, – ведь Вероцкая годами скрывалась, не скучая совершенно, нисколько, не капельки, – но всё же рискнул проверить.
И даже проверял целых три дня: пятницу, субботу и воскресение. Ах нет, почти четыре! Ещё половинку понедельника. Проверял, пока всё не пошло под откос.
Первым знаковым событием был звонок Вики ранним утром понедельника. Часы показывали всего без десяти семь, но Зайцева была непробиваемо упряма и дозванивалась до последнего. Димка тихонько выругался, отплёвываясь от пасты, – он как раз чистил зубы, собираясь в вуз – и врубил звонок на громкую связь.
– Да, Зайцева, ты чего так рано? – пробурчал он, засовывая голову под кран. Прохладная вода помогала проснуться.
– Кому-то рано, Димуль, а кто-то уже в вузе, вообще-то, – осуждающе прощебетала она в ответ.
– Отлично, ставлю вопрос иначе, – охотно согласился он. – Какого хрена ты в такую рань уже в вузе, Зайцева?
Была у Вики дурная привычка, она часто звонила «просто так», поболтать. Притом по той же замечательной причине, по которой сидела рядом с ним и списывала лекции – Дериглазов в ней не был заинтересован, так что первая красавица курса, видимо, ощущала себя в полной безопасности. И считала Димку своим закадычным другом. Или, что ещё точнее, «лучшей подруженькой, с которой можно было поделиться секретиками».
Дериглазова с одной стороны это бесило, а с другой… он привык и даже иногда с теплом относился вот к таким внезапным звонкам. Но сегодня Вика позвонила совсем не по пустякам.
– Поплавскому помогаю разбираться с документами. Меня же подставили, помнишь? – возмутилась она.
Димка кивнул, причёсываясь. Потом сообразил, что Зайцева этого увидеть не может, и добавил уже вслух:
– Припоминаю.
Подставил Вику ещё в пятницу их староста Волков, специально скинул со стола папку с бумагами, привлекая внимание препода к соседней парте, за которой однокурсница как раз с удовольствием поедала какой-то салатик из контейнера. Когда Поплавский отворачивался к доске, он мог часами стоять к студентам спиной, так что Дима её даже не осуждал, а вот Волков… За это однокурсница теперь была готова, как сама выражалась, «заколоть его пилочкой для ногтей». Дериглазов искренне сомневался, что пилочка настолько страшное оружие, но не спорил – мало ли, его тоже решат заколоть? Насмерть! Что тогда, ждать сотню часов, истекая кровью, пока Зайцева хотя бы пробьёт грудную клетку?
– И что там у Семёна Петровича? Внеплановая контрольная по одному из предметов? – хмыкнул Дериглазов, вытираясь и подхватывая телефон, чтобы уйти из ванной. – Если что, я готов, так что садись поближе, списывать будешь.
– Ой, к контрольной я и сама готова, я ж не дура, что бы там наш староста ни говорил, – в запале откликнулась Вика. – Да и намечается совсем не контрольная, а-а-а… – Зайцева сделала многозначительную паузу. – А проект-долгострой. Парный. И знаешь, что у меня сейчас в руках?
– Задания? – попробовал догадаться Димка.
Время шло, нужно было собираться, чтобы успеть домчаться в вуз до восьмичасовой утренней пробки. Пришлось отложить телефон подальше и начать натягивать одежду. Вопрос прозвучал, когда Дима как раз натягивал на голову толстовку, так что получилось глухо. Но Вика всё равно услышала: