Опьяненные зноем
Она покачала головой.
— Ну что ж, спасибо и на этом. — Встав, он, мягко ступая, приблизился к Шарлотте и взял ее руки в свои. — Простите меня, — искренне попросил он.
Шарлотта улыбнулась и кивнула, принимая извинение. Стоя рядом, Дункан касался только ее рук, но стоило лишь ей взглянуть на его черные как смоль волосы и в его голубые глаза, как она вспомнила генерала… ее призрак, ее фантазию. Ночами, прислушиваясь к его шагам и смеху, она думала о том, что погружение в прошлое, занятия наукой, карьера лишили ее способности радоваться жизни такой, какова она есть. Реальный, живой мужчина — не призрак. Реальные мужчины не любят слишком разумных женщин. Реальные мужчины не любят также практичных и волевых женщин. Реальные мужчины не бывают такими чувственными, как ее привидение… А она живет своими фантазиями. Настоящий Дункан — сильный, привлекательный, у нее захватывает дух от него, но нравится ли она ему? Как может она ему нравиться? Они же едва знакомы.
Тем временем он поглаживал ее плечи, притягивая ее к себе все ближе. Шарлотта облизнула губы. Он коснулся ее волос, и в этот миг Шарлотта почему-то поняла, что все у них началось неправильно и того, что происходит, не должно было быть. Дункан Толливер должен уйти из ее жизни. А она останется ни с чем, даже без привидения.
— Шарлотта…
— Пожалуйста, — попросила она, и голос ее дрогнул, — не надо пустых обещаний, я не стану задавать вам вопросов и распространять слухи о привидении из Толливер-хауса, если вы… если вы не станете давать пустых обещаний.
Дункан нахмурился, стараясь понять, о чем она говорит. Он просто хотел попросить ее начать все сначала, встретиться завтра с ним и поужинать вместе, а потом пойти в театр. Но, возможно, так даже лучше. Ее брат предупредил его, что Шарлотта независимая женщина, которой нравится ее спокойная и одинокая жизнь. У Дункана тоже было одиночество, но покоя он не знал никогда. Какое право он имеет врываться в ее жизнь и нарушать ее покой? Он и так уже много чего натворил. Но разве он теперь оставит ее с этой кукурузной мукой и дурацкими аппликациями на фартуке? Она трепетная, живая, она заставила его кровь закипеть… и будь он проклят, если он уйдет просто так.
В его улыбке были нежность, удивление и решительность.
— Никаких пустых обещаний! Но я попросил бы вас все же пообещать мне хотя бы одно, — бодро согласился он, — поужинать со мной завтра вечером в… о, я же забыл про Барнаби! Если станет известно, что нас с вами видели вместе, он снова явится сюда, начнет вынюхивать и узнает про генерала. Это повредит моей репутации, а я как раз начинаю переговоры насчет "Нашвиллской телеграммы". Можете себе представить, что тогда начнется! — Он с досадой вздохнул. — И потом Тельма, конечно… Плохо, если она даже просто узнает, что Дункан Толливер в городе, но, если она узнает к тому же, что я болтался по дому и был в библиотеке…
Шарлотта улыбнулась в ответ изумленно, но с пониманием.
— Не беспокойтесь, Дункан, я готова подождать, пока все утрясется.
— У меня есть ужасная особенность немедленно поднимать шум там, где я появляюсь, — сухо сказал он. — Но сейчас мне ужасно не хочется выглядеть идиотом. Дорогая, я мечтаю узнать вас поближе, но мне нужна газета, и еще я хотел бы помочь Тельме, чем смогу.
— В таком случае нам лучше продолжать поддерживать слухи о привидении из библиотеки… — Шарлотта произнесла это драматическим шепотом, но глаза ее искрились смехом. Неужели он назвал ее дорогой? Сердце ее пело. — Только подумать, еще сегодня днем я изобретала способ погубить вас! Я… нет, вы правда считали меня мошенницей?
— Еще какой! — ответил Дункан с напускной важностью. — Может быть, у меня до сих пор оставались бы сомнения, но ваш брат сообщил мне кое-какие факты насчет вашей книги кулинарных рецептов. Вы до сих пор не получили ни цента из обещанного аванса, не так ли?
— Мне каждый день говорят, что я получу извещение с завтрашней почтой.
— Теперь ясно, почему ваш банковский счет в таком состоянии.
Шарлотта нахмурилась, но ей не хотелось сердиться, и она рассмеялась. Интересно, что почувствовал человек, владеющий миллионами, узнав банковский счет некой Шарлотты Баттерфилд? Впрочем, ему видней!
Она сварила кофе, и на этот раз они уселись за большой дубовый стол друзьями. "Дункану так подходит этот старинный чинный дом, — подумала Шарлотта. — А почему бы, собственно, и нет? Ведь он Толливер. Хоть и Дункан, но Толливер". Вдруг она почувствовала, как несправедливо со стороны Тельмы проклинать человека, которого та и в глаза не видела, лишь за то, что его зовут Дункан… И Шарлотта решила, что непременно найдет способ примирить Тельму с Дунканом.
— А над чем это вы постоянно смеетесь? — подозрительно спросил Дункан. — У вас такой вид, будто вам все время показывают палец.
— Я просто подумала о том, как трудно будет объединить последних Толливеров. Тельма тут же узнает вас по вашим голубым глазам и черным волосам.
— А мне говорили, что ни одна женщина не может устоять перед черноволосым мужчиной с голубыми глазами, — медлительно и важно произнес он.
— Разве? Но Тельма говорит, что генерала считали сущим дьяволом.
Дункан весело расхохотался. Он закатал рукава рубашки, и Шарлотта вновь отметила, какие сильные и мускулистые у него руки. Ей вдруг показалось, что даже современная одежда не очень изменила его. В чем-то он остался тем генералом, которого она видела во сне.
— Судя по всему, Тельма — дама с характером, — заметил он. — Скажите, Шарлотта, как вам удалось так быстро завоевать ее расположение?
— А откуда вы знаете…
— От Оранда Смита. — И Дункан рассказал ей о своей встрече с директором дома для престарелых.
— Понимаю. Попробуй только сделать доброе дело — и тебя тут же начнут преследовать. — Шарлотта, в свою очередь, рассказала Дункану о своем разговоре с Мэри-Джо и о том, как ее тетушка приняла их предложение.
— Мне кажется, она понимает, что Мэри-Джо не в состоянии справиться с домом. Они обе это понимают.
— А согласятся ли они принять от меня помощь, как по-вашему? — вздохнув, спросил Дункан.
— Для Мэри-Джо вы совершенно чужой человек, она не воспринимает вас как родственника, а Тельма скорей примет помощь от Сатаны. Но даже если вам удастся завоевать ее доверие, она не примет от вас помощи до тех пор, пока не заслужит ее. Она называет это "гордостью Толливеров".
— Но это простое упрямство.
— Называйте это как хотите.
— Скажите, Шарлотта, если бы у вас были миллионы, а две последние оставшиеся в живых женщины из вашей семьи бедствовали бы, неужели бы вам не захотелось им помочь?
— Я вас прекрасно понимаю, — ответила она. "Если бы у вас были миллионы…" Когда он произнес это, она как-то реальнее себе все представила. Вспомнила о собственном счете в банке — в данный момент на нем было, кажется, четыреста двадцать долларов…
— Возможно, именно поэтому я так легко поверил, что вы намерены обворовать Тельму, — задумчиво, словно размышляя вслух продолжал Дункан. — Я почувствовал себя ужасно виноватым, узнав, что моя единственная родственница, девяностопятилетняя женщина, доживает в нищете. — Он посмотрел на Шарлотту, и ему показалось, что он знает ее всю жизнь. Может быть, он и мечтал именно о такой — с непослушными волосами и нежным сердцем? "Терпение, старина", — сказал себе Дункан. Он должен купить газету, заняться делом, а потом уж без оглядки влюбиться в эту маленькую проказницу, которая, правда, может и не влюбиться без оглядки в него. Если отбросить в сторону плотское влечение, то он олицетворяет собой все то, что ей не нужно в жизни.
— Должен сказать вам, Шарлотта, что за всю неделю я ни разу не выспался, и вы, насколько я понимаю, тоже. — Он загадочно улыбнулся. — По крайней мере, не должны были выспаться!
— Вы хотите сказать, что весь этот тарарам наверху должен был помешать мне спать? — Она небрежно махнула рукой и засмеялась. — Я думала, что вы — летучая мышь, и, повернувшись на другой бок, засыпала.