XVII. Аббат (СИ)
— Чертово болото! Весь этот высокородный сброд похож на змеиное кубло.
— Так и есть, — согласилась маркиза. — Но, ничего не поделаешь. Это как правила игры, которые нельзя нарушать.
— Нельзя? — я криво усмехнулся. — Если очень хочется — то можно.
— Репрессии только усложнят дело! — воскликнула маркиза. — Правила игры, помнишь? Пусть сначала выступят! Открытый мятеж — это прямое основание для того, чтобы устранить всех.
На самом деле, мне показалось, что Мадлен сильно сгущает краски. И это представление задумано с какой-то другой целью. Хотя… кто его знает. Но слепо верить ей я не собираюсь.
— Я сам установлю правила… — зло буркнул я и задумался. — Ладно, сиди здесь и не высовывайся. Я оставлю с тобой своих людей, а сам съезжу в Париж, чтобы встретиться с отцом Жозефом и кардиналом. А там посмотрим. Это представление пора заканчивать.
Мы еще немного поговорили с Мадлен, а утром, я выехал в Париж…
Глава 23
Глава 23
По результатам встреч в Париже стало ясно, что маркиза дю Фаржи, как я и подозревал, сильно сгустила краски. Ни о каком вооруженном мятеже речи не шло. Герцогиня де Шеврез и прочие высокородные бездельники под предводительством Гастона Орлеанского, для начала, хотели просто восстановить свое положение и влияние при дворе. Исключать попытку переворота в дальнейшем было нельзя, но, явно не в ближайшей перспективе.
Все как всегда в наше время, Франция без интриг и заговоров — это не Франция.
Все дело осложнялось еще тем, что, будучи прекрасно информированными, кардинал Арман де Ришелье и отец Жозеф заняли выжидательную позицию, фактически пустили дело на самотек и самоустранились.
Почему так? В принципе, все понятно, они хотят подтолкнуть эту братию на более активные действия, так как, прямо сейчас, их брать особо не за что, а мудак Луи, вдобавок, с какого-то хрена принялся всех поголовно прощать.
А еще, самое неприятное, вышеупомянутые духовные особы изящно спихнули все эти разборки на меня. Деваться было некуда, правда, выжидать я не собирался. Наконец, в дело пошла компра, но очень дозированными порциями.
— Матерь божья… — Ришелье встал и прошелся по комнате, мягко ступая босыми ногами по пушистому, персидскому ковру. — Я вам верю Антуан, но такие серьезные обвинения потребуют доказательств. Их потребуют не только судьи, но и его величество, король. А даже малейшие сомнения в виновности всколыхнут знать. Вплоть до прямого выступления. Но… я потрясен… я сдерживал инквизицию, но… видимо, напрасно.
Несмотря на слухи о болезни, кардинал выглядел весьма неплохо, на постоянно бледном лице, даже проступал румянец.
— У меня есть доказательства, — спокойно соврал я. — К тому же, я приступлю к делу только тогда, когда буду абсолютно уверен в положительном исходе.
На самом деле, кроме одного помешанного аббата, который гораздо чаще гадил в штаны и гавкал как собака, чем осознавал себя, у меня свидетелей не было. Но я уже предпринял определенные шаги, чтобы они появились.
Ришелье тяжело вздохнул.
— Ну что же. Считайте, мое согласие у вас в руках. Но, вы должны помнить о законе!
Я вздохнул.
— Ваше высокопреосвященство, я уважаю закон. Да… судебная система Франции работает, но, к сожалению, очень долго. Пока будут идти судебные разбирательства, многие злоумышленники успеют сбежать. Я сделаю все гораздо быстрей и эффективней. К тому же, по моему мнению, нет нужды в публичности. Нет человека, нет проблемы. И да… я бы хотел попросить вас предоставить мне опытных и надежных инквизиторов.
Кардинал после недолгого молчания кивнул.
— Хорошо. А теперь изложите свой план.
Разговор получился долгим, из кабинета кардинала я вышел только вечером.
Ко мне сразу ломанулась толпа просителей, слонявшихся по двору.
— Как здоровье его высокопреосвященства?
— Он будет сегодня принимать?
— Нам ждать или нет?
— Скажите хоть что-нибудь…
Я резко остановился, провел взглядом по всем этим притворно-озабоченным физиономиям и сухо бросил:
— Его высокопреосвященство болен.
Оттолкнул плечом какого-то расфранченного коротышку и пошел к карете.
Застучали колеса по булыжникам мостовой, я откинулся на спинку сидения и спокойно размышлял о сложившейся ситуации.
Собственно, никаких особых сложностей в проведении операции я не усматривал. К черту кружева интриг и мудреные многоступенчатые комбинации. Все должно быть просто и быстро, молниеносный превентивный удар наше все. Но… сейчас все зависит от короля. А с ним все всегда сложно.
Карета остановилась, внутрь шмыгнули Портос и Арамис.
— Готово, ваше преподобие, — Анри вежливо склонил голову. — Они уже на пути в поместье.
— Все прошло тихо, — добавил Портос.
Оба парня были одеты как буржуа, правда, Исаак смотрелся в этом образе более органично, чем Арамис.
Я молча кивнул и снова углубился в мысли.
Однозначно, основа благополучия отдельно взятой Франции — это абсолютная власть короля. И того, кто стоит за его спиной, потому что особой надежды на французских венценосцев нет. Вся эта высокородная знать должна сидеть ниже травы и тише воды. Как только подумал плохое — сразу отгреб. Может сознать какое-нить тайное общество или службу, которая без лишней огласки будет убирать потенциально опасный элемент? Хлопотно, конечно, но идея неплохая. Ладно, разберемся с нынешней смутой, а дальше можно и задуматься.
Всю дорогу до охотничьего замка Мадлен я молчал.
На входе меня встретил брат Игнатий и повел к винному погребу, где у входа стояли на карауле двое его боевых монахов.
— Сюда, ваше преподобие… — Игнатий распахнул дверь. — Все уже готово.
В нос пахнуло сыростью, плесенью и… женщиной. Сладковатым смрадом из смеси женского пота и душистых притираний, вполне обычным запахом для этого времени.
К стене была прикована растрепанная женщина в черном платье. Тереза Ля Фрамм, по прозвищу «Сладкий Язычок», известная в Париже гадалка. На нее я вышел после того, как получилось полностью расшифровать записи Бонифация.
Услышав шаги, Тереза подняла голову, ее лицо сразу исказила истеричная гримаса. Воздух пронзил истошный вопль, на тонких губах появилась пена.
— Притворяется, — со знанием дела пояснил брат Игнатий. — Ведьмы очень коварны, ваше преподобие. Но ничего… — он показал взглядом на жаровню с углями, в которой багровели жутковатого вида инструменты. — Я приказал все приготовить.
— Все готово, да, все готово! — ласково улыбнулся срочно доставленный из аббатства в замок брат Люка. — Матерь божья, как я соскучился по работе. Только скажите, ваше преподобие…
Я ему кивнул и тихо приказал.
— Сначала я поговорю с ней. Оставьте нас.
Женщина продолжала тихо выть, но я заметил, что она внимательно слушает меня.
Подождал, пока все выйдут и спокойно сказал:
— На самом деле, у меня нет желания пытаться вас. Мне нужны не вы, а ваши клиенты.
Тереза хрипло расхохоталась.
— С чего бы мне тебе верить, проклятый святоша? Стоит мне только словечко сказать нужным людям, как тебя самого четвертуют на Гревской площади. Ты даже не представляешь, кто мои клиенты.
— Для начала я представлюсь… — я улыбнулся. — Аббат Антуан де Бриенн.
— Вы… это вы… — гадалка уставилась на меня растерянным взглядом.
— Да, — спокойно согласился я. — Сами понимаете, так или иначе, я заставлю вас говорить.
— Что взамен? — выкрикнула гадалка. — Что?
— Постриг вместо костра.
Она сильно вздрогнула и часто закивала.
— Хорошо, хорошо, я все расскажу…
После допроса, я вышел во двор и с омерзением сплюнул. Я примерно представлял порочность высшей знати Парижа, но, черт побери, все равно оказался не готов к такому.
Черные мессы, жертвоприношения, к слову, на меня самого уже пытались три раза навести порчу.
— Что дальше? — тихо поинтересовался Арамис.
— Дальше, мой друг… — я запнулся, поймав кокетливый, призывный взгляд маркизы, по-прежнему изображавшей служанку. — Дальше, нас ждет много работы. Но немного позже…