Адский договор: Переиграть Петра 1 (СИ)
— И желаю! Я верный слуга государя Петра Алексеевича! А ты, вижу, желаешь бунтовщика поддержать⁈ Ваську Голицына схватить не хочешь! — обвиняюще зыркал казак, медленно пятясь к двери. Решил, видно, на площадь бежать и казаков поднимать. — Казачий круг должен про то знать! Слышишь⁈ Не скрыть тебе сие послание от государя!
-//-//-
С десяток всадников взобрались на холм, поросший корявыми березками. Внизу в паре верст отсюда в неглубокой ложбине спрятался небольшой острог, окруженный валом и бревенчатой стеной. С трех стороны торчали невысокие башни с бойницами.
С одной из башен громко хлопнул предупреждающий пушечный выстрел. Рядом потянулся к небу черный-черный дым сторожевого костра. Со стороны леса к острогу уже бежали люди, с тревогой оглядывавшиеся на холм. Что-то кричали. Видно, думали, что крымчаки вновь задумали в набег отправиться.
— Что, колдун, снова свой, русский люд, воевать будем? — оказавшийся рядом с Дмитрием, Голицын скрипнул зубами. Стоявшие за ним ближники тоже недовольно что-то пробухтели. Никому не хотелось против своих, православных биться. С басурманам сам Бог велел воевать, а с своими нехорошо, неправильно. — Что молчишь?
А что говорить тут? Паршиво все это. Дмитрий молча смотрел на крепость, ничего не отвечая.
Вообще, с походом на Москву все сразу не заладилось. Слишком долго Голицын раздумывал, идти ему против нового государя или нет. С одной стороны страстно желал свою любимую защитить, а с другой страшился бунт поднимать.
Только это промедление стоило им инициативы. Новый государь, Петр Алексеевич, а точнее стоявший за ним дядя, опытный царедворец боярин Артамон Матвееич Нарышкин начал действовать молниеносно. Десятки его гонцов с грозными посланиями были отправлены на юг. За неполную неделю, забивая насмерть коней, падая от усталости, они объездили почти все мало мальски крупные города, городки и острога с наказом «не пускать бунтовщика Ваську Голицына, не давать его войскам ни провианта, ни порохового припаса». Тем же, кто сумеет схватить «лиходея», будет от великого государя Петра Алексеевича царская награда и великий почет.
Словом, почти каждый город или острог теперь встречал возвращавшееся из похода войско закрытыми воротами и ощетинившимися ружьями стенами. Невозможно было пополнить продовольствие и порох, починить повозки, узнать последние новости.
Другой серьезной проблемой, постепенно выраставшей до невиданных масштабов, стали брожения в войске. Воины толком не понимали, что происходит, почему их так встречают свои же приграничные гарнизоны. Они ведь победители, те, кто разгромил Крымское ханство. Где торжественные встречи, праздничные гуляния, накрытые столы? Бродили самые разные слухи, которые лишь умножали всеобщую неразбериху. Одни болтали о войне с ляхами, шведами и османам вместе взятыми, другие шептались о перевороте, третьи — о гонениях на старообрядцах, новых налогах и восстании крестьян.
Сейчас все эти просчеты были видны парню особенно отчетливо. Не с того они начали этого поход. Не так стали действовать: второпях, без подготовки, без понимания.
— Неправильно все это, — задумчиво проговорил Дмитрий, продолжая разглядывать суетившихся защитников острога. — Все неправильно. Мы же с главным не определились, начиная все это дерьмо.
— Что ты бормочешь там колдун? — услышав его бормотания, воевода тронул поводья коня, чтобы подойти ближе. — Уж не ворожишь ли? Наворожил бы лучше лёгкую дорогу!
Парень даже не повернулся. Идея одна шикарная в голову пришла, упустить боялся. Поэтому просто пробурчал в ответ что-то неопределенное, и правда, похожее на колдовство.
— Не шали, колдун! Ответствуй, как на духу, как дальше делать будем? — не успокаивался Голицын. — Через сотню верст большие города пойдут, там воинов поболе будет. Оружны, с пушками. Что там делать будем?
Дмитрий вновь отмахнулся. Не готов ещё был.
А задумал он Голицыну напомнить про историю с Лжедмитрием, что произошла меньше сотни лет назад. Ведь тогда какой-то проходимец из села сумел всех обмануть и выдать себя за чудесно спасшегося царевича Дмитрия. Занял престол и даже успел немного поправить. Может и им попробовать такое провернуть? Шикарно могло бы получиться. Это же прекрасная причина, чтобы объявить себя не бунтовщиками, а борцами за правое дело.
— Придумал, воевода, — наконец, повернулся к нему парень. Идея созрела для того, чтобы выставить ее на суд. — Поспешили мы слишком. Ничего не продумали. В этом наша главная ошибка. Для чужих мы бунтовщики, для своих — непонятно кто. Воины скоро, вообще, разбегаться начнут без ясности. Так больше нельзя… Гляди, эти даже на нас косятся. Думают, а не переметнуться ли на другую сторону
Парень махнул рукой в сторону стоявших в стороне ближников-бояр, настороженно поглядывающих на них. Точно, подумывали, как сдать и его и самого воеводу.
— Нужно, воевода, их самих бунтовщиками объявить! — с жаром начал рассказывать о своей задумке Дмитрий — Это они клятвопреступники, кто против божьего промысла пошел, а нему! Они должны бояться и стыдиться! Мы идём, чтобы спасти истинную царицу Софью! Понимаешь, воевода? Идём не любушку твою выручать, а царице престол возвращать! Вот, что говорить нужно! Трубить на каждом углу! Перед воротами каждого города! Гонцов во все места рассылать, что едут победители, едут избавители, едут почти святые радетели за старину! Нечего сиськи мять и нюни распускать! Чего, вообще, стесняться⁈ Нужно перехватывать инициативу у них! А знаешь, что, воевода?
Тут парня, вообще, «понесло», словно взбесившегося жеребца.
— … Скажем, что Петр Алексеевич царь ненастоящий! Во! — при этих словах Голицын чуть с жеребца не свалился. Брови вверх взлетели, челюсть, напротив, — вниз. Охренел, по-другому не скажешь. — Именно так и скажем! Царя Петра подменили! А настоящий царевич Петр с нами идет!
Воевода уже за сердце схватился. Прихватило, сердешного, видимо от далеко идущих планов Дмитрия.
— Да, да! — с жаром повторил парень, продолжая фонтанировать идеями. — Всем объявим об этом! Пусть на каждой площади, в каждой избе об этом говорят! Пусть у каждого в голове поселится червячок сомнения!
Голицын тряхнул головой, пытаясь прийти в себя от услышанного. Рванул на груди ворот камзола, освобождая шею. Воздуха перестало хватать.
— Тогда, колдун, скажи… — голос его ослабел, стал едва слышен. — А где же, по твоему, царь Петр Алексеевич? — воевода даже развел руками, показывая: мол, нет никого вокруг. Где ты увидел юного царя!
Парень на мгновение примолк, набирая в грудь воздуха. После, как гаркнет со всей дури:
— Я! Я! Не видишь что ли⁈
Все ближе и ближе
-//-//-
В маленькой светлице, что стеной примыкала к Грантовитой палате, находились трое. На небольшом троне сидел высокий крепкий мальчишка, с увлечением рассматривавший испанский мушкетон с богато украшенным ложем. Лицо у него было загорелое, обветренное, руки ободранные, в цыпках. Так сразу и не скажешь, что это российский самодержец Петр Алексеевич, еще недавно бывший царевичем.
Чуть в стороне на узкой лавке сидела его мать, Наталья Кириловна Нарышкина. Моложавая полная женщина с чуть одутловатым лицом, она испуганно смотрела на своего брата, Артамона Сергеевича Матвеева, который ей только что сообщил весьма тревожное известие. Оказалось, на юге царства стали шириться слухи о том, что царя Петра Алексеевича подменили. Мол, не он сейчас на троне сидит, а какой-то безродный мальчишка.
— Неужели то правда, Артамоша? — женщина встревоженно вскинула руки, с трудом веря в то, что ей рассказывал брат. — Как же так можно? Вот же он, государь! Вот он, на троне восседает. Где же ему еще быть-то?
Матвеев с усмешкой покачал головой, поражаясь простоте своей сестры. Женщина, что с ней взять…
— Сестрица, никто разбираться не будет с тем, где правда, а где ложь! Главное, голытьба начинает в это верить… Даже по дворцу начинают слухи ходить. Кое-кто из кормилиц сказывал, что к ним уже людишки подходили и про нашего Петрушу выспрашивали.