Адский договор: Переиграть Петра 1 (СИ)
— Давай-ка, Михайла, правь вон к тем колокольням. Чую, это и есть тот самый Заиконоспасский мужской монастырь, где академия располагается, — Дмитрий заприметил характерную узнаваемую колокольню, которую ему подробно описал игумен Дионисий. Мол, сразу ее узнаешь, как увидишь. Она, после Собора Покровов Пресвятой Богородицы, самая красивая во всем городе. — Кстати, не забыл, о чем мы договаривались? Чтобы язык на замке! Иначе в геене огненной… — побледневший Михайла тут же ожесточенно закивал головой.
На территорию монастыря въехать не дали. Двое крупных монахов в черных рясах так зыркнули, что отпало всякое желание спорить с ними. Парень проверил письмо за пазухой и, нагрузившись своими пожитками, пошел в сторону массивного двухэтажного здания из белого камня, стоявшего в стороне от высокой колокольни. Быстро пересекземляную площадь, кое-где прикрытую деревянными плашками, и оказался перед широким крыльцом.
Сделать он успел лишь пару шагов по ступенькам. Нагруженный вещами, Дмитрий вперед-то особо не смотрел. Больше под ноги глядел, чтобы не упасть.
— Пшёл с дороги! — презрительно рявкнул кто-то ломающимся баском перед его ухом. Тут же Дмитрий так пнули, что он вместе со всем своим барахлом отправился в полет.
Парень даже сообразить ничего не успел, как с головой плюхнулся в глубокую лужу с холодной грязной жижей. Бр-р-р! Мерзость! Отплевываясь, он не сразу смог встать. Ноги все время скользили.
На крыльце, глядя на него, заливалась весьма колоритная компания. В центре, выставив вперёд ногу в сафьяновом сапоге, горделиво застыл свиноподобный юнец с парой подбородков и свисающими румяными щеками. Одет богато, по самой последней польской моде. По обе стороны, угодливо оглядываясь на него, хихикали двое прихлебателей, одетых по скромнее. Довольные, пальцами тыкали в Дмитрия, обзывали. Чисто шавки, которых пнуть не жалко.
— Гы-гы-гы. Чистый наш хряк, — раздавался громкий басок. — Хи-хи-хи. Как ты его знатно пнул! Он аж харю скрючил! — слышалось мерзкое шакалье хихиханье. — Гы-гы-гы. Грязи похлебай, прежде чем сюды лезть! — толстяк даже за пузо схватился, так ему было смешно. — Гы-гы-гы. Куда ты со своим свинным рылом лезешь⁈ Пошел прочь отседа, пока не спустился. А то… — юнец смешно надул щеки.
Рассмотрев во всей красе все это, Дмитрий поднялся на ноги. Медленно утерся рукавом и картинно сплюнул. После угрожающе буркнул в сторону толстяка:
— А то что… лопнешь? И все дерьмом вокруг забрызгаешь.
Побагровевший толстяк уже раскрыл рот для ответа, как кого-то важного увидел. Клацнул зубами и многообещающе посмотрел на Дмитрия. После развернулся и скрылся внутри.
[1] Питух — согласно Соборному Уложению 1649 г. (25 глава, «Указ о кормчах»), покупавший незаконно произведенную или сбываемую алкогольную продукцию. По всей видимости, слово образовано от слова «питие».
Начинаю действовать
-//-//-
Государыня Софья Алексеевна поднялась со своего места и, взяв с невысокого столика серебряный кувшин, наполнила два кубка. По комнате тут же поплыл чудесный цветочный аромат вина, привезенного из далекой солнечной Испании.
— Попробуй этого вина, милый друг, — голос был у нее низкий грудной с бархатистыми нотками, совсем не скрывающий, а даже вытаскивающий наружу, ее женского томления и нерастраченного желания. С любовным блеском в глаза она смотрела на сидевшего рядом дородного мужчину в богатом на аглицкий манер камзоле, ворот которого был оторочен соболиным мехом. — Из Гишпании, Васенька, привезли. Жаль, что последний бочонок остался. Очень уж мне это вино по нраву пришлось. Никогда раньше такого не пробовала. Испей из кубка.
Под ее взглядом мужчина взял кубок и чуть пригубил вино. Удивленно качнул головой: вино явно пришлось ему по вкусу. Он сделал уже глубокий глоток.
— Хорош ведь? — улыбнулась Софья, не сводя с него глаз.
Любила она его, что не было не для кого секретом. Уже немолодой боярин Василий Васильевич Голицын тоже отвечал ей взаимностью, хотя понимал, что никогда не сможет сочетаться с ней законным браком. Ведь она была царской крови.
— Хорошо. Чистая амброзия, Софьюшка. Такое вино и пьют божьи ангелы на небесах. Ведь одного из них я сейчас и вижу перед собой, — он наклонился вперед и заключил ее ладонь в свои. Женская ладошка затрепетала, как пойманная пташка, и вскоре затихла. — Ангел мой, я очень по тебе соскучился. Почти седьмицу не видел тебе. Ты все в делах, в заботах, аки пчелка. Тяжко мне не видеть тебя так долго… — Голицын опустился на колени и обнял ее за ноги.
Крупное, некрасивое лицо Софьи порозовело, в глазах появился блеск. Свободной рукой она коснулась головы своего гостя и зарылась пальцами в курчавые волосы.
— Потерпи, дружок. Забот много государственных. С академией тоже не все ладно, — улыбалась она, тоже опускаясь на пол, где и расположилась рядом с Голицыным. Продолжала касаться его волос, нежно проводя пальцами по лбу, щекам. — Еще Нарышкины никак не успокоятся, все братца Петьку на трон прочат, — посмурнела она, вспомнив про угрозу своему правлению. — Среди бояр и стрельцов воду мутят. Сказывают, что не место бабе на троне. Мол, плохая я государыня, слабая и жалостливая… Помнится мне, у тебя какая-то думка была, как мне силу свою показать и трон упрочить.
С тяжелым вздохом она подвинулась ближе к мужчине и положила голову ему на плечо.
— Есть одна задумка, Софья. Нужна войной на крымчака пойти. Помнишь, в прошлом месяце посол ляхов про это говорил. Мол, вся Европа против османа поднялась. Много грошей нам предлагали, чтобы мы походом на Крымское ханство пошли, — приобняв ее, развивал Голицын свою мысль. — Таким походом ты и свою силу всем боярам явишь. Покажешь, что настоящая государыня.
Софья Алексеевна вздрогнула, услышав про войну. Повернула к нему свое бледное лицо.
— Осилим ли? Ведь там рядом османы. Сразу за крымчаков вступятся, — обеспокоилась она.
Голицын еще крепче обнял ее, успокаивая тем самым. Вообще, мужчина являл собой саму уверенность. Расправил плечи, уголки рта раздвинулись в снисходительной улыбке.
— Осилим, моя голубка. Османы сейчас с ляхами и франками будут заняты. Вся армия у них там, с пушками и кораблями. На нас никого и не останется, — уверенным голосом говорил он. — Обязательно с крымчаком справиться. Сам во главе армии встану, — царевна тихо ахнула при этих словах и обеспокоенно вцепилась в его ворот. — Не бойся, Софьюшка. С победой вернусь, и тебе послабление будет. Глядишь, может с Божьей помощью, после и обвенчаемся…
Долго они еще так разговаривали-говорили, миловались. Слышался уверенный голос Голицына, воркующий голосок Софью, звуки поцелуев.
После, когда подошло время полдничать и за дверьми опочивальни стали чаще раздаваться тихие шаги личной служанки государыни, Софья начала вставать с пола. Не сразу, правда, получилось. В спине то и дело простреливало.
-//-//-
Дмитрий, виновато потупив голову, стоял перед ректором академии, высоким худым мужчиной лет сорока — сорока пяти, одетым в потрепанную и многократно стиранную монашескую рясу темного цвета. Ректор, Софроний Лихуд, был выходцем из греков, внешним видом, правда, совсем не напоминая классического жителя Пелопонес с его характерным профилем, прямым носом и тяжелым подбородком. Лицо его было «лошадиным», вытянутым, с невыразительными тусклыми глазами, оживавшими лишь тогда, когда речь заходила о математике.
— Хм… Что же ты, вьюнош, ведешь себя с таким непотребством? — держа в руке письмо от игумена Дионисия, укоризненно качал головой ректор. Глаза его так и сверлили Дмитрия, с одежду которого стекала грязная жижа. — Пришел знаний и мудрости набираться, а творишь такое. Нагрубил своему будущему товарищу по учебе, лаялся на него непотребными словами,, испачкал свое платье. Нехорошо.
Знатный косяк! Дмитрий еще ниже опустил голову, чтобы не было видно его искаженного злостью лица. Он бы сейчас того толстяка, что его толкнул в грязь, голыми бы руками разорвал. Останки же после истоптал ногами в жижу.