Даром (СИ)

— Но, кстати… кое-что случайно удалось узнать… Не о секте, а о вашей семейной ситуации. Ваша жена в курсе, что вы изменяете ей. И, похоже, подозрение в воровстве расстроило ее куда сильнее. Может, если вы поговорите начистоту…
— Вот оно как! Я-то думал, она не догадывается.
— Женщины всегда о таком догадываются.
— Думаете, Галина сможет меня простить?
— Как знать. В семьях случается всякое.
Клиент сплетает и расплетает пальцы, задумчиво смотрит в окно.
— Наш брак с Галиночкой с самого начала никому не нравился. Друзья настраивали ее против меня, лили в уши, что я ее не люблю, женюсь только ради бытового комфорта… Действительно, африканских страстей между нами не было. Галина просто устала от одиночества, она вообще сложный человек. Да и я не идеален. Но я ведь и правда ценю ее и уважаю, мы неплохо ладили, нам было лучше вместе, чем поодиночке… Неужели все обязательно должно происходить как в любовных романах, с фейерверком страсти, а все прочее попросту не имеет права на существование?
Выразительно откашливаюсь.
— Ох, простите меня, — вскидывается клиент. — Действительно, все это уже не к вам. Извините, загрузил вас своими душевными терзаниями…
— Ничего страшного, — улыбаюсь. — Никто не безупречен.
* * *
Оля деловито колдует на кухне:
— Давай сегодня котлеты доедим, а на завтра я голубцы заверну. Или лучше рыбный пирог испечь? С горбушей и картошкой, а?
— И голубцы, и пирог — замечательно. Сделай то, что тебе проще.
— Но я не хочу готовить, что мне проще! — Оля дует губки. — Я хочу приготовить то, чего ты хочешь!
Какая же она хорошенькая в коротком домашнем платьице и фартуке… Волосы собраны в высокий хвостик, выбившиеся завитки на шее чуть влажные от пота.
Наверно, после того, что я сейчас скажу, я потеряю ее. Но молчать дальше нельзя. Я должен отвечать за свои поступки, правильные или нет.
— Хорошо, пускай будет пирог. Оль… нам надо поговорить.
— Ой, какой ты серьезный! Хорошо, только я тесто замешаю сначала.
Не знаю, как я буду жить без нее и буду ли вообще. Но даже сейчас не могу найти в себе ни капли сожаления о связи с Марией. Я привык всегда поступать правильно — вроде как все мы с детского сада знаем, что правильно, а что нет. Вот только тот быстрый жесткий секс в кабинете — это и было правильно. Он словно бы поставил на место кусочек моего внутреннего пазла, который всю жизнь у меня пусть чуть-чуть, но не складывался. И дело тут не в Марии, хотя она красивая женщина и умный интересный человек. Дело во мне самом.
Я ведь всю жизнь старался сделать как можно больше для других. Защищал своих близких и тех, кто обращался ко мне за помощью. Даже, может, иногда перегибал палку с контролем… что ж, Дары с насилием над чужим сознанием просто так на ровном месте не появляются. Я делал что-то для других, потому что это нужно было мне самому. Оно тоже ставило на место куски внутреннего пазла, я становился более целым, чувствовал себя живым. А вот забил человека прикладом я для себя — не для Сереги, ему это уже не могло помочь. И никакого сожаления я не испытывал ни тогда, ни теперь. Эта связь с Марией — тут так же. Она для меня правильна. Если в итоге я потеряю Олю — значит, таким будет последствие. Но лучше отказаться даже от самого дорогого человека, чем от себя самого.
Оля тупой стороной ножа счищает с пальцев остатки теста, прикрывает миску льняным полотенцем, моет руки. Улыбается легко и весело:
— Ну, чего такое? Что ты хотел сказать?
Собираюсь, как перед прыжком в холодную воду:
— Оля, дело в том, что я…
Звонок в дверь.
— Откроешь? — спрашивает Оля.
— Да, конечно.
На пороге стоит Юлька. Ну и дела! Для ее выросшего в интернете поколения заявиться в гости без звонка — все равно что в арктическую экспедицию отправиться.
— Юль, случилось чего?
— Нет-нет… Дядь Саша, прости меня пожалуйста. Я очень плохо себя повела и больше так не буду.
Морщу лоб. А, глупая ссора на семейном обеде… Да, там племяшку занесло.
 
— Да я уж и забыл почти… Ты молодец, что попросила прощения. Ценю. Но ничего страшного не случилось, правда. Заходи.
Юля входит, снимает сапожки и парку, здоровается с Олей. Проходим в гостиную.
— Сама не знаю, чего на меня накатило… — оправдывается Юля. — Я не имела этого всего в виду по-настоящему, чесслово.
— Ладно, Юль, проехали. В семье всякое бывает. Никто не безупречен… И твоя мама…
— Кроме тебя, дядь Саша.
Вздыхаю:
— Не-ет… Ты даже не представляешь себе, насколько это не так. Знаешь, все люди что-то скрывают. Я и стал детективом, потому что мне было интересно, что именно…
— Я думала, ты стал детективом из-за Дара.
Племяшка выглядит печальной и потерянной. Все еще переживает, что не случилось Повтора? Ну, кто бы не переживал на ее месте. В ее классе две трети учеников — одаренные, Юля рано пошла в школу.
— Знаешь, почему я создал свое агентство?
— Почему?
— Куда проще было бы служить в полиции, там с меня бы пылинки сдували. Я раскрывал бы преступления, обезвреживал преступников, чувствовал бы себя нужным… и превратился бы, по существу, в инструмент. Ценный — но инструмент. Я видел такие истории. Причем чем более полезный и редкий Дар у человека, тем менее значим на этом фоне он сам.
— Но все-таки… ты прикинь, каково это — остаться без Дара. Когда у всех, кто чуть старше, Дар есть.
Дети и подростки, разумеется, не были свободными от Дара в том смысле, как мифические праведники, которых я упрямо продолжал искать. Чужие Дары на них действовали, а вот своих им не досталось. Представляю, как это усиливает обычное для подростка ощущение беспомощности и ненужности.
— Юль, я могу сказать тебе, что все одаренные, кроме глупых юнцов, без секунды колебаний обменяли бы свои Дары на твои семнадцать лет. Я знаю, что в твоем возрасте это так не выглядит. Помнится, сам так же смотрел на тупой взрослый мир с его непонятными правилами. Казалось, все в этом мире уже поделено, а передо мной никто ковровых дорожек расстилать не собирается… Ну и прыщи, конечно же. Ух, как же я страдал из-за прыщей, ненавидел просто рожу свою в зеркале! Юность кажется сокровищем, только когда остается позади.
Юлька улыбается и пожимает плечами. Сегодня она не носит эти дурацкие кольца в бровях. Неужели наконец поняла, что они смотрятся глупо и совсем ей не идут?
— Ой, а что это у тебя? Ловцы снов, те самые! Пять… нет, шесть коробок… А я два заказала, себе и маме, но очередь подойдет через месяц в лучшем случае.
Действительно, изящные коробочки с ловцами снов сложены на полке шифоньера. Алина присылает мне новый каждую неделю. Ее поделки внезапно вошли в моду, да и в целом дела у девушки идут на лад — видел краем глаза в соцсети ее фотографию с каким-то пареньком. Но что мне делать с этими подарками… Выбросить рука не поднимается, а использовать, после того перышка, неохота. Знаю, что сейчас эти поделки несут в себе заряд покоя и позитива, но как-то не тянет больше на эксперименты. И Юльке отдавать тревожно. С другой стороны, она же все равно их купит.
— Забирай, мне без надобности. Раздаришь подругам.
— Спасибо-спасибо! Вот же повезло с Даром этой девушке!
— Не так уж повезло, Юль. Ее из-за этого Дара чуть не убили.
— Дядь Сань, а зачем, по-твоему, было Одарение?
И этой подавай смысл и цель… Я как-то всерьез и не задумывался. Хотя ответ очевиден:
— Одарение нас раскрыло. Вытащило наружу то, что мы прятали даже от самих себя, и кинуло на всеобщее обозрение. А потом еще и намертво привязало нас к этому. К тому, чем мы были в один определенный день. Мы изменяемся, а Дар — нет. Я бы, может, и хотел избавиться от гиперконтроля… но как это теперь сделаешь. Ты, на самом деле, свободнее, чем любой одаренный. Такое вот цыганское счастье вашему поколению вышло…
— Дядя Саня… — Юля заплетает в косички бахрому пледа, — то, что я о маме тогда сказала… это, ну, не… Никто не считает, что ты виноват в том, что случилось с Олегом.