Ты мой худший вариант

– Простите, – я молниеносно отдергиваю руку от его лица, как будто от горячего чайника. – Просто он… он… говорил плохие слова! Да!
Громов тут же непочтительно фыркает. Кажется, его реально это забавляет.
– Плохие слова? – недоуменно переспрашивает мама.
– Да! Такое нельзя говорить в колледже, и я решила…
Я не договариваю, краснею и умолкаю, потому что звучит это все как полный бред, конечно.
– Истомина, но даже если так, – пафосно вступает в разговор Магда Валерьевна. – Вместо того, чтобы корректно сделать замечание, вы стали по-хамски кричать. Вас разве не учили родители, что недостойно на грубость отвечать грубостью? Тем более в стенах колледжа.
У моей мамы вспыхивает лицо, а на лице Магды появляется мерзкая улыбочка. Она явно не случайно сделала этот выпад. Старая стерва!
– Простите, – бормочу я. – Я все поняла и больше так не буду.
– А вы Громов? – нравоучительно обращается к нему Вадим Семенович.
– А я буду, – небрежно пожимает он плечами.
Типа ну и что вы мне сделаете?
Преподаватели хмурятся, но ничего не говорят. Просто делают вид, что инцидент исчерпан, и идут дальше – к лестнице, которая ведет вниз, на цокольный этаж, где у нас расположена столовая. И только мама в какой-то момент оборачивается и одними губами сообщает мне «Дома поговорим». Будь это в любой другой день, я бы точно мучалась предчувствием этого вечернего разговора, потому что мама умеет отчитывать так, что чувствуешь себя ужасно. Но сейчас я совсем про это не думаю: у меня есть другие поводы для волнения.
Едва стихают голоса преподавателей, как Громов кривит в усмешке губы и внимательно смотрит на меня:
– Хера себе ты наглая. А по виду и не скажешь! Боевой воробей.
– Я не хотела… Правда.
– Ладно, пошли в машину, – вдруг решает он. – Тут и правда дохрена народу.
– Зачем в машину? – пугаюсь я и судорожно оглядываюсь.
Как назло, мы сейчас на четвертом этаже, где почти нет учебных аудиторий, и поэтому в коридоре пусто.
– Что ты дёргаешься так? – хмыкает он. – Расслабься, кукла. Просто поговорим. Ты мне задолжала пару ответов.
– Никуда я с тобой не пойду!
– Поспорим? – приподнимает бровь Громов, и я сначала воинственно вскидываю подбородок, а потом мои плечи обмякают и я послушно киваю.
Конечно, я пойду с ним. Ну какой у меня выбор?
Он бесцеремонно хватает меня за запястье, словно подозревает, что я способна на коварный побег, и буквально тащит за собой на буксире в сторону выхода. Нам нужно преодолеть три лестничных пролета и вестибюль. А потом еще крыльцо и парковку.
Было бы здорово, если бы мы по пути никого не встретили, но… Но это большая перемена, и на Громова, который волочит за собой далеко не самую популярную студентку, не обращает внимания только ленивый.
Кто-то провожает нас неприятными ухмылками и отвратительными шуточками, а кто-то окликает Громова и спрашивает, за каким хером я ему сдалась. Но он всем отвечает одно и то же:
– Надо.
И вроде делает это с улыбкой, но как-то так, что никаких вопросов дальше не следует.
– Садись.
Громов распахивает дверь своей сверкающей белой машины – понятия не имею, что это за марка, я в них абсолютно не разбираюсь – и вталкивает меня на переднее сиденье. Я неуклюже стукаюсь коленкой об дверцу, когда туда лезу, а едва сажусь, как синтетическая ткань юбки начинает предательски скользить по кожаному сиденью и я едва не съезжаю вниз.
Это все так унизительно. Все же, если ты не создан для дорогих машин, то и нечего туда лезть.
К счастью, после неловких трепыханий я все же как-то умудряюсь там сесть, сжавшись в комочек и обхватив обеими руками свою сумку.
Громов уже сидит на месте водителя и расслаблен так, будто он сейчас у себя дома на диване.
– Что ты делала в кабинете этого мудилы? – спрашивает он с явным любопытством. – Давай, жги. Во всех подробностях! Мне интересно!
Я молчу.
Какое-то время Громов тоже молчит, но очень быстро теряет терпение.
– Кукла, не спи, – подбадривает он меня. – Я жду.
Его голос звучит достаточно дружелюбно, и я вдруг ведусь на это. Допускаю мысль о том, что он мог мне просто посочувствовать.
 
– Пожалуйста, можно… можно я не буду говорить? – отчаянно выдыхаю я. – Я не хочу про это все вспоминать!
– Можно, – его тон меняется так неожиданно, что я вздрагиваю. Теперь он холодный, резкий и повелительный. – Тогда раздевайся.
– Что?!
Мне кажется, я ослышалась.
– Раздевайся, – повторяет он с нажимом.
– Вы…ты… серьезно? – еле слышно шепчу я и еще сильнее сжимаю свою сумку, будто она сейчас может меня как-то защитить.
– Похоже, что я шучу?
Непохоже. У Громова сжаты челюсти и взгляд такой, что им можно резать стекло.
– Зачем? – я пытаюсь совладать с дрожащим голосом. – Зачем тебе это?
Я точно не отношусь к тому типу девушек, который может нравиться Захару Громову: за полтора года учебы здесь я успела изучить его вкусы. Не то чтобы я как-то специально за ним следила, но когда идешь по коридору, а Громов пихает язык в рот очередной брюнетке модельной внешности, сложно не обратить на это внимание. Да, он почему-то приближал к себе только темноволосых девушек, и Вишневская говорила, что Ева с третьего курса бегала за Громовым полгода, но пока она не перекрасилась из блондинки в брюнетку, у них ничего не было. Зато потом он трахнул ее в туалете – ну это опять же по словам Вишневской. Не знаю, насколько ей можно верить.
– Зачем мне это? – он тянет это таким тоном, будто вопрос абсолютно идиотский, а я – непроходимая дура. – Так. Послушай меня. Как там тебя? Лена?
– Лия.
– Неважно. Ты накосячила, я тебя прикрыл.
– Я тебя не просила!
– Я тебя прикрыл, – повторяет Громов. – Пошел с этим старым мудаком, выслушивал херню, которую он нес, обещал быть хорошим мальчиком и плюс остался ему должен.
– Денег? – это слово царапает мне горло.
– Услугу, – коротко хмыкает он. – Так вот, кукла, будет честно, если после всей этой фигни ты в качестве благодарности меня хотя бы развлечешь. Или историей про то, почему такая хорошая девочка, как ты, залезла в чужой кабинет, или своим стриптизом прямо тут, на парковке.
– Но тут же везде люди! И стекло… прозрачное!
– Ага, на то и расчет, – он удобно закидывает руки за голову и откидывается на спинку сиденья. Готовится смотреть. – Вряд ли у тебя под одеждой прячется что-то интересное, а так, со зрителями, будет хотя бы забавно. Выбор за тобой, Лейла.
– Лия! – я пытаюсь отстоять хотя бы остатки самоуважения, но получается плохо.
В сознании мелькает крохотная мысль о том, что я бы, может, и рискнула раздеться, будь мы совсем-совсем наедине и никто, кроме Громова, не смог бы меня увидеть. Я ловлю эту мерзкую мысль, прихожу от нее в ужас и быстро выпаливаю.
– Я расскажу!
– Ну вот. Сразу бы так, – тепло и обаятельно улыбается Громов, но я уже не обманываюсь его харизмой. Он расчетливая сволочь. И то, что он такой красивый, делает все только хуже.
Он лениво отбрасывает темные волосы со лба, и я замечаю то, что раньше не видела, потому что никогда не находилась к нему так близко: пирсинг на правом ухе в виде крохотного серебряного дракона. Необычно. Ему идет.
Ему все идёт.
– Я не собиралась причинять…ущерб, – говорю я, пристально разглядывая трещины и потертости на ручке своей сумки. – Это несчастный случай. Я просто хотела его напугать, ничего больше. Поэтому дождалась, пока уйдет секретарь, и…
– А ключ у тебя откуда?
– У мамы взяла неделю назад и сделала дубликат, – признаюсь я, и мне стыдно. Правда, стыдно. – Она же завуч, и у нее есть от приемной ключи. А сам кабинет секретарша обычно не запирает, я видела, когда заходила к ней.
– А ты продуманная преступница, – с одобрением кивает Громов. – И что дальше?
– Я зашла в приемную, закрыла за собой дверь, пошла в кабинет директора, а там оказалось ужасно темно. И у меня не получилось сделать то, что я хотела.